Тайны древней Африки
Шрифт:
Имея в своем распоряжении эти две хроники, мы можем теперь возвратиться к правлению первого из великих сонгайских царей — сонни Али Бера, «Али Великого». Впрочем, и Махмуд Кати, и Абдаррахман ас-Сади, хоть и признавали Али видным полководцем и крупным правителем, никаких теплых чувств к нему не питали. «Притеснителем, лжецом., проклятым» именует его Кати. «Был он притеснителем, порочным, несправедливым, кровожадным тираном», — поддерживает его ас-Сади. Оба они рассказывают разные ужасы о преступлениях, которые якобы совершались по повелению Али. «Он приказывал бросать дитя в ступку, а матери — толочь его. И мать толкла ребенка живьем, и его скармливали лошадям», — рассказывает Кати. Особенное неудовольствие у обоих хронистов вызывало враждебное отношение Али к мусульманским законоведам и богословам. Они так и кипят благородным негодованием, когда речь доходит до бесчинств, действительных
Что касается жестокости правителя, то нам, право же, трудно судить, насколько правы или не правы авторы хроник. Не надо забывать, что речь идет о второй половине XV в. — времени, когда представления о гуманном довольно основательно отличались от нынешних. Очень может быть, что сонни Али и впрямь виноват был во многом из того, что ему приписывали. И все же, если бы дело заключалось только в личных качествах Али, едва ли Кати и ас-Сади обратили бы на них такое большое внимание. Ведь в конце концов аския ал-Хадж Мухаммед I, которого оба они описывали с почтительным восхищением, тоже не отличался чрезмерной мягкостью и перед пролитием крови противников не останавливался, когда это бывало необходимо.
Нет, главная причина враждебности хронистов к сонни Али заключалась именно в его неприязни к богословам и юристам. Оба они принадлежали как раз к этой социальной группе. А Кати был к тому же еще и приближенным аскии ал-Хадж Мухаммеда I, который отнял престол у законного наследника — сына сонни Али. И положение его обязывало…
Было и еще одно обстоятельство, которому Али был обязан ненавистью к себе факихов[10]. Обе хроники старательно подчеркивают: ислам сонни Али был-де очень поверхностен. Он исполнял многие обряды, связанные с прежними, домусульманскими культами; ас-Сади даже назвал его «великим колдуном». Но даже и в этом не было ничего необычного: ведь так по всему Западному Судану поступало великое множество новообращенных мусульман, и мы уже говорили об этом. Но говорили и о том, что первыми проповедниками ислама в Судане были сектанты-ибадиты, а Гао стал главным центром сектантства в Западной Африке. И вот как раз хариджитские симпатии первой сонгайской династии и возбуждали непримиримую ненависть у правоверных мусульман Дженне и Томбукту, а отсюда и ответные репрессии, направленные в особенности против Томбукту — признанного центра мусульманского правоверия в Западной Африке.
И все же за сонни Али нельзя было не признать многих достоинств. Кати рассказывает: «Был он победоносен и разорял любую страну, к которой обращал лицо. Войско, при котором он находился, никогда не бывало разбито: это был победитель, а не побежденный». Ас-Сади добавляет к этому отзыву: «Он располагал великой мощью, и большой твердостью». Всю свою жизнь Али провел в походах. За 27 лет ему пришлось помериться силами со многими противниками. Первыми среди них оказались моей — опасный южный сосед, против которого в свое время были бессильны армии государей Мали. Вскоре после своего вступления на престол сонни Али встретился в поле с царем моей Комдао, разбил и обратил в бегство его войско. Так началась целая серия походов на южных соседей, которая в конечном счете привела к полному спокойствию на южных рубежах Сонгай.
Но успехи в борьбе с моей имели лишь второстепенное значение. Главное внимание сонни Али и главные его усилия были обращены на запад и юго-запад: во второй половине XV в. сонгайский царь стремился к тому же, что за 200 лет до него удалось Сундиате и его ближайшим преемникам, — объединить под одной властью весь торгово-ремесленный центр тогдашнего Судана, лежавший вдоль среднего течения Нигера. Только на сей раз завоевание шло в обратном направлении — вверх по реке.
В 1468 г. правитель Томбукту призвал сонгайские войска в свой город. За 35 лет своего владычества туареги, возглавляемые Аки-лом аг-Малвалем, сумели достаточно убедительно продемонстрировать жителям все неудобства, которые влекло за собой господство кочевников над большим торговым городом. При этом они не делали особого различия между простым народом и городской знатью. И поэтому именно верхушка города — правитель и окружавшие его крупные купцы и факихи — проявила инициативу, призвав сонгайского царя принять город под свою высокую руку.
