Тайна Змеиной пещеры(Повесть)
Шрифт:
Михайло тем часом нашел председателя, но долго не мог уговорить его поехать в кузню. Под конец разговора он обозвал колхозного голову несговорчивым цыганом, несмотря на то, что председатель выгорел на солнце и был светлым, как сноп золотистого жита. Это рассмешило председателя. Он посмотрел на Михайлу попристальнее и сделал заключение: «Толковый цыган, видно. И кони добрящие у него. Ось сварить на наковальне мудрено, да еще большая мудрость нужна, чтоб тебя, к колхозному делу приковать. Хоть на уборку бы, по крайности».
Председатель протянул руку:
— По рукам! Но чур, плату, наперед, сразу.
— Ты что, добрый человек,
— Чего нет, того нет, — согласился председатель. — Видишь, грабли стоят пароконные? Запрягай — и до ночи, а потом до утра… при луне. Не то твои жеребцы скаженными станут. Утром получишь ось. Но, чур, уговор. Будешь плутовать — за селом ось твоя лопнет. А если по-нашему, по-христиански, поработаешь — ось тебя переживет. Идет?
— Ай, какой же ты хитрый, председатель. Хитрее того цыгана, что из медного гроша золотые перстни для молодух делает. Ты что же, захотел меня присушить к колхозной работе? У меня там по селу цыганка с цыганенком голодные ходят.
Председатель пообещал найти их и покормить. Потом позвал бригадную повариху.
— Горпыно, на твоей совести здоровье вот этого хитрющего цыгана. Кандеру ему побольше и мяса. Привезу цыганку с цыганенком, и их накормишь. Хотя их я и дома покормлю.
Михайло согласился:
— Ладно, председатель. Остаюсь. Поймал ты меня на колхозный крючок. Только без обману, по-честному — это мы, цыгане, очень уважаем.
Цыганку и цыганенка председатель нашел за ближним лиманом под кибиткой, в холодочке. От обеда она не отказалась, только удивилась: почто председатель так о цыганах убивается?
Шли торопко. Председатель наслушался похвал и обещаний счастья, доброй доли и удачи в казенных делах.
У самого председательского двора вдруг вышла заминка. Цыганенок схватил мать за подол, цыганка остановилась, потом запричитала и кинулась бежать, посылая на голову председателя все кары господние.
Дома все прояснилось. Вволю посмеялись. Отец велел Антону взять ложки, казанок с супом и поживей бежать к цыганам за лиман.
Что делать? Уговор надо выполнять.
Цыганка оставила сына под кибиткой, а сама пошла искать запропавшего Михайлу. Цыганенок держал в каждой руке по булыжнику и грозил Антону. Пришлось подъезжать и так и эдак, улыбаться, рискуя получить по лбу. У самой кибитки Антон опустился на колени, вытер рубахой ложку и принялся хлебать наваристый суп. Цыганенок не выдержал и рассмеялся. Пока ели суп, подружились. Звали цыганенка Сергеем, мать — Эсмой, а отца, как уже известно, Михайлом. После обеда Сергей показал Антону ожоги на животе, смазанные куриным жиром.
К вечеру в село прискакал Михайло, нашел председателя и при всем конторском народе устроил ему разнос:
— Ты что ж это, председатель, бедных людей катуешь? За что цыганку с цыганенком арестовать задумал? А? Колхозная твоя голова! Куда мальчонку моего задевал? Мать его нигде не найдет. Да я тебе все село сожгу за такую несправедливость! Давай ось! Я для твоего колхозу «Напрасный труд» три нормы в поле одолел! А ты так-то держишь свое поганое слово?
Трудная у председателя в тот вечер выдалась работа. Поел он «цыганской каши» вволю. Гневных слов у Михайлы было хоть пруд пруди. «Записать бы их, — подумал председатель, — ох, и пригодились бы в разговоре с некоторыми колхозничками!»
Цыганенка искали всей конторой, пока-таки нашли. Они с Антоном преспокойно охотились на лягушек.
— И все равно недобрый ты человек, председатель, стоял на своем цыган. — Зачем напугал цыганку мою и цыганенка? Давай ось, поеду в другое село.
— Нечего тебе ездить. Гони коней в поле. Слово ты свое не додержал немного. Утром приходи в кузню, вдвоем ось варить будем.
Михайло, заскрипев зубами, согласился. Тотчас ускакал в поле, а ночью вдруг появился верхом под окнами председательской хаты.
— Сломались грабли, председатель. Поедем чинить. Чтоб не подумал, что цыган тебя на обман берет, поедем.
Поехали, починили и до утра работали вдвоем.
Дарья до самой зорьки пролежала, не сомкнув глаз. Чудилась ей в цыгане какая-то темная сила. Все передумала, пока не явились поутру муж и вся цыганская семья во двор.
Вместе завтракали. Михайло был в ударе. Ел много и еще больше хохотал над собой, над цыганкой и над цыганенком, выслушав притчу о курице. Словно захмелевший от ночной работы, от смеха, от сытной еды, он хлопал председателя по плечу и лез обниматься.
— Прости меня, председатель, за то, что я тебя обругал. Скажи, как зовут тебя, век помнить буду.
— Зовут меня Грицьком.
— Нет-нет, ты мне скажи, как тебя по батюшке величать. Ты большой человек, доброе у тебя сердце. Слово цыгана, не растет в душе твоей крапива. Говори же, как тебя по батюшке зовут?
— Ивановичем.
— Грицько Иванович? — переспросил цыган. — Ох, запомню…
Эсма тоже перестала дичиться, весело сверкали ее черные глаза, было видно — хорошо ей, поверившей, что зла на нее хозяйка не помнит и угощает от души. Сергей не расставался с Антоном.
В кузне пахло гарью и окалиной. Под потолком замысловатыми разводами висел дымок. Антон и Сергей то по-очереди, то сразу вместе висли на конце коромысла, с помощью которого приводились в движение кузнечные меха. Коромысло шло вниз со скрипом, вверх поднималось само по себе. На другом его конце висел противовес. Скрип коромысла перемежался со вздохами мехов. Скрип — ух-х, раз за разом, раз за разом. Глубоко дышал и искрился горн.
Председатель ворошил угли, сдвигал их один к другому, засыпал сверху угольной пылью. Пламя пробивалось сквозь черный панцирь наружу. Сначала красные, потом оранжевые языки плясали над горном. Постепенно все накалялось, угли начинали светиться изнутри, пламя голубело и золотилось — все сливалось и становилось раскаленной массой, на которую смотреть так же трудно, как и на солнце в жаркий полдень, когда оно напоминает собой котел, заполненный до краев кипящим золотом. Торчали из горна концы сломанной оси. Вокруг наковальни нетерпеливо топтался цыган. Чувствовался в каждом его движении неудержимый порыв, желание помочь.
По особым, только глазу мастера известным, переливам металла председатель решил про себя: «Готово», а цыгану сказал:
— Молот!
Тот схватил кувалду, стоял легко, чуть-чуть пружинясь. Председатель выхватил из огня ось. Раскаленные концы соединил на наковальне. Ось так была накалена, так играл, переливаясь металл, что даже очертания металла расплывались в глазах.
— Удар! — сказал председатель.
— Гех-х, — ударил цыган, кряхтя с огромным удовольствием.
— Еще — удар! Левее! — просил председатель.