Тайна Зои Воскресенской
Шрифт:
Но эти строки наводят на размышление о том, что и в последующие годы отношение к сотрудникам разведки не слишком изменилось, тем более если сравнивать их материальное обеспечение с сотрудниками других зарубежных спецслужб.
Я моложе Зои Ивановны ровно на 25 лет. В 1955 году она ушла в отставку, а я пришел на работу в органы государственной безопасности. Но отношение к материальному обеспечению сотрудников осталось то же. Конечно, эти люди неплохо обеспечены в сравнении с другими категориями граждан. Но вот что наводит на грустные размышления. Выезжая за рубеж, разведчик легальной резидентуры работает там в каком-то учреждении и соответственно получает зарплату, равную по должности так называемому «чистому» сотруднику, то есть человеку, который не связан с нашими спецслужбами. Но сотрудник
«Подожди, подожди! – скажет мне читатель. – А зарплата в Союзе, которую он получает в рублях?» Да, ее он получает, но далеко не полностью, а лишь от 25 до 50 процентов. А там, за границей, когда «чистый» сотрудник, скажем, посольства, по окончании рабочего дня возвращается домой к своей семье, разведчик только начинает, как правильно пишет Зоя Ивановна, свою многотрудную деятельность.
Или обеспеченность разведчиков жильем. (Я не имею в виду квартиры на родине. Здесь, если сотрудник не имел своего собственного жилья, его просто не посылали в загранкомандировку, а вместо него ехал другой человек, уже имевший квартиру, хотя подчас это было не равнозначной заменой и, естественно, сказывалось на интересах дела. И давать его не торопились, поэтому большинство сотрудников разведки живут в кооперативных домах, то есть в квартирах, купленных за. свой счет). Так вот я имею в виду обеспечение жильем в период работы в заграничной командировке. Сотрудник, тем более если он дипломат, получает квартиру, за которую платит частному владельцу из государственных средств. Хорошо?! Да, отлично. Но опять же сравнения!
Мне приходилось в 70-е годы работать в тогда еще Западной Германии и иметь общение с представителем Центрального разведывательного управления США. Я жил в трехкомнатной квартире с женой и маленьким сыном, за которую платил из государственной казны. Хорошо?! Превосходно! Эта квартира была метражом больше моей московской квартиры, к тому же десятки лет я вообще не имел собственного угла. Но… мой американский коллега, находясь в такой же должности, что и я, пользовался двухэтажной виллой, имея такую же семью – жену и маленького ребенка.
В своей книге Зоя Ивановна пишет о предательстве Петрова – Пролетарского в Австралии и его подозрительном поведении во время пребывания в Швеции. Поражает в этом рассказе прежде всего то, что честному! принципиальному работнику, в данном случае Зое Ивановне, приходилось доказывать – и кому – собственному начальству свою честность. А руководство Разведки, имея достаточно фактов, не хотело отстранить Петрова от оперативной работы и послало его в очередную командировку в Австралию. Почему?
Гем не менее предательство Петрова – Пролетарского было, пожалуй, единственным «проколом» нашей разведки в течение нескольких десятилетий. А потом? Потом предатели в 1960, 70 и 80-х годах стали появляться как опарыши. И каждый из них стремился показать свою наибольшую лояльность той стороне, куда он перебежал, и готов был выдавать секреты, о которых знал, а заодно и те, о которых мог лишь догадываться. А ведь каждое предательство стоило государству очень дорого – нужно было менять так называемых «засвеченных» сотрудников, на подготовку которых были затрачены большие суммы и которых нельзя больше использовать на оперативной работе, направлять новых, подчас недостаточно подготовленных, и так далее. Одним словом, много негативных явлений связано с предательством, не говоря об интересах самого дела.
Моя оперативная судьба избавила меня от общения с предателями, но дважды и на меня пахнуло этим мерзким зловонием. С одним из таких ублюдков я формально работал в одном отделе, но, к счастью, в разных странах, и поэтому практически мы друг друга не знали. Со вторым, получившим потом псевдоним «Гнес», мне предстояло свидание. И повезло там, где обычно людям не везет – у меня лопнуло колесо. И поскольку я был начинающим водителем, то на замену его у меня ушло много времени, и я, теперь в этом не сомневаюсь, к счастью, опоздал на встречу с предателем.
