Тайная любовь моя
Шрифт:
– Где же я его найду? – рассмеялся я.
– Придет время, найдешь, – обнадежила мама.
Сын Карякиных не понравился, хотя был моего возраста и его тоже звали Толиком. Он смотрел на всех исподлобья, ни с кем не разговаривал и ничего не умел.
– Ничего, обвыкнется, – утешались его родители, и соглашалась с ними мама.
– Дорогу в лагерь найдешь? – спросила мама, собираясь от Карякиных зайти еще куда-то.
– Найду, – успокоил ее, – Выйти из подъезда, дойти до перекрестка, перейти дорогу и дойти
– Куда лезешь, мальчик? Не видишь, здесь грузчики работают? Трудно, что ли обойти дом? – бросился ко мне кто-то из взрослых. Пришлось обходить.
Я уже вышел на улицу, когда передо мной и возникли те ребята:
– Ты кто такой?! – подлетел ко мне крепыш, явно старше меня, – Ты, что делаешь на нашей улице?! – пугая, замахнулся он.
Еще двое, по виду моих ровесников, с угрожающим видом подскочили справа и слева. В моей жизни ничего подобного еще не было, а потому поначалу даже не почувствовал опасности. Но, на всякий случай сделал шаг назад. Ребята остановились.
– Я Толик. Я здесь живу, – совсем не испугавшись, ответил им.
– Что врешь?! Мы своих знаем. Говори, где живешь?! – снова замахнулся крепыш.
– Сказал же, на этой улице. В зоне, где немцы живут, – ответил ему.
Ребята переглянулись.
– Так ты что, с немцами живешь? – недобро ухмыльнувшись, спросил один из них.
– Ну, да. Они пленные, – начал, было, я.
– Ах, ты, гад! Фашист недобитый! – не дослушав, вдруг взвился вожак, грозно сжав кулаки.
– Дай ему в ухо, Тимоха, чтоб больше не ходил по нашей улице, – подсказал тот, что спрашивал. Второй из свиты незаметно исчез.
Тимоха размахнулся, и я понял – теперь точно ударит и метит прямо в ухо. Инстинктивно уклонился и сразу почувствовал, что падаю спиной через какой-то предмет. Больно ударившись локтем о землю, тут же вскочил на ноги. Предметом оказался исчезнувший, прилегший позади меня. Теперь он оказался между мной и нападающими и пытался вскочить. Не дав негодяю подняться, обеими руками толкнул "предмет" прямо под ноги Тимохе и его дружку.
И все же убежать не удалось. Меня настигли прямо у проходной, где пришлось остановиться у закрытой “вертушки”. От расправы спас выскочивший охранник, но несколько фингалов все же заработал.
– Эх, Толик. Это я виноват, – запричитал гер Бехтлов, к которому попал раньше, чем домой, – Мне надо было научить тебя бить своих врагов.
– А кто такой фашист? – первым делом спросил своего наставника, ведь до сих пор в лагере военнопленных никто никогда не произносил этого слова. Во всяком случае, впервые я его услышал от своих врагов, да еще по отношению к себе.
– Почему ты спросил об этом? – удивился гер Бехтлов.
– Меня так назвали те мальчишки и даже побили за это, – объяснил ему.
– Те мальчишки дураки. Ты не фашист, Толик. Даже я не фашист, хотя и воевал, – негодовал гер Бехтлов, – Дэм криг даз эндэ. Дэм фашизмус даз эндэ, – сердито завершил он.
С того самого дня и до болезни мой наставник ежедневно по два-три часа учил меня рукопашному бою.
И вот они передо мной – трое моих обидчиков. Но, как и при первой встрече, страха нет. Зато есть твердое желание постоять за себя, а главное – уверенность в своих силах и в своей правоте.
– Я не фашист. Мой отец воевал за наших. Эта улица моя. Я здесь живу, – показал им на лестницу.
– Дай ему в ухо, Тимоха, чтобы не врал, – подсказал все тот же из сопровождения.
Второй снова исчез. Но, я уже знал, где его искать.
Тимоха размахнулся, но ударить не успел – мои тренированные кулаки ухитрились дважды пройтись по его физиономии. Главный противник отлетел, едва удержавшись на ногах, и остался на месте, прикрыв лицо обеими руками. Развернувшись, со всего маха пнул ногой подлый “предмет”. Тот вскрикнул. Перепрыгнув через него, бросился за трусливо убегавшим третьим обидчиком. Догнать не удалось – подстрекатель успел вбежать в дверь нашего домика и захлопнуть ее перед самым носом.
– Ты зачем бегаешь за Фрицем? – спросила девочка, стоявшая у двери.
– За каким Фрицем? – удивленно переспросил ее.
– За Толиком Фрицем. Его все так зовут, – пояснила незнакомка.
– Он здесь живет? – спросил девочку.
– Здесь. И я здесь живу. Я Лариса, – представилась она.
– А я Толик. Живу там, где лестница, – представился ей, – А те мальчишки, где живут?
– Они не из нашего двора. Тимоха там, а Вовка Пират там, – показала девочка на соседние дома, – А ты зачем бегал за Фрицем?
– Они фашистом обзывали и бить хотели, – объяснил девочке, которую звали Ларисой.
– А ты их побил? – спросила она. Я кивнул.
– А в нашем дворе еще дети есть? – поинтересовался так, на всякий случай.
– Не-е-т. В большом дворе много, а к нам только приходят, – рассказала Лариса.
После инцидента троица больше не подходила, а Фриц, когда был один, завидев меня, убегал.
– Не слушай его больше, – попросил как-то раз Ларису, – Будет драться, скажи мне. Я с ним еще за фингалы не рассчитался.
– Давай дружить, – вдруг предложила девочка.
– Давай, – без особого энтузиазма принял ее предложение.
Как же скучно дружить с девочками! Снова неинтересная игра в дочки-матери, бесконечные кормления и укладывания спать кукол – этих игрушечных детей будущих мам. Но, в игре “мама” хоть занята делом, “дочке” все равно, а вот что делать “папе”, никто не знает.
А потом появилась Людочка. Это было, как удар током. Маленькая девочка, которой едва исполнилось “пять с половиной” навсегда завладела моим сердцем. Единственная игра, в которую мы с ней играли, все та же – дочки-матери. Но, только с Людочкой я играл в нее с интересом, и мне никогда не было скучно.