Тайное братство
Шрифт:
Большинство лавок и мастерских в квартале были закрыты. Хозяева готовились к службе в честь Дня всех святых. Работали лишь некоторые. Хасан миновал кузницу, кожевню, канатную мастерскую и остановился на перекрестке. Самый короткий путь шел по длинному извилистому переулку, вход в который загораживала куча камней. Он задумался на пару секунд, затем обошел камни и двинулся вдоль подмостков, сооруженных вокруг строящейся церкви. Деревянные опоры покачивались под порывами ветра. Впереди горели факелы. Оттуда доносились голоса, смех и резкие птичьи крики. Вскоре он вышел к группе парней в белых передниках, каменщиков, сгрудившимся
Хасан двинулся дальше, держась ближе к стене. Парни веселились вовсю, шикали на птиц, кидали монеты на бочку. Ближе всех к Хасану сидел один, примерно лет восемнадцати, худой, с диковатым взглядом и растрепанной черной бородой.
Закапал дождь. Бормоча извинения, Хасан начал протискиваться между парнями.
— Эй, ты!
Хасан оглянулся.
Его рассматривал тот самый парень.
— Здесь нельзя ходить. Ты можешь повредить наши подмостки.
— В следующий раз пойду другой дорогой.
Парень помолчал.
— Откуда ты?
Хасан не отозвался, продолжая идти, осторожно минуя двух последних каменщиков, собиравших ставки.
— Эй!
Хасан быстро оглянулся. Худой парень поднялся и направился к нему. Несколько каменщиков отвлеклись от петушиного боя.
— Я спросил, откуда ты.
— Из Лиссабона, — ответил Хасан.
— Ах из Лиссабона. Ну тогда я прямиком из рая.
Хасан продолжал идти. Сзади каменщики засмеялись.
— Уж больно ты темнокожий. — Парень теперь говорил громко, с нажимом. Он торопился, хлюпая ногами по грязи. — Сарацин, да?
Хасан не успел выйти на площадь. Дорогу ему преградили трое каменщиков, слегка запыхавшихся. Они, должно быть, кинулись наперерез по другому переулку. Их лица были суровы.
Недоброе предчувствие сменил страх. Хасан остановился.
— Что вам от меня нужно? Я спешу.
— Не из какого он не из Лиссабона, Ги, — сказал один из парней, обращаясь к худому.
Каменщики окружили Хасана. Девять человек. Двое держали факелы. Дождь припустил сильнее. Сзади, на площади, девочка сидела на ступеньках ветхого дома. Качала на коленях деревянную куклу. Кроме нее, ни единой души нигде не видно.
Ги посмотрел на Хасана.
— Я знал людей, побывавших на Святой земле. — Говорил он негромко, но с угрозой. — Так они рассказывали, что вытворяли такие, как ты, с христианскими женщинами и детьми. И ты посмел ходить здесь, по нашим улицам, мимо наших домов? Король заставляет евреев носить отметины, чтобы все знали, кто они такие. Где твоя отметина, сарацин?
— Я христианин, — сказал Хасан по возможности спокойно. Но внутри все сжалось.
Ги сплюнул.
— Ты думаешь, наш Бог в тебе нуждается? — Он придвинулся ближе. — В прошлом месяце в дом моей матери явился гонец из командорства госпитальеров с плохим известием. Сын моей матери, — Ги ткнул пальцем себе в грудь, — мой брат, погиб, когда крепость Арсуф в Иерусалимском королевстве взяли сарацины. Он работал здесь подмастерьем каменщика. — Впалые глаза Ги вспыхнули. — А как он радовался, отплывая на Святую землю. Твой султан, — у него есть прозвище, Арбалет, так сказал мне один рыцарь, — поубивал не только госпитальеров, но и всех в крепости, до единого. — Лицо Ги перекосило страдание. — Брату отсекли голову, а тело бросили гнить. Ему исполнилось шестнадцать лет. Мать до сих пор не пришла в себя от горя. И вот ты, один из его убийц, чувствуешь себя в нашем городе как дома.
— Мне очень жаль, — тихо проговорил Хасан. — Я тоже знал много хороших людей, погибших на этой войне. Но заверяю тебя: Бейбарс Бундукдари не мой султан. Я никогда не сражался за него и не давал присягу верности. Мой дом здесь уже много лет.
— Он лжет, Ги! — крикнул кто-то сзади.
— Я клянусь. — Хасан быстро развернулся. — Я…
Его сильно толкнули в спину. Он потерял равновесие и упал на колени в грязь, отвратительно смердящую гнилью и нечистотами. Попытался подняться, но получил удар башмаком в бок, а следом по голове. Над ним навис Ги. Ударил ногой в лицо, и в горло Хасана хлынула кровь. Видно, сломали нос. Он поперхнулся.
— Ги, не надо! — крикнул один из парней, — Ты же хотел его только попугать!
Хасан встал на четвереньки. Глаза слезились. Он двинул руку вниз, ухватив рукоятку кинжала. Выхватил, взмахнул, пытаясь вонзить в ногу Ги.
— У него кинжал!
Ги вовремя отскочил назад. Остальные попятились. Хасан с трудом поднялся на ноги. Лицо заливала кровь. Почти вслепую он поковылял в сторону прохода к площади. Парни расступились, уворачиваясь от клинка. Но тут Хасану не повезло. Он поскользнулся в грязи и упал, выронив кинжал. Ему тут же на спину поставил ногу один из парней. А кинжал подхватил Ги и вонзил в бок.
— Боже, Ги! — крикнул парень, пытавшийся урезонить худого. — Что ты сделал?
— Пошли отсюда! — крикнул другой, потащив Ги за руку. — Пошли!
Хасан попытался подняться, но не смог. Тогда он пополз к площади. Ухватился на рукоятку кинжала, но вытащить сил не нашлось. Горячая кровь приятно согревала замерзшие руки. Он с трудом поднял голову. Со ступенек дома на него смотрела девочка.
— Помоги! — прохрипел Хасан.
Она раскрыла рот, вначале удивленно, затем закричала и ринулась в дом, прижав к груди деревянную куклу. Дверь захлопнулась. Хасан застонал и обмяк. Он подумал об Эвраре, ожидающем в прицептории «Книгу Грааля», которая теперь показалась ему каменной плитой, прижимающей его к земле. Жизнь медленно покидала тело. Струи дождя поливали непокрытую голову, стекали по щекам, смешиваясь с кровью и слезами. Вдалеке зазвонили колокола Нотр-Дама. Вскоре к ним присоединились колокола других церквей, приглашая жителей Парижа на праздничную молитву.
— Если сказано правильно, то это должно быть где-то здесь. — Мускулистый дюжий гвардеец по имени Бодуэн с густыми песочного цвета волосами и квадратным лицом спрыгнул с коня и передал поводья одному из своих спутников. Его алый плащ насквозь промок. — Дай-ка мне факел, Лукас.
— Надо известить городские власти, пусть ищут, — сказал Лукас, самый молодой из троих, отдавая факел. — Черт бы побрал эту слякоть!
— Это не их обязанность заниматься убийствами, — ответил Бодуэн, вглядываясь в темноту. Зловещую тишину на площади нарушали лишь завывания ветра и шум дождя. Темнели окна домов. Большинство обитателей еще не вернулись из церкви. Подняв высоко факел, Бодуэн двинулся вперед. — К сожалению, эта неприятная обязанность выпала нам. — Он повернулся и сделал своим товарищам гримасу. — Людям старого доброго сенешаля.