Тайная жизнь Александра I
Шрифт:
К восьми часам утра Николаю присягнули Сенат, Государственный совет, Синод, а следом за ними некоторые полки и батальоны гвардии. Но многие полки под влиянием агитации офицеров-декабристов от новой присяги отказались и с половины одиннадцатого утра стали выстраиваться на Сенатской площади, а через два часа стали подходить и части, оставшиеся верными Николаю.
На создавшейся ситуации сыграли члены «Северного» и «Южного» обществ, отказываясь приносить присягу «незаконному» императору Николаю.
Пока нет необходимости подробно пересказывать хорошо известные сюжеты, касающиеся восстания на Сенатской площади, произошедшего 14 декабря 1825 года и вошедшего в историю как восстание декабристов, об этом речь пойдет впереди. Зато имеет смысл коснуться событий, происходивших в это же время в Москве, и рассказать
Всего из различных московских воинских частей и учебных заведений вышло более шестидесяти декабристов. Да и первая тайная организация, предшественница декабристского «Союза спасения» – «Орден русских рыцарей» – возникла в Москве в 1815-1817 годах стараниями М. Ф. Орлова, Н. И. Тургенева и М. А. Дмитриева-Мамонова. В ноябре 1825 года, узнав о смерти Александра I, член Московской управы И. И. Пущин тут же уехал в Петербург для координации действий с «северянами».
15 декабря московские декабристы собрались у члена «Северного общества» М. Ф. Митькова (в доме Соймонова на Малой Дмитровке, 18) и провели совещание под руководством одного из влиятельнейших декабристов И. Д. Якушкина. Он предложил поднять восстание среди войск, расквартированных в Хамовнических казармах, рядом с которыми в так называемом Шефском доме раньше жил командир расквартированных в казармах войск полковник М. Н. Муравьев; в Хамовниках остались многие его сторонники. Якушкин предлагал немедленно арестовать князя Д. В. Голицына, командира корпуса графа П. А. Толстого и других военных и статских генералов Москвы, но члены Московской управы, заколебавшись, промедлили.
16 декабря в Москву пришло известие о восстании в Петербурге и о его разгроме. В этот же день в Москву прискакал в открытых санях граф Е. Ф. Комаровский с приказом привести Москву к присяге новому императору. Комаровский привез с собой письмо Николая князю Голицыну: «Мы здесь только что потушили пожар, примите все нужные меры, чтобы у вас не случилось чего-нибудь подобного».
Комаровский вместе с Голицыным и Филаретом должны были присутствовать при вскрытии пакета, находившегося в Успенском соборе, и прочитать вместе с волеизъявлением Александра I о престолонаследии Манифест о восшествии на престол Николая I, после чего и привести москвичей к присяге. Утром 18 декабря Московский Сенат прибыл вместе с генералитетом в Успенский собор, а на площади перед собором собралась многотысячная толпа москвичей. Филарет начал с того, что вынес серебряный ковчег, в котором лежал конверт с завещанием Александра I. Поставив ковчег на приготовленный заранее предалтарный стол, он сказал: «Россияне! Двадцать пять лет мы находили свое счастие в исполнении державной воли Александра Благословенного. Еще раз вы ее услышите, исполните и найдете в ней свое счастье». Вслед за тем на виду у всех Филарет снял с ковчега печати, раскрыл его и достал пакет. После освидетельствования Голицыным и Комаровским подлинности печатей он прочитал завещание Александра I и Манифест нового императора. После чтения Манифеста Филарет сказал: «По уничтожении силы и действия прежней присяги отречением того, кому оная дана (то есть Константина – В. Б.), аз многогрешный разрешаю и благословляю». Эта формула произвела необычайно сильное впечатление на народ, и все тут же единогласно присягнули Николаю.
Николай был очень доволен всем произошедшим в Москве и пожаловал Филарету бриллиантовый крест на черный клобук, чего прежде никогда не бывало. Голицыну и командиру 5-го корпуса графу П. А. Толстому были посланы Андреевские ленты, а граф Комаровский был награжден орденом Святого Александра Невского.
А после того, как эпопея с присягой была в Москве благополучно завершена, надлежало заняться московскими единомышленниками Каховского, Рылеева и прочих петербургских смутьянов. 21 декабря в Москве был арестован первый декабрист – генерал М. Ф. Орлов, а 27 января 1826 года – один из последних, А. С. Норов. На свободе оставались только те, кто был в отъезде, или же те, кого по каким-либо причинам еще не сумели найти. В июне 1826 года большинство декабристов-москвичей были приговорены к различным срокам каторги и ссылки, но ни один не был казнен.
