Тайны Афганистана
Шрифт:
Идрис-шах также утверждает, что йезиды используют в качестве символа фигуру змеи, которую они зачерняют сажей, и что змея отнюдь не символизирует зло и не имеет отношения к древней символике регенерации через сбрасывание кожи, как многие полагают, а была избрана по тем же причинам, что и павлин, и что изучение слов, их перевода и их скрытого значения показывает, что черная змея символизирует мудрость жизни. Идрис-шах подчеркивал наконец, что братство йезидов пыталось распространить свое учение и в некоторых местах (здесь обнаруживается явный намек на лондонские ложи) превратилось в чистую пантомиму.
Идрис-шах утверждает буквально: «Эта профанация символов отражается во многих странных объединениях Запада. Подлинное стремление к внутреннему росту уступило место форме, которая в свою очередь используется для достижения
Не вызывает сомнений, что многие псевдоучители паразитировали на древних обычаях и традициях, на их символах и ритуалах, которые им не удалось понять, но они использовали их в качестве декораций для организации собственных сект и инсценировки ритуалов. Они слышали звон колоколов, но оказались неспособны понять музыку. То же самое можно сказать о появившихся на Западе псевдошаманах, которые посвящали в таинства, совершали ритуалы, устанавливали театральные контакты с потусторонним миром, обещали исцеления и варили поддельные лекарственные отвары, не зная, что настоящему шаману ведомо нечто большее — то, что Гарольд Блум метко определил следующим образом: «Чтобы считаться шаманом, нужно пройти сон инициации и почти одновременно быть одержимым духами, начиная с этого момента он сможет достигать статического транса, который вызывает божественное вдохновение. Молодой шаман может учиться у старого, но результат зависит от выбора духа, а не от наставника или претендента». Несомненно, в том, что делает псевдошаман, отсутствует именно этот дух, поскольку псевдошамана интересует лишь экономическая выгода его искусства. К сожалению, многие из них так вживаются в образ, что начинают сами верить в свою силу, подобно актеру, исполнившему роль Тарзана, который лазал по занавескам во время торжественного приема. Фрэнсис Воэн в своей книге «Тени священного» говорит в связи с этим: «…шарлатаны обычно очень похожи на настоящих духовных наставников, и даже сами начинают верить в подлинность своего учения. Случается даже, что подлинное учение передается индивидумами, эго которых все еще обременено жаждой денег, секса и власти».
Число семь — это магическое число Афганистана, которое, как мы уже говорили, встречается в бесчисленных легендах. Не возникает сомнения, что это число обладает наивысшими магическими свойствами: именно оно чаще всего встречается в Библии, как в Ветхом, так и в Новом Завете. Алхимики также считали его особым числом, поскольку в Великом Деянии используются семь металлов. В астрологии, которая появилась в Афганистане во времена Заратустры, выделяют семь планет и семь богов, а также семь звезд, входящих в состав Большой Медведицы, семь Плеяд, семь крупных планет и семь лучей солнца. Число семь присутствует в семи шагах Будды, выходящего за границы пространства и времени. Китайцы связывают семь звезд Большой Медведицы с семью отверстиями человеческого тела и семью сосудами человеческого сердца.
Напомним, что у вавилонян были известны семь «несчастий». В магии используется волшебная веревка с семью узлами и заклинания повторяются семикратно. Невозможно перечислить все случаи употребления числа семь в мифах различных народов: семивратные Фивы, семь сыновей Гелиоса, семеро сыновей и семеро дочерей Ниобы, семь мудрецов Греции. В иудаизме встречаются семь городов, семь книг запечатанных, семь небес, населенных различными ангелами, семь лет, которые Соломон затратил на постройку храма, семь голов зверя из Апокалипсиса, семь чаш гнева Господня и семисвечник.
Целью этого краткого обзора символических значений числа семь является стремление показать, что это число присутствует во всех традициях, возникших во всех частях земного шара. Таким образом, не стоит удивляться, что существует важная связь этого числа с Афганистаном, два примера проявления которой мы рассмотрим: это Семь Башен Сатаны и суфийское понятие «семи типов людей» и его характерное сходство с семью типами людей, которые выделяет Гурджиев.
Первые упоминания «Семи Башен Сатаны» мы обнаруживаем в книге Уильяма Сибрука «Путешествие в арабские страны», опубликованной в 1933 году. Позже ее прокомментировал Рене Генон; эту тему также поднимает Питер Кинг, пересказывая легенду о семи башнях Шайтана или доме власти, а также писатель Джон Бьюкен, отождествивший их с рядом тайных монастырей в Афганистане.
