Тайны гор, которых не было на карте...
Шрифт:
— Ну, пошли Маня! — сказал Борзеевич, сумрачно и с угрозой взглянув на призрачный город. — Искать лампу!
Но неожиданности начались сразу же, лишь только они прошли ворота.
Ночь в городе была, но какая-то вечерняя. И сразу же поднялось настроение. Дома в городе были — и богатые, и бедные, и не было ничего, что указывало бы, что жизнь в их времени велась как-то иначе, чем в трех первых городах. Но немногие люди искали бы вампира. Никаких воплей они не слышали, а только смех, хотя многие люди были убиты — и женщины, и дети,
Манька впервые увидела вампиров без маски, не как человека, а как существо иного мира. Страшные лица их пугали своей худобой и клыками, длинными и острыми, как лезвия, и все их тело приближало их к тому, чтобы считать себя скорее мертвыми, чем живыми. Но их тут было немного, а люди… Люди закрывали своими телами дома и семьи, и даже дети падали с оружием в руках. Разорванные младенцы, или наколотые на колья, вспоротые девушки и женщины, собаки, отчаянно защищавшие своих хозяев. Отрубленные головы были повсюду. Многие люди были свалены в баррикады, как мешки с песком…
Именно на площади Манька поняла, что не многие жители города были богаты. Сокровищ на площади не оказалось вовсе, а на земле не было каменного изваяния и лампы. Зато лежали пуховые перины и теплые одеяла. Вся площадь была устлана коврами, на которых стояли кувшины с водой, с едой, с вином…
— И что? Вампиры сюда за едой приходили? — удивилась Манька, растерявшись после трех городов, в которых успела побывать.
От еды потекли слюнки. Вся еда и вино не казались примитивно изображенными в трехмерной проекции, а были вполне свежими, как будто еду и питье только что приготовили. Даже масло еще кипело на сковородках. Запах еды распространился по всему городу, но среди крови и ужаса она выглядела не менее устрашающе, чем смех и праздничные песнопения, которые звучали отовсюду.
Борзеевич тоже хлопал глазами, утирая слезы. Ему, ценителю тонких кулинарных изысков, терпеть муки голода становилось все труднее.
— Маня, не трогай это! — взмолился Борзеевич, облизываясь, скорее уговаривая себя, чем Маньку. — Я понял! Страшное наваждение! Были такие звери, ставят перед человеком еду и не дают…
— Что-то мне это напоминает… — пронастальжировала Манька, разом вспомнив нездоровую жажду у колодца с мертвой водой. — Плюнуть надо…
— Не знал бы я, думаете? — обиженно сказал Дьявол и захихикал. — Обещал же сюрприз! Ешьте и пейте, разрешаю. И спите в теплой постели.
Манька не поверила ушам. Услышать такое от Дьявола показалось ей куда как подозрительнее, чем еда на площади.
— Чем докажешь? — остолбенела она, блуждая непроизвольно взглядом, который уже выбирал куда сесть и чем укрыться раньше.
— Вы не сможете унести ее с собой. Даже если вынесете с собой, она не исполнит желания и вряд ли утолит голод. Это здесь она свежая, а там время настигнет ее скоро. За ночь она успеет перевариться — и получится, что вы в этом времени как бы поели, а в том…
— Я так и знала, что есть, есть какой-то подвох! — воскликнула Манька, сразу же расстроившись.
— Но помнить будете! — ответил Дьявол с усмешкой. — И сыто, и пьяно проведете ночь! Но нельзя же, в самом деле, один раз поужинав, запомнить и всю жизнь оставаться сытым!
— А прах? — изумилась Манька, припоминая, что и с этим уже сталкивалась, когда пыталась отвоевать у Дьявола скатерть-самобранку. — Прахом решил нас накормить?!
— Помилуй! — изумился Дьявол, больше чем она. — Еда же придуманная!
Трое спутников уже уселись на площади, уставившись на яства с таким же интересом. Они с любопытством посматривали на Маньку, всем своим видом давая понять, что поймут, если она уйдет или останется — однозначно высказываясь за второе.
— Ну уж нет! — наконец, сказала Манька, вцепившись зубами в железную горбушку каравая. В животе урчало и сводило судорогой. — Пошли Борзеевич! — она потянула Борзеевича за рукав, который уже не просто облизывался, плакал от умиления.
— Послушайте! — сказал Дьявол.
— Ну! — ответила Манька с вызовом. — Я честно хочу выбраться из города и дойти до своих изб! Они меня вкуснее накормят, если я вернусь!
Борзеевич промолчал, но всем своим видом дал понять, что с Манькой он был согласен, хоть и тяжело.
— Не меня, вы жителей послушайте! — попросил Дьявол мягко.
Манька прислушалась и удивилась не меньше, чем когда увидела сам город и яства на городской площади. Жители не просто не плакали и радовались, что им было хорошо в этом городе — они просили чужестранцев пройти мимо, ибо вина на них.
— Вот видишь — это неправильный город! Ешь и спи, и пусть тебе присниться сон, какой захочешь! — сказал Дьявол, первым приступая к трапезе. — Здесь твои мучители еще не родились, и тебя как бы нет — тебя нет ни в настоящем города, ни в его прошлом. Но эти трое есть — это их время, им город. И может быть, ты тоже станешь чем-то для него.
— А почему они не едят? — недоверчиво поинтересовалась Манька, покосившись в сторону троих своих спутников.
— Видишь ли, еду они видят, а зуб неймет. Они ушли с теми городами каждый в свой век, и только ты можешь поднять и соединить это время в одной плоскости. Ты — рука времени. Оборвать нить и завязать в узел может только тот человек, который придет в город и выполнит условие договора.
Манька разжала зубы и сунула свой железный каравай в котомку.
— Ну ладно, — милостиво согласилась она. — Но если я окажусь в каменном саркофаге — позор, Дьявол, падет на твою голову! А я встану! — пригрозила она.
Она подошла к троим своим спутникам и опустилась рядом, налив себе кубок вина и отломив кусок пирога. Пирог оказался вкуснее, чем она о нем думала. И вино, сладковатое и терпкое одновременно, пьянило. И сразу услышала, как затрещало за ушами у Борзеевича.
— Манька, в следующий раз, если мы с тобой куда-то направимся, сделаем себе меховые мешки! — сказал Борзеевич, закутываясь в одеяло и наваливаясь на нее. — Смотри, какое легкое и теплое! Перьев я надергаю!