Тайна золотого орла
Шрифт:
Корпусный сад был разбит в форме правильного круга, от которого радиально-симметрично расходились восемь совершенно прямых, словно стрелы, улиц. С высоты птичьего полета зеленые насаждения и расходящиеся улицы напоминали солнце с симметричным узорчатым крестом от пересечения главных аллей.
Пять лет назад парк сильно проредили, вырубив множество старых и сухих деревьев. Срубили деревья и с клумб центральных аллей, а вместо них посадили молодые туи, сделавшие вид парковых дорожек грациозным и торжественным. В саду было еще множество маленьких аллеек, и одна дорожка обходила его по кругу, слегка изгибаясь возле выходов подземных переходов.
Площадь вокруг Корпусного
Войдя в парк, друзья увидели большую толпу, разноцветным обручем опоясавшую постамент памятника. Толпа мерно гудела. Виднелись как военные, так и штатские, как студенты, так и пенсионеры. То там, то тут шныряли озабоченные стражи порядка, буравя взглядом каждого. Удивленные иностранцы, развернув рекламные проспекты с изображением памятника, шумно сравнивали его с оригиналом.
Диме бросился в глаза один тип неприятного вида. Среднего роста, худой, сутулый, с острым горбатым носом и черными густыми усами. Но самое главное было в его глазах: колючих, холодных, пронизывающих насквозь. На его тощей фигуре болталась мятая коричневая рубаха и выцветшие джинсы. Привлекла внимание старинного вида зеленая холщовая сумка, небрежно переброшенная через плечо и закрепленная на поясе. Человек этот внимательно изучал орла, затем бросил на Томина взгляд, от которого мурашки побежали по спине, и быстро затерялся в толпе.
«Где-то я его видел, – мимоходом подумал Дима. – У него картинная внешность. Этому человеку больше подошел бы кафтан семнадцатого века, нежели современная одежда».
Ребята подошли ближе, подняли головы и ахнули. Золотой орел – визитная карточка Полтавы – сидел на вершине колонны растерянно и сиротливо, словно мокрая курица. В клюве у гордой птицы отсутствовал лавровый венок.
Глава 2
Невероятная сиреневая роща
Встревоженные исчезновением венка, ребята долго бродили в толпе возле памятника. Обошли его несколько раз, прислушиваясь к разговорам зевак, но ничего существенного из них не почерпнули.
Одни говорили, что венок отпилили сверхточной алмазной пилой, а места надпила снова покрыли золотом. Другие утверждали – только венок из золота, а остальные части памятника оказались из меди, потому его ювелирно отпилили, не оставив следов. Третьи уверяли – венок подвергся коррозии, прогнил в месте соединения с клювом и отпал сам. Ходили еще более нелепые слухи, что вместо прежнего орла посадили другого, точно такого же, только без венка, покрытого медью и начищенного до блеска.
Все эти версии не вязались с элементарной логикой. Например, почему другие позолоченные части памятника, такие как изломанные стрелы войны, золотая табличка и символический ключ, остались нетронутыми? А до них добраться куда легче, ведь орел сидел на высоком сферообразном постаменте.
Когда толпа начала понемногу расходиться, Дима с Андреем решили пойти на Белую беседку, затем вернуться домой и встретиться уже вечером. До выхода из сада шли в напряженном молчании, а когда спустились в подземный переход «Злато мисто» с зеркальными витринами и равнодушными охранниками на каждом углу, Андрей не выдержал:
– Не могу понять, что они тут охраняют? У них под носом с двенадцати метров отрезали венок у орла, а им все равно! Как можно было на виду у всего города, с такой высоты спокойно снять венок и остаться незамеченными? Ведь даже ночью сад освещен!
– Элементарно, – ответил Дима. – Ты замечал у орла серую спину? Там любят сидеть птички, поэтому каждый год орла чистят. Подъехали на машине с подъемником, в желтых жилетах, как работники ЖЭКа, преспокойно отрезали и уехали. Никто даже внимания не обратил. Меня интересует другое: почему целы стрелы войны, если это охотники за золотом? Ведь их срезать куда легче, чем венок!
– Может, в спешке забыли, – предположил свой вариант Андрей, – нервы-то на пределе были, когда пилили, или что спугнуло.
– Возможно, – задумчиво сказал Дима. – Только сдается мне, тут действовали профессионалы, и ничто их не спугнуло. А в пропаже венка кроется какая-то тайна – уж очень многое не вяжется и ничего не ясно.
– Тебе везде мерещатся таинственность и мистика, – возразил Дорошенко. – По-моему, тут обычная уголовщина. А в любом преступлении сразу ничего не ясно. Впрочем, вечером по телику посмотрим новости. Возможно, уже будут предварительные результаты.
От Корпусного сада до Белой беседки располагалась самая историческая и престижная часть Октябрьской. На этом участке она становилась пешеходной, и подземный переход ступенчатым зевом ложился прямо на середину улицы. Выйдя на поверхность, попадаешь в самую гущу неспешного карнавала из каменного паркета мостовой, лепных украшений фасадов, свежей зелени лип, ярких витрин и постоянно льющейся откуда-то медленной музыки.
На пестрых лоточках продавали сувениры и разную мелочь. Уличные музыканты играли на скрипках, флейтах, аккордеонах и других не тяжелых инструментах. Тут же художники совсем не дорого и достаточно быстро готовы нарисовать ваш портрет или дружеский шарж. Барды, закатывая глаза, пели под гитару. Иногда появлялась уличная клоунада с ярко раскрашенными клоунами, смешно копирующими прохожих. Словом, даже пройтись по этому отрезку Октябрьской было весело и приятно.
Здесь же был сгусток достопримечательностей и просто красивых зданий: барельефный треугольник театра Гоголя, почивающий на массивных колоннах; зеркальная полусфера Национального банка; здание Краеведческого музея в казацком стиле, ощетинившееся заостренными башенками; пухленькая Спасская церковь, выдержавшая без разрушений три осады (в ней молился царь Петр после Полтавской битвы), и, словно невеста в белом венчальном платье с золотой короной на голове, – церковь Успения Божьей Матери. А рядом, как надежный защитник, белоколонная классическая колокольня с высоким, пикообразным шпилем. Поистине симфония в камне!
С противоположной стороны Успенской церкви находилась усадьба писателя Ивана Петровича Котляревского, родоначальника украинской литературы. Именно здесь он написал «Наталку Полтавку», «Москаля-чаривника» и «Енеиду».
И в завершении этой архитектурной сюиты, как последний аккорд, была Белая беседка – ротонда из восьми стройных колонн, поддерживающих символическую гигантскую подкову.
А что находилось за ней? А за ней – небо сливалось с землей, и открывалась невиданная панорама, и сердце замирало в груди от ощущения восторга и полета. За ней – на рассвете, из зеленого бушующего океана, выплывало ласковое солнце и освещало лучезарный город. А вечером в бездонном небе зажигались миллионы звезд, и в ответ миллионы огней зажигала радушная Полтава.