Тайны Далечья
Шрифт:
– Так это ты была?
– А ты и не догадался? Эх, молод ты еще, неразумен, хоть и царь.
– Какой же я царь, бабушка? Ты же ведаешь, омутник я.
– А ты на себя посмотри.
Глянул Михрютка, а на груди у него, там, где раньше камень висел, листочек дубовый золотом горит – знак власти царской. И рассказала ему бабка Гапа все, что знала.
Могущественным чародеем был Некрос. Много зла сотворил он за долгую жизнь. Много бед принес. Целое войско мог убить одним взглядом, а потом оживить мертвецов, чтобы служили ему верой и правдой. Не только люди погибали от рук Некроса, но и ведьмы, и колдуны, и обитатели лесные, полевые да домовые, что люди «нечистой силой» кличут. Никому не было спасения. Но как-то раз не повезло и Некросу. Захотел он быть владыкой не только на суше, но и на море. Прогневал царя морского, слуг его верных убивая. Царь морской поднялся из глубин, а вместе с ним волны огромные на сушу обрушились, все
Много воды утекло с тех пор, стали эти страшные события забываться. Как шкатулка из морского царства исчезла, бабка Гапа не ведала, а только забрел в лес их заповедный, где отец Михрюткин владыкой был, человек один. Он эту шкатулку под деревом и закопал, а леший ее вырыл и Царю лесному доставил, как положено. Не ведал владыка, что делает, открыл шкатулку. Сила в нем была немалая, и камень ему покорился. Выпустил он нечаянно Некроса на свободу. Поначалу ничего и не понял: из шкатулки дымок вылетел да испарился. А вот на шее у Царя лесного шнурок появился, а на нем – половинка камня-ключа. Смекнул тут царь, что шкатулка-то непростая. Только прежде чем он догадался, Некрос одного из слуг его нерадивых подкупил, тот шкатулку у владыки и выкрал. А потом и пошел чародей на лес заповедный войной. Хотел, значит, камень тот вернуть, чтобы никто уже его обратно в ящичек не загнал. А у камня еще один секрет был: нельзя его было ни выкрасть, ни отнять, только в дар получить либо обменять. Много тогда обитателей лесных полегло. Среди них и владыка, отец Михрютки. Но вот камня у него не оказалось, передал он ключ царице, а та перед битвой последней сыночку малому на шею повесила да укрыла Михрютку в болоте у бабки Гапы. Агриппина-то царю не родня вовсе, что за сиротку она в болоте приютила, о том никто не ведал, после битв жестоких сироток в лесу много осталось. А на знак царский, что на груди у Михрютки горел, заклятие было наложено: покуда камешек волшебный на шее у него висит, листочка золотого не видно. Так погибли Михрюткины родители, а Трифон, который шкатулку для Некроса выкрал, владыкой лесным стал, не без помощи чародея, разумеется. Так что на роду Михрютке было написано с Некросом сразиться.
Как повзрослел он, бабка ему болото и оставила, чтобы Трифон на какую другую службу его не определил. Чем дальше Михрютка от Царя лесного, тем позже тот камень волшебный у него на шее разглядит. А камень Трифон все время искал. Потому и чародей в наши края не совался боле до недавнего времени, пока в облике принца заморского к Василисе не посватался. Тут и понятно стало, что обнаружил Трифон пропажу. «Да, не к Варваре, а именно к Василисе, – отмахнулась бабка в ответ на Михрюткин немой вопрос, – я, чай, из ума еще не выжила». Царь-то Микола, шишка еловая, как рассуждал: выдам замуж Василису за принца заморского, Матвею придется на Варваре жениться, куда ему деться-то. А Настасья-колдунья его и надоумила, как это дельце ловчее обтяпать. Пусть, значит, Васька-Змей Варвару в пещере подержит, а Матвею сказать – похитил, мол, Змей поганый его суженую, но имени не называть. А как освободит Матвей Варвару, так, стало быть, по всем законам ему на ней и жениться. А Василиса к тому времени уже за морем будет. Только не знал царь Микола, за кого дочь младшую замуж выдает. Зато Настасья с Трифоном знали, что делают.
Предсказала Трифону древняя колдунья из подземных пещер, что одна из дочерей царя Миколы ему жизнь спасет, а другая – трон отберет, но не сказала, какая именно что сделает. Он бы давно от девчонок избавился, да спасительницу будущую погубить боялся. Оттого он и Настасью к царевнам приставил. Долго Настасья к девушкам приглядывалась, покуда не решила, что Василиса для Лесного царя опасна, кому ж трон занять, как не красавице писаной, к чьей красе ни бедный, ни богатый, ни простой, ни знатный, ни человек, ни обитатель лесной равнодушным остаться не может. А тут как раз Трифон камень-то и обнаружил, а вместе с камнем и наследника законного. Вот и решил он одним махом двух зайцев убить. Знал, что Матвей пойдет Василису спасать. Знал и то, что одному царевичу до Василисы не добраться, а вот если омутник ему помогать станет, то попадут они к чародею, там и погибнут. Так бы по его и вышло, кабы не две старушки, коротающие свой век в тихой деревеньке, да кабы не Варвара, что за Михрюткой увязалась. Вот она пророчество и исполнила, закрыла собой наследника, спасла; тем самым трона Трифона лишила, который он незаконно занял.
