Тайное учение даосских воинов
Шрифт:
Показавшись в общежитии и прогулявшись по городу, я вернулся домой и застал мою маму в крайне возбужденном состоянии.
– Как хорошо, что ты вернулся, сыночек! – захлебываясь от переполнявших ее чувств, причитала она. – Представляешь, какой ужас: Сергей со своим приятелем затащили в красный уголок какую-то проститутку и захотели ее выебать, а она им не дала, и их забрали в милицию за изнасилование. Ко мне прибежал сосед, которого они не взяли с собой, и сказал, что они собираются изнасиловать бедную девочку. Я думала, что там действительно маленькая девочка, вызвала милицию, а там оказалась такая прошмондовка, что на ней клейма негде ставить.
На следующий день я узнал, что Сергея отпустили благодаря тому, что его мать работала в милиции. Женщину в конце концов уговорили не подавать заявление, хотя она некоторое время отказывалась это делать, ссылаясь на то, что их там было трое, целая банда, и особенно страшным был последний, который потом исчез, это бы для нее добром не кончилось, и т. д.
Сергей с приятелем решили, что лучше про меня не упоминать, чтобы им не «пришили» групповое изнасилование, и твердо стояли на своем, клятвенно утверждая, что их было только двое. Дело замяли, и они отделались легким испугом.
Через пару дней я узнал, что та же самая женщина, немного подвыпив, добровольно отдалась сразу семерым знакомым Сергея в какой-то подворотне.
Я вспомнил, как Ли, предрекая испытание, которое я должен выдержать, сказал:
– Ты еще наивен, как ребенок, но в тяжелой ситуации ты будешь вести себя как мужчина, и от того, насколько ты окажешься умен и ловок, зависит, сможешь ли ты в дальнейшем продолжать обучение или нет.
В то время я очень смутно представлял, что такое учение «Вкус плода с Дерева Жизни», считая, что мне придется изучать только философию и теоретические разработки недоступных мне техник прыжков, которыми, чтобы их как следует освоить, нужно заниматься с раннего детства. Но воинское искусство в любой его форме настолько сильно увлекало меня, что я был готов изучать даже то, что, как я считал, не сможет принести мне практической пользы как бойцу.
Через день Ли отыскал меня в городе. Мы заранее разработали маршрут, по которому я должен был проходить в определенные часы, и в какой-нибудь точке этого маршрута Учитель присоединялся ко мне.
Я рассказал со всеми подробностями о том, что произошло, и наконец задал мучивший меня вопрос о том, как он смог предугадать эти события.
– При переходе человеческой личности на более высокий уровень, – ответил Ли, – когда личность проникает в сферы, которые ранее были ей недоступны и которые в некотором смысле поднимают ее над самой собой, всегда начинается цепь испытаний, преодолев которые эта личность утверждается на новом уровне, или же она скатывается на свой старый уровень, а возможно, и еще ниже, если не сможет их преодолеть.
– Неужели ты знал заранее в деталях то, что произойдет? – спросил я.
– Я знал, что тебя ждет испытание, но в чем точно оно заключается, мне было неизвестно, – отрезал Учитель таким тоном, что дальше я спрашивать не стал.
В течение двух следующих месяцев Ли регулярно встречался со мной в парке, показывая технику прыжков. Иногда мы на целый день уезжали в лес и тренировались там.
Почти все время, которое я проводил на лекциях в институте, я посвящал детальному конспектированию его уроков.
Наконец я принес Ли еще несколько тетрадей с описанием и систематизацией того, что он мне показывал. Учитель забрал тетради, и, когда через несколько дней я спросил о них, он мне ответил, что сжег все мои конспекты, включая ту тетрадь, которую я ему дал перед историей с изнасилованием. Я почувствовал ужасную обиду и злость.
– Как ты мог так поступить! – закричал я. – Ты даже представить себе не можешь, сколько времени и труда мне стоило написать все это!
– Написанное привязывает к себе, – спокойно произнес Ли. – Твоя задача – держать знания в голове, а не в тетрадях. Нет никакого смысла делать конспекты.
Через некоторое время Учитель объяснил, что, запрещая мне конспектировать, он тем самым побуждал меня еще более старательно записывать то, что он говорит.
– Твой первый удачный опыт охладил бы твой пыл, – с усмешкой пояснил он. – Если бы я просто похвалил твои конспекты и вернул их тебе, в дальнейшем ты уже не писал бы их с таким усердием и чувством. С другой стороны, ты бы чересчур привязывался к написанному и не старался запомнить информацию, успокаивая себя тем, что все знания хранятся в твоих тетрадях. С помощью запрета я заставил тебя и запоминать, и записывать, стараясь делать и то и другое наилучшим образом. Записи могут пропасть, но память твоя не исчезнет, пока ты жив.
И действительно, я, несмотря на запрет Ли записывать, старался конспектировать его уроки еще подробнее и лучше, одновременно запоминая все, что он мне показывал.
– Я знал, что твоя натура европейца упряма, – посмеивался надо мной Учитель, – и был уверен, что, отняв твои драгоценные записи, заставлю тебя создавать новые шедевры.
Но в тот момент объяснение Ли, что написанное привязывает к себе, меня абсолютно не удовлетворило и не вдохновило. Мои конспекты представлялись мне такой драгоценной сокровищницей знаний, что их уничтожение можно было сравнить по уровню ощущений с потерей близкого человека. Обида и злость нарастали так стремительно, что я почти не мог контролировать их. То, что Ли относился к моим страданиям с насмешливым безразличием, их ничуть не облегчало.
Выбрав момент, когда моя злость достигла пика, Ли весело предложил мне:
– А ну-ка, ударь меня. Я попробую увернуться, стоя на земле. Только одно условие: ты должен ударить очень сильно – и я покажу тебе технику, которая сметет боль утраты твоих конспектов.
Я ударил его изо всей силы несколько раз. Ли уходил от ударов, стоя на месте, неуловимыми движениями туловища, шеи и плеч, так что очень быстрая серия ударов словно повисла в воздухе – я промахивался каждый раз, несмотря на то, что Учитель оставался на том же месте, не отступая ни на шаг. Я попробовал схватить его, но Ли безо всяких усилий отвел мои руки. Я набросился на него, как бешеный, с единственной целью – хотя бы прикоснуться к нему, но он начал уходить, оказываясь то у меня за спиной, то сбоку, а один раз умудрился даже пролезть у меня между ног в очень низкой стойке в момент, когда я хотел ударить его ногой.
Наконец я остановился и сказал:
– Ли, но ведь ты же не прыгаешь!
– А как ты думал, мой маленький друг, – усмехнулся он. – Разве можно научиться прыгать, не научившись стоять на земле? Прежде чем освоить искусство прыжков, я долгие годы изучал бой на земле.
– Почему ты скрывал это от меня? – спросил я. – И зачем просил обучать тебя каратэ?
– Поскольку ты еще не был готов воспринять, а я не был готов передать тебе эти знания.
Позабыв о конспектах, я с воодушевлением спросил: