Тайны «Монастырского приюта»
Шрифт:
Князь Романов выронил арбалет, ухватившись рукой за шею. Сивере также бросил оружие и начал ощупывать голову. Отняв руку, он увидел на ней кровь. «Странно! – подумал он. – Я вроде бы ранен?» К нему уже подошел Прозоров и потянул на середину площадки. Налив на ладонь коньяк, Герман шлепнул ею в висок Сиверса.
– Царапина, – сказал он. – Ты везунчик.
– То же самое! – произнес Багрянородский, осматривавший князя. – Кожу содрало на шее. Могло быть хуже.
– Славно пострелялись! – Тошик потирал руки и радостно улыбался. – Ай,
– Чего ж славного? – возразил Прозоров, прикладываясь к фляге. – Никто даже не убит.
– Так ведь еще наша пара! – сказал Багрянородский. – Вдруг получится.
Они действительно разобрали арбалеты, зарядили их и разошлись по разным концам площадки. Теперь вместе с Тошиком около скалы встали князь Романов и Сивере, приложивший к виску носовой платок. Голова у Александра Юрьевича немного кружилась. Он старался не смотреть в сторону князя, потому что ему вдруг стало очень стыдно.
– Цельтесь! – выкрикнул Тошик.
Противники подняли арбалеты и начали невозмутимо прицеливаться друг в друга. «Надо бы их остановить», – подумал Александр Юрьевич, впервые осознавая всю серьезность этой игры. Прозоров слегка раскачивался, Багрянородский скалил золотые зубы. Полонский медленно три раза хлопнул в ладони.
Обе тетивы зазвенели одновременно. Но секунданты-дуэлянты плутовски надули всех: они одновременно вскинули арбалеты и выпустили стрелы в снежный козырек над ними.
5
Во время завтрака, который протекал для Сиверса в тягостной дремоте и отчуждении, комиссар Куруладзе объявил, что ночью был найден труп замерзшего в горах человека.
– Неандертальца, – добавил по своей привычке Багрянородский.
– Нет, это как раз тот боевик, который стрелял в сауне, – торжественно произнес Куруладзе. – Теперь дело о преступлениях можно считать окончательно закрытым. Виновный наказал сам себя.
«Значит, вот как они решили, – свалить все на Афонина», – вяло подумал Александр Юрьевич, слыша одобрительный шум. «Шельма же этот комиссар, ловок!» Но самому Сиверсу было все равно. Он поглядел на сидящую в отдалении Анну Горенштейн, и та чуть наклонила голову, будто кивнув ему. В подчеркнуто-строгом лице ее не было ни намека на те бурные страсти, которые царили ночью.
Совсем другая женщина, недоступная и холодная, как снежный козырек, пронзенный на рассвете двумя стрелами из арбалетов. И лишь один Сивере знал, что случится, если это подобие айсберга вдруг обрушится любовной лавиной. А что было известно о других? Практически ничего, те же карнавальные маски, вроде той морды пингвина, которую только что символически натянул на мертвое лицо Петра Афонина комиссар Куруладзе.
– Ну, все, кушайте спокойно, – сказал местный Мегрэ. – Однако пока в городе проходят беспорядки, а фуникулер все равно на ремонте, все вы остаетесь в «Монастырском приюте» до лучших времен.
Речь его получилась короткой и понятной: дескать, клетка по-прежнему
После завтрака Александр Юрьевич решительно направился к князю Романову. Тот остановился, недружелюбно поглядывая на Сиверса.
– Алексей Николаевич! – произнес историк. – Не знаю толком, чем я вас обидел, но хотел бы извиниться за причиненный вред. Мы с вами сыграли плохую партию, или кто-то заставил нас играть по чужим правилам. В любом случае, если вы протяните мне руку, я буду только рад. Все позади?
Секундное замешательство, возникшее после этих слов, прошло. Князь пожал руку Сиверса и усмехнулся.
– Любое испытание, – многозначительно начал он, – есть жизненный опыт, а он глубже и весомее всяческих знаний. Об одном только я вас прошу: оставьте ее. Вы не знаете, к чему вы оба идете.
– Вот как? – скупо проговорил Сивере.
– Да, именно так, – ответил князь. – Болезнь гораздо серьезнее, чем можно себе представить.
Глава 9. Система зеркал
1
Оказывается, не только Багрянородский приезжал в «Монастырский приют» каждый год. В различные месяцы, чаще всего ранней весной или поздней осенью, сюда любил наведываться и князь Романов, а также Локусовы. Александр Юрьевич выяснил это, листая регистрационную книгу, которая лежала за стойкой в гостиничном холле. Время отдыха фигурантов по датам не совпадало, но это не имело значения. Кто-то из этих и других нынешних постояльцев вполне мог записаться под чужой фамилией.
Возможно, здесь бывала и Анна Горенштейн, она сама признавалась, что любит горы и занималась с некоторыми из своих мужей кроме любви еще и альпинизмом. Может быть, ее первый супруг погиб именно тут? А кто все-таки написал ей ту странную записку? Ведь не состряпал же ее на том свете Влад, отправив с гонцом-Афониным…
Сняв с груди медальон, Сивере открыл крышечку, вглядываясь в юное лицо красавицы на фото. Кого же она напоминает? И тут его вдруг поразила мысль, он понял, что, возможно, это одна из тех женщин, которые в настоящий момент находятся в монастыре. Да, она стала другой со временем. Может быть, имело место и хирургическое вмешательство.
Смена прически, пластически измененная форма носа. На фотографии – счастливое, одухотворенное лицо; сейчас – опыт и прожитые годы. Иной взгляд. Но глаза… Глаза трудно позаимствовать напрокат, взять в долг или купить у того же хирурга. Они почти всегда остаются прежними.
Женщину делает красивой мужчина, ее спутник. Все зависит от его отношения к ней. В благорастворении воздуха и окружающей ее любви она может расцвести и стать прекрасней самых дорогих, но одиноких красавиц, чье быстрое подурнение близко участи несчастливых женщин. Сивере почти догадался, почти узнал на снимке эту женщину, когда его размышления прервал бесцеремонный толчок в плечо.