Тут вспомнил Михрютка про спутников своих, головой по сторонам завертел. Бабка улыбнулась, в сторону моря посмотрела. Михрютка тоже глянул, а там на бережке сидят в обнимку Матвей с Василисой и ничего вокруг не видят, друг на друга не налюбуются. Порадовался Михрютка чужому счастью, подумал с гордостью, что с заданием-то владыки лесного он все-таки справился: и в горе помог, и мечту заветную исполнил. Матвей-то теперь царю обеих дочек вернет, значит, может на любой из них жениться, все по закону. Обеих? А где же Варвара-то? Что же ее не видно, не слышно? Вновь стал Михрютка оглядываться – нет нигде Варвары. У бедняги аж в глазах потемнело. Вспомнил он, как по лабиринту каменному мчался, по ступенькам тающим прыгал с бедной лягушкой, что ни жива ни мертва от страху в кармане его сидела. Неужели выронил царевну? Неужто сгинула Варвара в замке чародейском? А бабка-то Гапа права: кабы не увязалась за ними Варвара, не победить бы им чародея. Ведь она им жизнь спасла: и бабке, и Михрютке. Слезы навернулись на глаза омутнику, тут уж бабке жалко его стало, мысли-то Михрюткины она и без заклинаний давно читала. Потянула она его за руку, отвела в сторонку да под кустик указала. Сидит там, в тенечке, лягушка, взгляд печальный.
– Как же так, бабушка? – Михрютка спрашивает. – Ведь развеялось колдовство, и статуи ожили, а Варвара почему лягушкой осталась? Что же делать-то?
– Эх, Михрютка, глуповат ты еще для владыки, – снова посетовала бабка, – али мало сам в шкурке лягушачьей бегал?
– Так это ты Варвару заколдовала?
– Я, милок, я, только не напрямую заколдовала, а защиту от чар колдовских поставила. Это значит, как только кто на царевну чары навести попытается, так станет она лягушкой, а лягушку чары не берут.
Глядит Михрютка, а на месте лягушки уже Варвара сидит, глазами хлопает и молчит, с Михрютки взора не сводит.
– Ты говори, не бойся. – Бабка ее подбадривает. – Я с тебя все заклятия-то сняла.
Поблагодарила царевна бабку и снова замолчала, видно, привыкла уже рот на замке держать.
Посмотрел омутник на шкатулку, потом на Агриппину. Она плечами пожимает: ты, мол, царь теперь, тебе и решать. Пошел Михрютка к морю синему, с поклоном к владыке морскому обратился.
Вынырнула тут русалка прекрасная, дочка царя морского, взяла у Михрютки шкатулку, героем его назвала и вручила ему ожерелье из жемчужин редких – подарок владыки морского. Михрютка ожерелье сразу Варваре подарил. Ведь если подумать, это она всех спасла, когда Михрютку собой прикрыла. Только русалка в глубинах морских скрылась, подкатила к берегу волна-карета да обратно путешественников в мгновение ока доставила.
И пути их разошлись. Матвей-царевич отправился дочек царю Миколе возвращать, Агриппина в деревеньку свою вернулась, чтобы поскорее Пелагию успокоить, новости радостные ей сообщить, а Михрютка в родной лес направился. Слухи-то, что птицы, летают, опередили омутника бывшего, а теперь Лесного царя. Все обитатели лесные ему в ноги кланяются, владыкой величают. Трифон-самозванец бежать пытался, так его лешие отловили и к владыке новому доставили. Михрютка думал, что и Трифон, и Настасья вместе с замком колдовским испарятся, но они-то призраками не были, так что пришлось обоим ответ держать за козни свои. Видал Михрютка во дворце у чародея птиц чудных, разноцветных, что человечьим языком разговаривают. Понравились ему птицы те, вот в таких он Трифона с Настасьей и обратил. Посадил их в клетку золоченую, да и подарил Матвею с Василисой на свадьбу. Василиса тоже пророчество исполнила, Трифона, из клетки сбежавшего, у повара царского отобрала, который за ним по двору гонялся с криками: «Суп сварю из петуха заморского!» Михрютке о том бабка Гапа поведала, сам-то он лес не покидал, негоже владыке лесному подданных без присмотра оставлять.
Жизнь лесная наладилась потихоньку. Поначалу хлопот у нового царя было много, но постепенно стало и у Михрютки свободное время появляться, а вместе с ним и тоска непонятная. Вроде все есть у владыки, а чего-то не хватает. Все чаще уходил он к омуту своему бывшему, за которым по старой памяти дед Онуфрий приглядывал. Сядет на берегу и развлекается, картинки на глади зеркальной смотрит. То замок чародея ему вода покажет, то как царевич Матвей с Васькой сражался, а всего чаше – царевну Варвару. Смотрит на нее Михрютка и каким-то своим тайным мыслям улыбается. Потом картинки с глади водной исчезнут, вздохнет он тяжело и отправится к себе в хоромы царские.
Вот приходит он как-то опять к омуту и видит: появилась там хозяйка новая. Сидит на берегу озерца кикимора незнакомая, волосы огнем полыхают. Нахмурился владыка лесной: что за непорядок в его владениях? Как это так, кто же это посмел омут занять без его ведома? Только он решает, кого куда определить, а самозванцы наказания строгого заслуживают. Стал размышлять Царь лесной, в кого ему кикимору нахальную превратить. Вдруг обернулась она и лукаво так на царя посмотрела. А глаза зеленые, что вода болотная, и на шее у кикиморы ожерелье из жемчужин редких. Улыбнулась она владыке, шагнула ему навстречу, и он ей в ответ просиял, но краем глаза успел-таки заметить, как мелькнул за кустами кончик пестрого кошачьего хвостика.