ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)
Шрифт:
ХV
Мы с Лизой ненадолго расстались: я все-таки решил заглянуть в университет, пройтись по родным коридорам, постоять на каменном крыльце с приятелями, полистать книги в библиотеке. Вечером, вернувшись на Арбат, я застал Лизу в смятении, она была бледна, руки у нее дрожали, она смотрела на меня с выражением панического испуга, за столом же в преизбытке любезности и воспитанности восседали мои родители – парламентеры.
Отец, надо полагать, долго таил бумажку с адресом, нацарапанным Лизой, но потом сдался. Почему вдруг? Не знаю… Невозможно до конца понять доброго человека. Словом, мои нагрянули, и мне снова был предъявлен ультиматум – на этот раз в присутствии Сусанны.
– Пока что ты прописан не здесь! – Мать воскликнула это с полувопросом, демонстрирующим мою полнейшую ничтожность, если я осмелюсь утверждать обратное. – Пока что твой дом в другом месте! Даем тебе полчаса, или…
Говоря это, мать переполнялась воспитанностью, а Сусанна непроницаемо изображала комизм. Отец, добрый человек, сидел как-то понуро…
Нас оставили наедине, меня и Лизу, и мы должны были все обсудить и что-то решить. Я ждал, когда в моей голове уляжется сумбур и я смогу немного соображать. Лиза обняла меня, ободряюще кивнула и сказала так, словно мой уход был делом давно и бесповоротно решенным:
– Милый, я соберу чемодан…
– Что?! Какой чемодан?!
– Твой шикарный чемодан, с наклейкой… Третья смена закончилась, и пора возвращаться домой.
Я насторожился, услышав в голосе Лизы незнакомые мне ледяные нотки.
– Ты притворяешься жестокой или на самом деле такая!?
– Да, я жестокая, а с дураками иначе нельзя. Уезжай! – выкрикнула Лиза и странно подняла согнутые в локтях руки, то ли нападаяо, то ли защищаясь от кого-то.
– Гонишь! Откровенно гонишь! – Чтобы уязвить Лизу, я предлагал наиболее обидное и в свою очередь уязвляющее меня истолкование ее слов и действий.
– Я устала с тобой нянчиться! Сопли тебе вытирать! – Она нарочно выбирала слова, которые могли ранить меня как можно больнее. – Не мучь меня больше! Хватит!
– Гонишь?! Гонишь?! Сама?!
– Да выкатывайся ты!
Лиза вынесла за дверь чемодан, нахлобучила мне на голову шапку, сдернула с веревки и сунула мне в руки недавно выстиранную рубашку, и с этим мокрым комом я оказался в коридоре.
– Что это?! – брезгливо сморщилась мать. – А других вещей там не осталось?!
Мы погрузились в машину – я сидел между Сусанной и матерью. Сусанна улыбалась краями губ, все молчали. Я чувствовал, что между мною и матерью должен состояться разговор, и молчание остальных создавало для него обстановку.
– Девочка нам рассказала, - начала мать шепотом, но затем повысила голос в знак того, что обращается ко мне от имени всех сидевших в кабине.
Она даже притянула к себе Сусанну, обняв ее как дочь.
Сусанна улыбалась и улыбалась.
– Девочка нам все рассказала, - произнесла мать так, словно после предыдущей фразы могла создаться видимость, будто Сусанна от них что-то утаила. – Как ты мог повести себя столь непорядочно?! Как мог допустить такую низость ты, мой сын!
– Мать перешла на почтительный тон, называя столь редкое по тем временам отчество генерала. – Надо немедленно, немедленно загладить свою вину! Ты понимаешь, какие на тебе обязательства!
Я спешно пытался что-то сообразить. Значит, Сусанна рассказала… то, что произошло в горах, теперь известно матери, отцу, всем… Дьявольская гордость, унаследованная от предков, не помешала ей… и это после ненависти, презрения, отвращения, нежелания даже видеть?!
– Такие же обязательства у меня и перед другими, - пробормотал я, чувствуй себя, как арестант между двумя конвоирами.
– Как ты равняешь?! – чуть ли не взвизгнула мать.
– Вот плоды… - Она угрожающе посмотрела на отца, напоминая, к чему приводит его безответственная доброта, проявляющаяся в подсаживании случайных попутчиц.
Сусанна улыбалась и улыбалась.
ХVI
Вот такая история… Наверное, каждый пережил в юности роман с женщиной, которая вдвое старше и, что называется, знает жизнь, как царь Соломон, и, конечно же, всеведуща в любви.
С той поры промелькнули годы, студенчество мое кануло в Лету, и стал я Петром Тарасычем, сухопарым, длинным как жердь, с размашистыми, заплетающимися жестами и привычкой, осклабившись в слащавой улыбке, слегка втягивать голову в плечи и эдак подныривать от подобострастия перед тем, кому я спешу протянуть руку.
Разумеется, я женат (а как же иначе!), воспитываю детей-двойняшек, дважды остепенился и скоро стану профессором – таким же льстивым и циничным, как профессор Преображенский. Правда, я не любимец дам, но по остальным меркам попадаю в яблочко (а яблочки сейчас дорого стоят).
Словом, на мой счет Лиза не ошиблась. Но что стало с ней?!
Из университета мне иногда приходится ездить на метро – с той самой станции. Да, той самой, где я когда-то состукивал снег с зонта и отгибал воротник ее пальто, и вот взгляну под своды потолка – глаза какая-то дрянь застилает, все плывет, и я отворачиваюсь к телефонным нишам. Но и там меня дразнит призрак, и кажется, что я опять отгибаю воротник и состукиваю снег…
И я бегу, бегу прочь.
Дома меня ждет Сусанна. Старый генерал благословил молодых и согласился на свадьбу, родители мои лучшего и желать не могли, и была она, эта свадьба, месяц спустя. Сняли банкетный зал, наняли развязного, фатоватого тамаду с малиновыми щеками, съехалась тьма гостей. Жених был в черном, невеста в белом, оркестрик изнемогал на сцене, а я, хитрец с улыбочкой, как всегда наблюдал… И за гостями, и за невестой, и за женихом – наблюдал как бы со стороны и вдруг со зловещим хохотком подумал, что женишок-то я… хм… Подумал, и привиделось мне, померещилось, возникло странное ощущение: ноздреватый бетон, в который я упираюсь лбом… белый, застывший, ноздреватый, шершавый, с ушком петли для крюка. И этот бетон – моя будущая жизнь, вот только зацепи крюком за ушко…