Тайна
Шрифт:
В комнате, в которой она оказалась, стояли только кровать и тумбочка. Стены были выкрашены серой краской, почти в тон ее одежде, которая, впрочем, была не самого мрачного оттенка. Ольга заглянула в тумбочку – пусто.
О принудительном характере пребывания в этом заведении напоминали разве что окна с решетками. А так его вполне можно было бы принять за больницу.
Ее палата находилась на девятом этаже – зорким взглядом зэчки она заметила, на какую кнопку лифта нажал сопровождающий. Внизу ничего не было видно – и из-за сплошной стены дождя, и из-за того, что, судя по всему, окна выходили во внутренний двор-колодец, забитый ржавыми железками и хламом.
«На тюрьму не похоже…» – подумала она, подошла к двери и постучала. Тут же появилась безмолвная нянечка.
– Можно в уборную?
Та кивнула и снова повела ее длинными коридорами, остановилась перед дверью без таблички и, впустив Олю, осталась снаружи.
Оля подошла к окну, выходившему на этот раз на улицу, и обмерла. Она ожидала, что окно будет замазано краской или закрыто фанерой, но ничего подобного – обычное прозрачное стекло. Внизу – живой вечерний город – она увидела множество огней и спешащих по своим делам пешеходов. Внезапно от этой мирной картины, от вида людей, живущих своей обычной жизнью, имеющих свой очаг и пусть призрачную и робкую, но все-таки ощутимую надежду на счастье, на женщину навалилась тоска. У нее вдруг перехватило дыхание – чего с ней не бывало много лет, и что-то странное, похожее на комок слез, подкатило к горлу, хотя она уже давным-давно разучилась плакать.
Делать было нечего: надо было ожидать разрешения своей судьбы, кляня предательскую надежду, которая нет-нет да и возникала в ее душе. Воспоминания о Пете, Олюшке причиняли почти физическую боль.
«С другой стороны, я больше не в лагере, – усмехнулась она, – я ведь так мечтала оказаться на «материке».
Ольга поняла, что больше всего на свете хочет снова оказаться там, за Полярным кругом, где сейчас ждали ее и мучились от неведения и разлуки самые близкие ей люди.
Она вернулась в палату, легла на кровать, закрыла глаза и стала слушать пустоту, звенящую в ушах. Напряжение, с которым ей далась беседа со Сталиным, не отпускало. Всю ночь Ольга не спала. Что с ней теперь будет? Наверно, скорый расстрел… Она с незнакомым ей раньше трепетом прислушивалась к шагам в коридоре, каждую минуту готовясь к тому, что в ее палате раздастся столь знакомое:
– На выход! Без вещей!
Но настало утро – она догадалась об этом по мрачным отсветам на стенах, а за ней не приходили.
«Все же пронесло – поняла она. – Надо готовиться к новым испытаниям… Значит, властитель решил, что она еще может понадобиться ему».
Ольга думала, что теперь вспомнить про нее могут очень нескоро, поместив в больницу на неопределенный срок. Заперли – и забыли, когда понадобится – вот она, под рукой. Это оказалось не так.
Тем же утром ее отвели в кабинет к добродушному толстяку, буквально излучавшему оптимизм и дружелюбие.
– Здравствуйте, – добродушно сказал он Ольге, – меня зовут Игорь Петрович. Я – ваш врач.
– Я разве больна? – удивилась Ольга вместо приветствия.
Он делано бодро рассмеялся ее словам, как удачной шутке, энергично потирая руки.
Ее смутил и испугал этот человек, обрадовавшийся ей как близкому родственнику, с которым не виделся долгие годы. Во время всего разговора он ни на минуту не прекращал движения, разгуливая по кабинету, постоянно что-то трогая и перекладывая с места на место и беспрестанно жизнерадостно улыбаясь. Лицо его напоминало маску, на которой по заказу хозяина возникали и исчезали нужные эмоции и чувства, меняющиеся чуть ли не с противоестественной скоростью.
– Ну, как вы не понимаете, – пояснил он, словно отвечая на ее немой вопрос, – мы будем вас изучать.
– Что означают эти буквы там, на вывеске? – почему-то спросила Ольга.
– Ничего особенного, – с готовностью объяснил врач, – мы секретное учреждение.
– А зачем я вам?
– Вы – моя работа, моя главная ценность. Вы будете часто слышать наименование «тринадцатый отдел». Наша деятельность строго засекречена, так что мы не сможем послать весточку вашим близким. Но им обязательно сообщат, что с вами все в порядке. Вам нужно запастись терпением и немного подождать. И главное – сотрудничать с нами, тогда все будет хорошо.
Она испугалась: раз он так подробно объясняет, значит, ее и не думают отпускать?
– Как хорошо, что вы наконец-то к нам попали, – продолжал щебетать он. – Ваши уникальные способности теперь, как алмаз, получат должную огранку.
– А когда я попаду к родным? – глухо спросила Ольга, разглядывая бумаги и карандаши, лежащие на его столе в идеальном порядке.
– К сожалению, не сразу, – поскучнел Игорь Петрович. – Нам нужно будет вас тщательно исследовать, собрать, так сказать, надлежащее количество материала. А когда мы сможем использовать его в уникальных научных разработках, возможно, мы совершим прорыв в этой области. Но нам нужно ваше содействие. Оно нам необходимо, сами понимаете, – он понизил голос, – время сложное, мы воюем, так сказать, на всех фронтах. Вы нам можете помочь именно так.
– А раньше, в Норильлаге, не помогала?
Он слегка покраснел:
– Я искренне удручен, что мы раньше не смогли оценить вашу значимость и полезность.
Ольга горько усмехнулась.
– В нашей клинике мы исследуем скрытые возможности человеческой психики. Это очень важное для нас направление. А вы – просто живой феномен, клад. Если вас отпустить, то вас могут похитить наши враги, или недобросовестные люди будут использовать вас в своих целях, как это было с Валентиной. Мы не можем этого допустить.
– С Валентиной? – встрепенулась Ольга.
– Мы наслышаны о ваших злоключениях, – печально кивнул доктор, – и сочувствуем вам. Но во всяком деле не бывает без ошибок, верно? – И он чуть ли не лукаво подмигнул ей: – Главное, что мы их осознали…
Отверженная
В жизни Оли настали странные времена. Поначалу она не понимала, что происходит. Через неделю после разговора с Игорем Петровичем ее поместили в камеру без окон, с мягкими стенами – палату для буйных.
– Зачем? Я же веду себя тихо, – поразилась Оля, но ей никто ничего толком не ответил. Медицинский персонал больницы с ней не разговаривал вовсе, только Игорь Петрович, – видимо, для чистоты исследования.
Перед этим ей сделали какой-то укол. Ольга, не ожидавшая ничего плохого, спокойно подставила руку. Правда, уже через час она вдруг обнаружила, что пол под ней мокрый – она почему-то описалась. Женщина начала колотить в дверь, но никто не подходил. А еще через час она почувствовала, что по венам ее бежит огонь, вся кожа горит. Она начала ногтями сдирать ее…