Тайны черноморских линкоров
Шрифт:
В ту пору мы еще не читали Булгакова (поскольку не печатали) и ничего не знали о смысле коллективных песнопений под руководством «товарища» Швондера. А все так и было, что совсем не мешало спустя несколько лет «приятному со всех сторон» Дмитрию Степановичу Полянскому возглавить расправу над демонстрацией протеста рабочих местного завода по поводу повышения цен в Новочеркасске, закончившейся расстрелом: сначала демонстрантов – прямо на улице, а потом «зачинщиков» – в старой новочеркасской «крытке», спецтюрьме на окраине города, огромном кирпичном узилище с мрачным прошлым еще с пугачевских времен.
Тогда,
Как известно, не он первый, да и не последний, причем во все времена. Часто, например, это происходит в респектабельно-коварном Лондоне. Проницательный Солженицын, хорошо зная подобные «штучки», вообще «забежал» в Вермонт, американскую глушь, что почище нашей Сибири будет. Боялся, а вот современный доктор Фауст по фамилии Березовский не захотел…
Так что опытный и не раз «битый» Симонов готовил съемки в Сосновке почти как войсковую операцию, тайно доставляя громоздкое оборудование на дачу бывшего заместителя Верховного Главнокомандующего.
За несколько дней до этого вдвоем с режиссером наведались, выяснили, что ни сторожа, ни садовника там нет. Двухэтажный дом охраны давно пустовал, поэтому решили трогаться с восходом, пока «честной» народ еще почивает. С кольцевой дороги «гуськом» свернули в лесную глушь и осторожно подъехали к зеленым дощатым воротам. Водитель головной машины торопливо распахнул их, и машины кавалькадой, друг за другом, тихо втянулись под кроны вековых сосен. Только тогда, стерев со лба пот, вздохнули более-менее облегченно…
Беседа с Жуковым вошла в фильм, а потом и в историю нашего Отечества, оставив потомкам реальный образ великого полководца, уже пожилого, но еще крепкого, решительными жестами подчеркивавшего свой рассказ о минувшем, которое его собеседники, особенно Константин Симонов, фронтовой корреспондент «Красной Звезды», знали не понаслышке.
Утро разгорелось в жаркий солнечный полдень, режиссер и писатель скинули пиджаки, а маршал так и остался в фуражке и кителе, словно подчеркивая стремление остаться в памяти именно в том образе, который через годы в разных художественных фильмах потомки будут пытаться воспроизвести силой актерского вдохновения. Лучше всех это получалось у народного артиста СССР Михаила Ульянова, часами, бывало, рассматривавшего хронику с участием маршала, где Георгий Константинович почти всегда суров и непреклонен. Таков он и в его исполнении, вдохновенно игравшего, увы, лишь одну краску. Дочери Жукова, обижаясь, говорили, что отец чаще был другой – радушный, веселый, внимательный к гостям и домочадцам, да и вообще к близким людям.
Писательница Елена Ржевская,
Жукова тогда заинтересовала история, которую Ржевская изложила в журнале «Знамя», в публикации под названием «Берлин, май 1945». Речь шла о сугубо засекреченной операции, связанной с опознанием трупа Гитлера. Настолько тайной, что Жуков и не подозревал, что Гитлера уже в мае 45-го года нашли в состоянии обугленного фрагмента, и только по зубным коронкам определили то, что осталось от бесноватого фюрера.
Ржевская какое-то время даже носила в полевой сумке коробку с челюстью Гитлера. Носила до тех пор, пока в одной из частных клиник не обнаружили рентгеновские снимки и золотые коронки, которые не успели фюреру поставить. «Смершевцы» под руководством полковника НКВД Горбушина разыскали даже медсестру, некую Кете Хойзерман, которая держала во рту Гитлера зеркало, пока доктор Блашке пилил золотой мост в верхней челюсти. Хойзерман, осмотрев содержимое коробки, признала: да, это зубы фюрера…
Удивить Жукова чем-то было очень трудно, почти невозможно, но после рассказа Ржевской он не скрывал своего потрясения.
– Не может быть, чтобы Сталин об этом знал, – решительно опроверг он гостью. – Я был очень близок к нему. Он не раз меня спрашивал: «Где же Гитлер?»
– А когда спрашивал? – задает вопрос Ржевская.
– В июле, числа девятого или одиннадцатого… Не помню уже точно…
– Должна вас огорчить, Георгий Константинович, к этому времени Сталин уже давно все знал. Более того, с помощью Серова провел проверку, удостоверился…
– Но ведь он меня постоянно спрашивал: «Когда найдете?»
– Очевидно, давал понять, что не знает.
– Зачем?..
Этот вопрос Жуков, скорее, задавал не Ржевской, а самому себе, и этот разговор происходил более чем через двадцать лет после войны, 2 ноября 1965 года…
Вообще это довольно запутанная и малообъяснимая история, почему Сталин скрыл от Жукова очевидность факта убийства Гитлера. Любознательного читателя, которого интересуют подробности, я отсылаю к воспоминаниям Ржевской под названием «В тот день, поздней осенью», где она делится впечатлениями о Жукове, когда уже окончательно рухнула надежда, что с приходом к власти Брежнева опала как-то смягчится.
Леонид Ильич выбрал, пожалуй, худший ее вариант – забвение. Из записок Елены Моисеевны Ржевской я бы выделил для себя лишь одну любопытную деталь, которая рисует образ совсем другого человека по сравнению с тем, что играл Ульянов. Во время разговора с маршалом в комнату вбежала раскрасневшаяся девчушка в пальто и вязаной шапочке. Это была Маша, младшая дочь Жукова.
«…С разбега – к отцу, еще на расстоянии показывая в приоткрытой ладошке яйцо.
– Нашла? – заинтересованно включился он, на равных деля с ней ее занятия и радости.