Посмертные загадки, оставленные императором
Вернемся в Таганрог, к тому дню, когда было объявлено, что Александр умер. Почти сразу
Девять присутствовавших при этом врачей – от «Дмитриевского вотчинного гошпиталя младшего лекаря Яковлева» до «баронета Якова Виллие, тайного советника» – согласились с тем, что смерть наступила вследствие «жестокой горячки с приливом крови в мозговые сосуды, последующими затем отделением и накоплением сукровичной влаги в полостях мозга».
Когда же один из биографов Александра, князь В. В. Барятинский, попросил четырех лучших врачей России начала XX века дать свое заключение о причинах смерти на основании «Акта о вскрытии», то все они независимо друг от друга признали, что данные этого акта создают впечатление, будто речь идет не об Александре, а о другом покойном, ибо никаких данных о том, что покойный страдал именно тем, чем болел Александр, из документа не проистекает.
Кроме того, не все в порядке оказалось и с соблюдением формы «Акта о вскрытии»: доктор Тарасов его не подписывал, о чем впоследствии сообщил в своих воспоминаниях.
Забальзамировав тело, его перенесли в кабинет Александра, где оно находилось 22 дня – до 11 декабря, после чего его перевезли в собор таганрогского Александровского монастыря и оставили на катафалке под балдахином, увенчанным императорской короной.
В соборе ежедневно совершалась архиерейская служба, а по утрам и вечерам служились панихиды.
В одном из писем князя Волконского секретарю матери Александра Вилламову сообщалось, что «от здешнего сырого воздуха лицо все почернело, и даже черты покойного совсем изменились, почему и думаю, что в Санкт-Петербурге вскрывать гроб не нужно, и в таком случае должно будет совсем отпеть…».
С мнением Волконского согласились, и было велено гроб закрыть и более не открывать.
Лишь 29 декабря 1825 года, на сороковой день после кончины Александра, через полмесяца после восстания на Сенатской площади, когда уже вовсю работала следственная комиссия, гроб с телом Александра повезли в Петербург. Погребальную процессию возглавлял генерал-адъютант граф Орлов-Денисов, прошедший с покойным весь заграничный поход начальником его личной охраны – императорского казачьего лейб-конвоя.
В тот же самый день, когда траурный кортеж двинулся в путь, восстал Черниговский полк, поднятый С. И. Муравьевым-Апостолом и его единомышленниками. И в то время как мертвого императора везли в Петербург, в окрестностях Василькова и Белой Церкви последним эхом Сенатской площади раскатывалась артиллерийская канонада карательных полков правительственных войск.
А здесь, в Екатеринославской губернии, откуда двинулся траурный кортеж, было тихо, и к дороге, по которой везли гроб, сходились со всех сторон люди всяческих состояний и званий, а на границы девяти губерний, через которые везли тело покойного – Екатеринославской, Слободско-Украинской, Курской, Орловской, Тульской, Московской, Тверской, Новгородской и Санкт-Петербургской, – выходили гражданские, военные и духовные власти и делегации всех сословий…
Лишь 3 февраля 1826 года прах покойного прибыл в Москву. Гроб был поставлен в Архангельском соборе среди гробниц русских царей. Еще до того, как гроб ввезли в Первопрестольную, Д. В. Голицын как военный генерал-губернатор и полицейские московские власти приняли чрезвычайные меры: войска были приведены в состояние повышенной боеготовности, ворота в Кремль закрыты, по улицам разъезжали конные патрули, а на площадях стояли заряженные картечью пушки. 3 февраля, когда гроб с телом Александра привезли к Москве, к Подольской заставе, там на протяжении версты стояли пехотинцы и кавалеристы с заряженными ружьями. Голицын встретил траурную процессию еще до въезда в город и присутствовал при том, как гроб переставили с таганрогской дорожной колесницы на придворную траурную, специально прибывшую из Петербурга. Сменили также и сопровождавших гроб слуг на дворцовых служителей. Хотели сменить и кучера Александра – Илью Байкова, но он наотрез отказался подчиниться. Не ушел он с козел, когда шталмейстер двора приказал ему удалиться. Тогда позвали Голицына. Дмитрий Владимирович сказал Байкову, что он в армяке и с бородой не может быть в этой процессии. На что Байков ответил: «Я возил императора тридцать с лишним лет и хочу служить ему до могилы, а если сейчас мешает только моя борода, то прикажите ее сбрить».