Так почему все-таки в последние десятилетия резко возросло количество предательств? Разумеется, в каждом конкретном случае налицо целый комплекс своих, сугубо индивидуальных причин,
Что же делать? Возможно ли вообще свести до минимума такие постыдные факты? При нынешнем состоянии общества – очень трудно.
Разумеется, надо улучшить работу по изучению и подбору кандидатов на службу в разведке; повысить материальное благосостояние сотрудников разведки тоже необходимо в соответствии с реальной затратой их физического труда и нервного напряжения, но при этом усилить и уголовную ответственность за государственную измену. По-моему мнению, каждый факт измены должен автоматически нести за собой смертный приговор, который обязательно самой разведкой должен быть приведен в исполнение. Предателям, тем более из разведки, снисхождения и пощады быть не может.
Глава 9. Любовь и верность
Ближайшая подруга Зои Ивановны Надежда Доминиковна Синицкая-Осипова рассказывала мне, как Воскресенская и Рыбкин стали супругами:
«Я познакомилась с Зоей Ивановной что ни есть в самый Новый, уже 1936 год.
В советскую колонию в Хельсинки, где я в то время жила с мужем, который работал в торговом представительстве и занимался продажей нефтепродуктов за границей, примерно полгода назад приехала высокая, молодая и красивая женщина. Об этом я знала из разговоров с другими женщинами, но сама ее не видела.
И вот, когда все собрались вместе, чтобы отметить Новый, 1936 год, вновь вспыхнули разговоры о Зое Ивановне.
– Приехала холостячка, чтобы наших мужей сбить с толку.
– Перед такой женщиной ни один мужик не устоит.
– Не хватало нам забот, так черт бабу прислал.
Но тревожные ожидания наших женщин не оправдались, на новогоднем вечере Зоя Ивановна не появилась. Минут через тридцать – сорок после традиционного тоста я поинтересовалась у кого-то, а почему нет нашей новой сотрудницы, она что, брезгует нашим коллективом? Но мне сказали, что она неожиданно заболела и потому не смогла принять участие в новогоднем вечере. Зная, что Зоя Ивановна живет одна в этом же доме, я взяла бутылку вина, собрала кое-какую закуску и поднялась к ней в комнату. Это была действительно молодая, высокая и очень миловидная женщина. У нее, оказывается, обострилось заболевание печени и она решила не ходить на новогодний праздник, чтобы ее поведение не восприняли как каприз: ведь она вынуждена соблюдать определенную диету. Мы просидели с Зоей Ивановной почти всю ночь вдвоем, болтая о женских всячинах. Так мы с ней познакомились и сразу же сблизились. Наша дружба кончилась только с ее смертью в январе 1992 года.
Мы проводили вместе много времени, порою к нам присоединялся мой муж. А когда в Хельсинки приехал Борис Аркадьевич Рыбкин, это уже была компания.
Вскоре Зоя Ивановна отказалась от своего жилья и поселилась в одной из комнат нашей квартиры. Поэтому, как правило, мы встречались у нас – к нам приходил Борис Аркадьевич. Очень скоро я стала замечать, что он неравнодушно относится к Зоеньке. И она, как я почувствовала, тоже к нему питала симпатии.
Мои догадки очень скоро оправдались. Однажды Борис сказал мне, что Зоя ему очень нравится, но она, по его мнению, на него не обращает никакого внимания. Я ответила ему, что он не прав, и просила поверить моему женскому чутью. Он сомневался. Тогда я предложила: «Знаешь что, Борис?! Вот пока Зои нет, забирай ее вещи и вези к себе. А когда придет, заявлю ей, что она больше здесь не живет, и все объясню».
Так мы и сделали. Когда пришла Зоенька, она сразу же заметила опустевшую комнату, а я с серьезным видом выпалила: «А ты здесь больше не живешь». От изумления и непонимания она лишилась дара речи. Тогда я обняла ее и добавила строго: «Ну хватит мучить мужика. Ты что, не видишь, он уже весь высох?» И, уже смеясь, все ей объяснила. Поскольку все ее вещи действительно были у Бориса, она под моим «конвоем» отправилась к нему домой. Так, словно в сказке, они и стали жить-поживать.
Впоследствии мы с Зоей Ивановной часто прохаживались вместе по улицам Хельсинки. И только много позже я поняла, что зачастую эти прогулки использовались ею и для того, чтобы убедиться, нет ли за нами слежки. Поняв это, я уже сознательно стала помогать ей обнаруживать за нами наблюдение или с кем-нибудь тайно встретиться.