Тайная дипломатия
Шрифт:
Наталья чмокнула меня в щечку и исчезла, а потом я принялся выпроваживать и остальной народ. Им еще такси ловить. Велено сегодня не экономить.
– А, чуть не забыл, – хлопнул я себя по лбу. – Товарищ Исаков, а вы мне ключ от своей комнаты не оставите?
– Ключ? – переспросил Исаков.
– У меня от всех остальных комнат и кабинетов ключи есть, а от вашей… коморки нет. А так, мало ли что, вдруг пожар, еще что-то. А у вас под кроватью арсенал целый.
– Тогда понятно, вопросов нет, – хмыкнул сапер и полез в карман. Вручая мне антикварный ключ – здоровенный, словно от амбарного замка, сказал. – Если что, он в замке туго идет, нужно усилие приложить.
– Ничего, разберусь, –
– Скажите-ка, товарищ начальник, если я с собой в ресторан бутылочку водки возьму, меня за это не арестуют? – поинтересовался Исаков отчего-то не уважавший ни французский коньяк, ни ихние же игристые и прочие вина.
– Александр Петрович, вы в ресторации любую водку закажете. А Книгочееву я поручил казначеем быть, он все оплатит.
– Да мне французская водка не нравится. Что за дела – столовое вино? Там и градуса-то стоящего нет. Да и наше, столовое вино номер двадцать один… Водка должна быть водкой, а не хренью всякой.
– А у вас-то что за водка?
– У меня нашенская, из России, целая бутылка осталась, – гордо заявил Петрович.
– А сколько с собой брал? – с подозрением поинтересовался я.
Петрович замешкался, потом виновато пожал плечами…
– Ну, не то две, а не то три.
– А то и все семь, – вздохнул я, а глядя в довольные глазенки старого служаки, понял, что угадал.
Ну, Александр Петрович! А ведь я, вроде бы, бдил. Ладно, не тот виноват, кто водку пил, а тот, кто попался. Исаков ни разу не попался, молодец. И ведь как-то провез и не поленился.
– Неси с собой, никто не заарестует, – сказал я, перейдя на ты. – Если метрдотель начнет выступать, скажешь, что готов за свою водку заплатить.
Подождав, пока подчиненные не усядутся в автомобили (что хорошо в Париже, так это с автомобилями!) и не уедут, пошел заниматься своими делами. Перво-наперво оборудовал себе место для бдения – площадку на втором этаже, с которой хорошо просматривалась дверь и вестибюль. Поставил там столик, утвердил спиртовку с кофейником, взял чашки. Подумав, притащил из кабинета кресло, так будет удобнее. Ну а теперь можно собирать арсенал.
Из коморки Петровича притащил оба охотничьих ружья и все патроны, что отыскались под кроватью. Самодельные фугасы брать не стал. Наш сапер купил в ближайшей аптеке селитру и серу, запасся углем. Все смешал – получил дымный порох. Спрессовал, присобачил обыкновенный фитиль. Теоретически, Петрович мне объяснял: поджег, подождал, когда фитиль прогорит почти полностью и бросил. Вот тебе и фугас. Фугас – дело хорошее, но мне с ним возиться некогда.
Поднялся в мезонин, вытащил ружья оттуда. Все? Нет, еще зайти в кабинет Светланы Николаевны и вытащить из ее стола револьвер и запасные патроны. Кажется, теперь все. Или почти все?
Решив, что в костюме с галстуком вести боевые действия не очень удобно, решил переодеться. У меня не такой уж богатый гардероб. Два костюма – один еще «архангельский», второй мы с Наташей уже здесь купили, штук пять рубашек да гимнастерка. Спрашивается, зачем я ее вез, если ни разу не надел? Скорее всего, чтобы хоть что-нибудь да положить в чемодан, иначе несолидно. Да и новый пиджак пора покупать вместо драного.
Нет, в гимнастерке гораздо удобнее. Подпоясавшись, посмотрел на себя в зеркало повешенное на стене по настоянию Натальи. А ведь я уже и соскучился по такому своему облику. Потом, поддавшись какому-то странному порыву, прицепил на грудь ту самую медаль с профилем последнего императора. Медаль, вроде и не моя, но смотрелась хорошо, красиво.
Дежа вю, етишкина жизнь! Кажется, недавно все это было. В Крыму. Получили информацию о нападении, сидели и ждали. А ведь читатель скажет, что у автора фантазия закончилась, исписался. Но
Правда, маленькая деталь – в Крыму совсем рядом ожидали люди готовые прийти на помощь, а здесь никого нет. Хм, а охрана-то?
Охрана у нас ютилась в будке привратника, где нет отопления, а для освещения использовалась свеча. Узкая дверь, крошечное окошко. Словом, как в старые добрые средневековые времена. Но сейчас-то охрана дежурит посменно, а в прежние времена привратнику приходилось находится в своей собачьей будке круглосуточно, в любое время года. Варвары. Здесь хорошо в средние века сидеть, а теперь, в эпоху гранат – каменный мешок.
Сегодня старшим по смене заступил Мосеев – крепкий обстоятельный дядька, но не из «легионеров», а из числа бойцов второй Особой бригады. Воевал на Балканах, а после Октябрьской революции из-за отказа вступить под французские знамена был отправлен в Алжир, на каторжные работы, а после капитуляции Германии болтался не у дел, мечтая накопить денег и вернуться в Россию.
– Леонид Глебович, – обратился я к Мосееву. – Сегодня объявляю для вас выходной день. Оплачиваемый.
– С чего вдруг? – поинтересовался Глебыч. Посмотрев на меня в гимнастерке, с удивлением покачал головой, перевел взгляд на медаль, с уважением хмыкнул: – Не знал, что вы воевали.
Я отчего-то смутился, невольно закрыв рукой чужую награду.
– Так все мы где-то да воевали… – решив, что стоит сказать человеку правду, сообщил: – Тут у нас такое дело… Сегодня на торгпредство нападут.
– Так вы нам за это жалованье и платите, чтобы вас охранять, – рассудительно ответил Мосеев.
– Нет, товарищ Мосеев, вы не поняли, – терпеливо ответил я. – Нападать станут не хулиганы какие-нибудь, а люди с оружием. Контрреволюционеры. Вы – люди нейтральные, это не ваша война. Так что идите домой. Завтра придете, приступите к исполнению обязанностей.
Решив, что моя совесть чиста, вернулся в торгпредство, запер за собой дверь и занял свой пост. Кофе пока не хотелось, раньше полуночи нападать не станут, а делать нечего. Спеть, что ли? Как же я соскучился по еще пока непридуманным песням. А сегодня можно, никто не услышит. И я запел песни, которые когда-то очень любил. Да что уж там, я и теперь их люблю. Я спел «У деревни Крюково», «Бери шинель», а потом решил вспомнить песню Леонида Сергеева, которую мы когда-то пели с моим другом:
На горе, на горушке стоит колоколенка, А с нее по полюшку хлещет пулемет, И лежит на полюшке сапогами к солнышку С растакой-то матерью наш геройский взвод. Мы землицу лапаем скуренными пальцами, Пули, как воробушки, плещутся в пыли… Митрия Горохова да сержанта Мохова Эти вот воробушки взяли да нашли. Тут старшой Крупенников говорит мне тоненько, Чтоб я принял смертушку за честной народ, Чтоб на колоколенке захлебнулся кровушкой Растакой-разэтакий этот сукин кот. Я к своей винтовочке крепко штык прилаживал, За сапог засовывал старенький наган. «Славу» третьей степени да медаль отважную С левой клал сторонушки глубоко в карман.