Уильям Сибрук утверждает, что видел одну из этих башен в стране йезидов, в отрогах скал Курдистана. Сибрук описывает ее следующим образом: «Позади, увенчанная еще одним высоким шпилем, виднелась белая заостренная башня, похожая на точку, оставленную острым карандашом, из которой исходили лучи света настолько ослепительного, что от него болели глаза. Ее вид вызвал у меня дрожь восторженного любопытства, поскольку, какова бы ни была ее цель, я не имел и тени сомнения в том, что я вижу одну из „башень Шайтана“, один из этих сказочных маяков, о которых говорится в персидских, арабских и курдских сказках и легендах». В той же книге Сибрук пишет, что семь башен формировали цепь, которая пересекала Азию с севера Маньчжурии до Курдистана, проходя через Тибет, Афганистан и Персию. И в каждой из них постоянно обитал Сатана, который с помощью тайных вибраций руководил действием зла в мире.
Сибрук связывает эти башни со злом, поскольку, если в них обитает Сатана, он не может практиковать никакой положительной магии, а неизбежно творит зло.
Такая трактовка может показаться читателю несколько наивной, но напомним, что в те времена жизнь проходила в окружении мифов, в которых присутствие дьявола расценивалось как нечто ужасное. В настоящее время существование дьявола уже не внушает ужаса и мало связывается с мирскими событиями, хотя несколько лет назад кардинал Ратцингер стер пыль с его образа и напомнил миру, что он существует, несмотря на протесты многих теологов, использовавших его имя лишь в качестве символа, чтобы пугать необразованный народ и детей.
По мнению Рене Генона, тот факт, что одна из башен расположена на территории йезидов, еще не доказывает того, что они «сатанисты», и скорее всего, как это часто бывает с еретическими сектами, они могут быть использованы неизвестными им силами. Что это за силы? Имел ли Генон в виду силы зла? К этому вопросу мы вернемся в конце книги, но сперва необходимо продолжить рассмотрение эзотерических черт Афганистана.
В то время как Рене Генон оставляет загадку неразрешенной, не осмеливаясь высказать гипотезу о йезидах и «ангеле Павлине», которому они поклонялись, Эрнест Скотт уверяет, что эти башни подобны «домам власти», которые образуют цепь, пересекающую Центральную Азию. Его понятие «домов власти» совпадает с принятым в Афганистане: так называются некоторые монастыри этой страны. Кроме того, Генон заметил, что эти башни могли использоваться для содействия неизвестным нам силам не только йезидами, но и многими другими еретическими течениями. Блуждающие маги проводили в каждой башне по несколько дней, поскольку, если верить Генону, в башнях не было постоянных обитателей, они были «осязаемой вещественной поддержкой одного из центров контр-инициации, в ходе которой святые (Авлие) превращались в Шайтанов, и судя по положению этих семи центров, они стремились противостоять влиянию семи Актабов или земных „полюсов“, подчиненных высшему „полюсу“, хотя это противостояние могло быть лишь иллюзорным, поскольку духовная область по необходимости недоступна контр-инициации».
Семь Башен Сатаны продолжают оставаться загадкой и сегодня. На самом деле не удается даже установить их точное расположение на территории Азии, особенно в Афганистане, где после войны практически не осталось уцелевших построек. Но все эти вещи — братство Сарман, Высшие Неизвестные, йезиды и Башни Сатаны — превращают Афганистан в кипящий котел колдовского зелья, где берет начало зороастрийская борьба добра и зла, которая продолжается здесь сотни лет и склонилась в сторону одного из полюсов, конечно, самого неблагоприятного.
Гурджиев также говорил еще об одном понятии, которое мы не можем обойти молчанием. Это сиддхи. Слово сиддхи имеет очень сложное значение, его прочтение меняется в зависимости от внутреннего состояния читающего, подобно тому как это происходит с некоторыми понятиями ислама. Например, термин «джихад» может иметь целый ряд значений в диапазоне от «борьбы за дело Бога» до «справедливой священной войны». Магометане использовали это слово, обозначая войну против неверных, но оно также может относиться к внутреннему миру человека, его борьбе с низменными инстинктами или стремлению к развитию и самосовершенствованию.