Тайная история Леонардо да Винчи
Шрифт:
Да Винчи прошел на корму поговорить с капитаном, но по дороге поскользнулся на залитой кровью палубе и упал на острый кусок металла, который проткнул ему ногу. Боли он не почувствовал, но все равно оторвал лоскут и перетянул ногу повыше раны, чтобы остановить кровь.
Капитан каравеллы выслушал его план — и в отчаянии согласился. Командир мамлюков присоединился к их мнению, и они вывели из боя несколько солдат и матросов, чтобы сформировать хоть какое-то подобие отряда. Капитан корабля проорал своим людям приказ: по его команде идти на штирборт. Леонардо подивился, как могут люди
Каравелла была в огне, и всюду клубился черный дым. Рукопашная схватка была яростной, но турок оттесняли.
Действовать надо было немедля.
— Это может перевернуть корабль, — предупредил капитана Леонардо, но тот лишь кивнул и отдал приказ начинать.
Под защитой больших щитов двое солдат полезли по выбленкам на верхушку бизань-мачты. Один нес арбалет и гамак, сделанный Леонардо, другой — трубку с греческим огнем.
— Будем надеяться, что турки не заметят их раньше срока, — сказал Леонардо.
Он стоял на коленях рядом с большим, обмотанным веревкой брашпилем. Пятеро матросов держали веревки и были наготове. Солдаты-мамлюки, взобравшись на мачту, пристроили гамак к ноку, обращенному в сторону турецкой галеры.
Турецкие стрелки увидели их и открыли огонь.
— Давай! — крикнул Леонардо.
Матросы натянули веревки, оттягивая вниз один конец нока. Другой, обращенный к галере, пополз вверх, поднимая солдат в гамаке над стреляющими с платформы турками. Но тут корабль Леонардо качнулся, и нок начал крениться в сторону турецкой галеры.
— На штирборт! — рявкнул капитан, и матросы и солдаты помчались на правый борт, выпрямляя корабль и снова поднимая гамак с солдатами над мачтами галеры.
Теперь турецкие стрелки стали уязвимы, потому что оказались ниже мамлюков. Но все же один солдат получил стрелу в глаз и, ломая спину, рухнул на палубу галеры.
Секундой позже из гамака выметнулось пламя, охватив фок-мачту турецкого корабля. Лучники завопили, когда греческий огонь начал лизать кордину — платформу, и побежал вниз по мачте, роняя искры на палубы обоих кораблей.
Вражеские стрелки падали в воду, их одежда и волосы горели.
Турки с новой яростью кинулись в атаку на «Надежный», и палуба его опасно накренилась, когда матросы и солдаты-мамлюки бросились им навстречу. Казалось, сама вода горела. Пока команда трудилась у брашпиля, выравнивая корабль, капитан коротко кивнул Леонардо и исчез в толпе вместе с командиром мамлюков, воодушевляя воинов на атаку.
В битве наступил перелом. Появился шанс взять реванш и одолеть турок. Вместо того чтобы отцепить абордажные крючья и отойти, потому что ветер был сильным, а сцепление двух кораблей опасно само по себе, люди с «Надежного» хлынули на палубу турецкой галеры, и там началась резня.
А с флагмана подавали отчаянные сигналы: «Аполлония» была в беде.
Капитан каравеллы безнадежно пытался отозвать своих людей: они жаждали крови, ничего не видя и не слыша, слепые и глухие к приказам и доводам рассудка. И лишь когда вражеская галера стала тонуть, люди кинулись на свой корабль, отцепили абордажные
Леонардо видел, что сделал с обоими флагманами обмен залпами, и терзался от мучительной тревоги за Никколо и Айше. Турецкая каракка была серьезно задета, корабль же Деватдара — попросту покалечен. И теперь его брали на абордаж воины с одной из турецких галер. Пушки «Аполлонии» уничтожили орудия по левому борту галеры, перебив гребцов, но солдатам с галеры удалось забросить железные крючья на палубу «Аполлонии».
Прежде чем Леонардо пришло в голову спустить на воду тяжелый ял, капитан отдал приказ травить гитовы, гребцы заработали, разворачивая корабль для залпа по галере, потому что бомбарды правого борта каравеллы еще могли действовать. Но тут вмешался турецкий флагман — он выпалил в «Надежного», и залп достиг своей цели. Второй залп оказался еще удачнее для турок.
Залпы сотрясли каравеллу и заставили умолкнуть ее пушки.
Леонардо спустился вниз исследовать повреждения. Зияющая дыра открывала солнцу и небу сырую внутренность трюма. Тараканы кишели повсюду, как черви, ползая по разбросанным, разорванным на куски телам. Они роились вокруг Леонардо — и вдруг ему стало страшно. Он повернулся, чтобы уйти, и заметил Агостина, офицера канониров. Голова его была отделена от туловища, и Леонардо почудилось, что губы Агостина еще шевелятся.
Да Винчи окликнул капитана, и тот велел штурману идти к левому борту флагмана Деватдара, выходя из-под удара турецких пушек.
Даже если орудия корабля молчат — люди могут сражаться.
Когда «Надежный» приблизился к «Аполлонии», мамлюки забросили на ее борт свои пятилапые когтистые крючья. Ответом им был шквал турецких стрел и смертоносный ливень горящей смолы. Но Леонардо был среди тех, кто первым взобрался на борт флагмана, он бежал и рубил, скользя по палубе, покрытой кровью и мылом, заваленной трупами, оружием и острыми обломками дерева. Мамлюки с Деватдарова флагмана завопили от радости, увидя, что через борт к ним карабкается подкрепление, и, словно подхваченные ветром, с утроенными силами обрушились на турок. Дым ел глаза и легкие. Леонардо рвался вперед, тенью среди теней, бешено вращая мечом, словно желал перерезать глотку самому воздуху; он рубился и чувствовал, что одеревенел и вымок в собственной и чужой крови.
— Никко! — звал он, но голос его тонул в криках, визге и лязге ярившегося вокруг боя.
Он проложил себе дорогу на корму, к каютам, разыскивая Айше. Никколо, если он был жив, дрался сейчас на палубе.
Внутри, в сырой затененной мгле, он наткнулся на двоих турок, совсем еще мальчишек в тюрбанах, — они насиловали женщину, обрубив ей ноги и руки, как свинье на бойне. Леонардо быстро прикончил обоих, и внезапно его охватило знакомое безразличие: он не чувствовал ни гнева, ни возмущения, лишь усталость и бесконечную скорбь.