Тайна
Шрифт:
– Нет, давай поднимемся, ведь уже немного осталось.
И вот они на вершине утеса. И здесь на залитой солнцем, заросшей мягкой бархатной травой площадке, все так - как снилось Максиму.
Внизу - море цвета бутылочного стекла, сверкающего на солнце, переливается, манит прохладной глубиной. Вверху – небо, синее-синее, такое же бесконечное и бескрайнее, такое же бездонное как море. И кажется, что если встать на самом краю, и, раскинув руки, упасть вниз, будешь лететь и лететь, не достигнув дна, не завершив полета.
– Максим, ты упадешь! Отойди, Максим, пожалуйста! – Лера тянет его за
– Отойди, ты слишком близко стоишь к краю!
Макс смеется, хватает девушку и вместе с ней делает несколько шагов к самому краю обрыва.
– Максим! – взвизгивает она.
– Ты с ума сошел! У меня голова кружится, мы упадем сейчас!
– Не бойся, - обнимает он ее, - я тебя очень крепко держу. Не отпущу никогда!
– и он целует ее, чувствуя, как у него захватывает дух от высоты и от нежности ее губ.
– Отойди от нее!
Этот крик за спиной прозвучал словно выстрел.
Лера вздрогнула, до боли сжала его руку. Она в ужасе смотрит за его плечо.
Он обернулся.
Полина стояла совсем близко, в руке ее дрожал пистолет, направленный в их сторону.
У Полины было сильно осунувшееся лицо, темные круги под глазами. Длинный плащ запылен, порван в нескольких местах.
Максим загородил собой Леру. Он, и за его спиной Лера, стали медленно отходить от края утеса.
– Полина, убери пистолет, прошу тебя.
– Макс, ты ничего не знаешь… мне нужно сказать тебе…
– Полина, я прошу тебя… убери пистолет, давай поговорим.
– Максим, не двигайся!
– у нее какой-то странный взгляд, она словно смотрит сквозь него. У нее безумные глаза, она явно не в себе.
– Полина!
– Отойди, Максим! – кричит она, голос ее срывается.
– Отойди, отойди от нее!
Они двигаются по кругу, Максим и Лера, пятясь боком, отходят от края утеса, Полина, держа их под прицелом, подходит к ним все ближе и ближе. Градову очень не нравится эта ситуация. Он не знает, что происходит, не знает, что руководит Полиной, ему страшно за Леру и страшно за Полину, она слишком близко подошла к краю. Земля осыпается из-под ее ног.
– Полина, осторожно!
– кричит он, и, протягивая руку, делает несколько шагов ей навстречу.
Раздается выстрел, Полина, взмахнув рукой, неловко валится набок, и исчезает в синей пустоте…
3
Когда он открыл глаза, он увидел склонившееся к нему мокрое от слез лицо Леры.
– Максим, что с тобой? Ты ранен?
– Нет, нет, все хорошо, - он приподнялся, сел.
– Я так испугалась, - девушка обняла его, - думала, она убила тебя. Она упала… в море упала…
– Да, посиди здесь, я посмотрю.
– Нет, нет, - она вцепилась в него, - нет, ты упадешь, упадешь!
– Мне нужно посмотреть, посиди…
Он подошел к краю утеса. Земля здесь осыпалась. Он посмотрел вниз. Море было бездонно и молчаливо. У него закружилась голова. Он осторожно отошел назад.
Лера позвала его слабым голосом.
Он подошел к ней, сел рядом, обнял.
– Максим,- шепчет она, прижимаясь к нему, - она хотела убить нас… за что?… что ты ей сделал, Максим?
– Не знаю, милая, не знаю…
– Она следила за нами… как она нас нашла?
– Не думай сейчас об этом, тебе нужно успокоиться. –
Она вскакивает.
– Нет, нет Максим, прошу тебя, не надо в милицию!
– Но, Лера, мы должны сообщить.
– Я прошу тебя, не надо, не надо, - она побледнела.
Он обнял ее.
– Почему, чего ты боишься?
– Они могут обвинить тебя! Мы ничего не сможем доказать! Я прошу тебя! – она вся дрожала. – Давай уйдем отсюда быстрей, и уедем, уедем сегодня же!
Они спустились вниз, в поселок. Солнечное звонкое утро вдруг померкло, казалось, поблекла трава, умолкли птицы. Максим чувствовал, что в душе его ожил прежний страх, страх прошлого. И если бы не девушка, доверчиво прижимающаяся к его плечу, если бы не ее маленькая рука, крепко держащая его руку, он, наверное, упал бы как подкошенный и, уткнувшись лицом в холодную, влажную от росы траву, разрыдался бы от отчаяния и бессилия.
4
Так хотелось уехать, уехать, бросить все, закрыть дом, и, не оборачиваясь, не оглядываясь на море с его обманчивой прозрачной чистотой, умчаться первым же поездом, уехать и забыть. Забыть обо всем… Но Максим знал: нужно выждать несколько дней, чтобы не вызвать подозрений. Он надеялся, что тело Полины унесет течением, но ведь оно могло всплыть здесь же, у поселка, и тогда их внезапный отъезд могли бы связать со страшной находкой. Он понимал, что поступает неразумно – то, что они сразу не обратились в милицию, может навлечь на них подозрения. Их могли видеть в то утро, могли видеть Полину, поднимающуюся на утес вслед за ними. Но Лера каждый раз начинала плакать, умоляла его никуда не ходить, никому не рассказывать о том, что произошло, и он, не понимая причины ее страха, и не сумев добиться от нее внятного этому объяснения, тем не менее, соглашался. Когда он спросил ее, почему она сказала неправду о своем походе за молоком, она смешалась, и, потупившись, сказала, что ходила в аптеку, а ему просто постеснялась сказать.
Они больше не ходили к морю. По ночам, прислушиваясь к его глухому, тяжелому гулу, он с тревогой думал о том, что, может быть, волны уже вынесли Полину на какую-нибудь безлюдную песчаную отмель. Ему представлялось, как окоченевшее, обмякшее, словно тряпичная кукла, тело лежит на глянцевом мокром песке, и холодные волны, обдавая его пеной и брызгами, накатывают внезапно, шевелят и качают его, словно вдыхая в него жизнь, и снова отступают, шипя и брызгая, и тогда оно вновь безжизненно застывает, чтобы через миг снова приподняться и закачаться, как будто ожив на мгновенье. Может быть ее уже нашли…
Эти мысли не оставляли его, изводили своей беспрестанностью, своей страшной очевидностью. Это было, было, не приснилось. Вот она стоит, осунувшаяся, непохожая на себя - на ту кого он знал, и, наверное, любил когда-то, стоит с наведенным на него пистолетом… с ненавистью в глазах… И это падение в синюю бездну неба и моря… Найти свою смерть под холодной равнодушной толщей воды… Есть ли его вина во всем этом?.. есть ли его вина?..
Лера была рядом. Она тоже была подавлена. Но ее нежность, ее прикосновения, само ее присутствие стали для него поддержкой, утешением. И часто он ловил на себе ее взгляд – грустный, сочувствующий…