Тайное дитя
Шрифт:
– Спасибо, что приехали. И примите мои извинения за добавленные хлопоты.
Он пропускает доктора в переднюю, где тот отдает Элис шляпу и шарф.
– И кто же из вас мой пациент?
– Мейбл, – коротко отвечает Эдвард, ведет врача в гостиную и плотно закрывает дверь. – Вначале я должен переговорить с вами наедине. – Эдвард указывает на стул, предлагая сесть, но оба продолжают стоять. Эдвард теребит манжеты. – Мне пришлось спешно приехать из Лондона. Жену я нашел в истерическом состоянии, а потому буду вам признателен, если вы осмотрите и ее.
Доктор
– По словам няни, которая сегодня уволилась, у нашей дочери наблюдаются странные… проявления. Какие-то видения, разговоры с несуществующими людьми. – Он делает короткую паузу. – Элинор мне говорила, что замечала у Мейбл странные движения рта, глаз и подбородка. Элинор очень расстроена поспешностью, с какой няня покинула наш дом, а также смехотворными утверждениями, будто наш ребенок одержим. – Эдвард закатывает глаза и невесело смеется. – Добавлю, что няня – рьяная католичка, склонная к мелодрамам и диковинным суевериям.
– Что ж… – Доктор Харгривс морщит лоб. – Я бы предпочел взглянуть на Мейбл.
Он делает шаг к двери. Эдвард берется за ручку, загораживая путь.
– Я могу рассчитывать на вашу предусмотрительность и сохранение полной конфиденциальности относительно этого дела?
Доктор Харгривс твердо смотрит Эдварду в глаза:
– Можете не сомневаться.
– Благодарю.
Эдвард открывает дверь, и они вдвоем молча поднимаются в детскую.
Доктор Харгривс – спокойный человек средних лет с седеющими висками. Четыре года назад холодным мартовским утром он принимал у Элинор роды. Эдвард вспоминает, как он впервые увидел свою дочь: крошечную, краснолицую и орущую. Она потрясала кулачонками, а из открытого ротика высовывался язычок. Доктор тогда улыбался, считая ее гнев на мир хорошим знаком.
– В этой малышке неукротимый дух, – сказал он, осторожно передавая ребенка в неуклюжие руки Эдварда.
Эдвард стал ее нежно укачивать, и все вопли чудесным образом утихли. Взгляд ее темно-синих глаз блуждал по сторонам и наконец встретился со взглядом отца. С того момента Эдвард был покорен.
Они подходят к дверям детской. Тяжесть в груди Эдварда нарастает.
Элинор держит Мейбл на коленях. Малышка сосредоточенно сосет большой палец. Мисс О’Коннелл безуспешно пыталась отучить ее от этой привычки. «Фу! Пальчики грязные. Так делают только младенцы», – отчитывала она девочку, насильно вытаскивая палец изо рта своей подопечной.
При виде жены и дочери у Эдварда учащается сердцебиение. Мейбл сидит в ночной рубашке, внимательно глядя на книгу, которую ей читает Элинор. Идеальная сцена. Трудно представить стычку, произошедшую между мисс О’Коннелл и Элинор, о чем жена со слезами на глазах поведала ему сразу же, как он переступил порог. Элинор несвойственно терять самообладание.
Доктор Харгривс подходит к матери и дочери и широко улыбается:
– Добрый вечер, маленькая леди. Ты меня помнишь?
Мейбл устремляет на него большие синие глаза и качает головой.
– Я доктор Харгривс. Меня не удивляет, что ты меня не помнишь. Прошло больше года с тех пор, как я приезжал к тебе. А сейчас я хочу немножечко тебя осмотреть. Ты не возражаешь?
Мейбл смотрит на отца. Эдвард ободряюще кивает.
– Хорошо, – отвечает Мейбл, извлекая изо рта мокрый, блестящий от слюны палец.
– Вот и чудесно. Я попрошу тебя присесть на краешек кровати.
Он похлопывает по покрывалу, ставит туда саквояж, открывает и достает стетоскоп.
Пока доктор слушает ее сердечко, проверяет рефлексы, осматривает уши и глаза, Мейбл сидит тихо. К процедуре осмотра она относится со вниманием. Когда доходит черед до горла, она послушно открывает рот и говорит «а-а-а-а».
Доктор Харгривс сидит перед ней на корточках, скрестив руки на груди, и задает вопросы. Сколько ей лет? Есть ли у нее друзья и подруги? Может ли она сосчитать до десяти и обратно? Какие звуки издают свиньи, утки, коровы, собаки и кошки? Где живут лягушки? Вопросы продолжаются. На каждый Мейбл отвечает без запинки.
Наконец он выпрямляется и говорит:
– Отлично, Мейбл. Ты на редкость терпеливая пациентка. Должно быть, ты устала. Ведь тебе, полагаю, уже давно пора спать.
Мейбл отвечает ему застенчивой улыбкой.
– Можно мне вас на пару слов? – спрашивает доктор Харгривс у Элинор и предлагает отойти к окну, чтобы Мейбл не слышала их разговор.
Эдвард присаживается на кровать рядом с Мейбл.
– Здравствуй, принцесса, – говорит он, гладя ее шелковистые волосы.
– Здравствуй, папа. – Дочь смотрит на него доверчивыми глазами. – Зачем доктор пришел меня осматривать?
– Хотел убедиться, что у тебя отменное здоровье.
– А-а. А где няня?
– Разве мама тебе не сказала? – (Мейбл качает головой.) – Ей понадобилось уехать к своей маме, поскольку та неважно себя чувствует.
– Когда она вернется?
– Не знаю. Возможно, у тебя появится новая няня.
– Я не хочу новую няню. Я хочу маму.
– Твоя мама, принцесса, всегда с тобой, – смеется Эдвард. – У тебя будет и мама, и новая няня. Мама слишком занята, чтобы постоянно присматривать за тобой.
– Я больше всего люблю маму, потом тебя, а потом Элис. Нет, сначала Дилли, потом Элис. Раньше я любила Пэтча больше других, но он умер, и я уже не могу его любить. Папа, а давай заведем новую собачку, – просит Мейбл, хватая пухлыми пальчиками отцовский рукав.
Доктор Харгривс и Элинор возвращаются после разговора у окна.
– Я сейчас тебя уложу, – говорит Элинор дочери, а затем обращается к Эдварду: – Я скоро спущусь.
Она снимает покрывало и отгибает край одеяла. Мейбл забирается в кровать. Эдвард смотрит, как жена натягивает одеяло до подбородка Мейбл и плотно подтыкает со всех сторон. Потом она присаживается на кровать и нежно гладит светлые волосы дочери. У него сжимается сердце.
В гостиной задвинуты шторы, включен свет, пылает огонь в камине. Эдвард наливает доктору Харгривсу в бокал кларета. Когда приходит Элинор, он наливает и ей.