Однажды к султану поступили три тысячи мискалей золота, и он палкой, что была у него в руке, разделил их на три части для своих людей (их обычай — не касаться золота руками). И сказал султан: «Это — доля ваших одежд, это — доля ваших бичей, а это — вам в подарок!». Они ответили ему: «Но ведь это, по обычаю, принадлежит томбукту-кою…»[11]. Султан
Это было уже слишком. Стерпеть — значило навсегда лишиться всех огромных выгод, с которыми связано было положение верхушки томбуктского купечества. И вот, говорит ас-Сади, правитель города «тайком послал к сонни Али, дабы тот пришел, а он-де сдаст ему Томбукту, и сонни будет им править. Он описал ему слабость Акила во всем — слабость его власти и его тела. И в доказательство своей правдивости послал сонни сандалию Акила — ведь Акил был человеком очень маленьким и щуплым. А сонни ответил ему согласием».
В конце января 1469 г. сонни Али вступил в Томбукту. Туареги не оказали сонгаям никакого сопротивления. Больше того: узнав о приближении войска сонгаев, Акил заблаговременно пригнал множество верблюдов и вывез из города виднейших мусульманских богословов. Ушли многие: отношение сонни Али к этой категории людей было достаточно хорошо известно. И в самом деле, войдя в город, Али довольно круто обошелся со многими из оставшихся там факихов. И все-таки эти преследования, наверняка, не были так ужасны, как потом расписали их хронисты. Во-первых, сонгайский царь обвинял факихов, в значительной части выходцев из североафриканских городов, в пособничестве туарегам, традиционным нарушителям порядка и тишины в караванной торговле. А поведение мусульманской верхушки Томбукту во время туарегского владычества давало к такому обвинению предостаточно оснований. Во-вторых, довольно скоро после эвакуации в Уалату очень многие из беглецов проделали этот же путь в обратном направлении и спокойно водворились на прежних местах, не испытав со стороны сонгаев никаких притеснений. В-третьих, те из факихов, кто честно сотрудничал с новым хозяином Томбукту, и вовсе не имели оснований жаловаться на его дурное отношение. И вообще ас-Сади, не связанный придворным положением, как Махмуд Кати, добросовестно описав жестокости, которые будто бы чинил сонни Али, вдруг совершенно неожиданно заявил: «Но при всех несчастьях, что причинил он ученым, сонни Али признавал их превосходство и говаривал: «Если бы не ученые, жизнь не была бы ни сладка, ни приятна!». Иным из них он оказывал благодеяния и почитал их. А когда выступил против фульбе племени санфатир, то послал много своих женщин в подарок старейшинам Томбукту и некоторым ученым и праведникам». Кстати, сам ас-Сади был правнуком одной из этих женщин.
Так мало-помалу объективная оценка деятельности последнего сонгайского государя из династии ши[12] пробивала себе дорогу через густой туман предубеждения. При всей нелюбви купеческо-мусульманской верхушки Томбукту к сонни Али она не могла не признать, что, подчиняя себе среднее течение Нигера, этот, по выражению Махмуда Кати, «могущественный султан, жестокий сердцем», делал нужное ей дело.
Вслед за Томбукту наступила очередь Дженне. Этот город имел то преимущество, что стоял в самом центре средней дельты, среди бесчисленных рукавов реки Бани, озер и болот. Обилие воды облегчало доступ в город купцам и надежно прикрывало его от врагов. Хотя во времена расцвета Мали царь Дженне — «дженне-вере» — и считался вассалом даже не самого мансы, а его жены, которой и платил дань, но хроники утверждают, что жители Дженне выдержали 99 осад! Цифра, конечно, совершенно невероятная, но в таком предании очень хорошо отразилось уважение к богатому и самостоятельному городу, которое испытывал даже такой патриот Томбукту, как автор «Истории Судана».
Надо сказать, что ас-Сади вообще описал Дженне очень подробно и красочно. «Дженне, — говорит он, — крупный рынок мусульман. В нем встречаются обладатели соли из рудников Тегаззы и хозяева золота из рудника Биту. Эти благословенные рудники не имеют себе равных во всем этом мире. Люди находят в торговле в этом городе большую выгоду; в нем сложились крупные состояния, которые может счесть только Аллах.
Из этого благословенного города в Томбукту прибывают караваны со всех сторон света — с востока и запада, с юга и севера… Дженне окружен стенами, а в них было одиннадцать ворот; впоследствии трое ворот заложили и их осталось всего восемь. Когда ты находишься вне города и в отдалении от него, он тебе кажется всего лишь рощей из-за обилия в нем деревьев. Но когда войдешь в город, то кажется, будто в нем нет ни единого дерева…
Земля Дженне плодородна и возделана; она полна рынками во все дни недели. Говорят, в этой земле имеется семь тысяч семьдесят семь селений, прилегающих одно к другому. Чтобы доказать тебе их близость, достаточно сказать, что когда султану понадобится присутствие какого-либо человека, что живет в селении близ озера Дебо, то посланный выходит к воротам в стене и зовет того, чьего присутствия желает государь. Люди передают призыв от селения к селению — он достигает нужного человека в течение часа, и тот является».