Тайны Парижа. Том 2
Шрифт:
— О! — воскликнула пораженная графиня.
— Уедемте, — продолжал Арман с пылкостью, которую бедная графиня приняла за энтузиазм страсти, — уедем, Маргарита, уедем… Мы скроем нашу любовь в каком-нибудь уголке зеленой Германии, где так легко забыть весь свет… и наша жизнь будет вечно полна счастья…
— О, Господи! — прошептала графиня в ужасе и почти бессознательно. — Господи!
— Уедем, — продолжал Арман, который испытывал от этой лжи такую муку, что его волнение было похоже на порыв страстно любящего человека. — Смотрите, теперь ночь… почтовая карета ожидает нас в конце Лихтентальской аллеи… Вы согласны? Скажите?
Но
— Нет, — сказала она, — нет! Никогда!
— Никогда?.. — повторил Арман.
— А мой умирающий муж?.. Арман вздрогнул.
— А мой ребенок, — продолжала графиня, цепляясь за эти два имени с энергией отчаянья.
Арман услыхал в звуках голоса и во взгляде этой бедной женщины столько любви к себе и понял, что, несмотря на все красноречие, с которым говорил графине ее долг, он при желании кончит тем, что восторжествует. Еще несколько минут, и графиня согласится, может быть, последовать за ним. На одно мгновение она оправилась, вспомнив о своем умирающем муже и произнеся имя своего спящего ребенка, и попыталась было оттолкнуть своего соблазнителя… Но эта реакция была короче вспышки молнии. Дрожь снова овладела графиней и слезы потекли по ее щекам. Бе рука продолжала конвульсивно сжимать руку Армана.
«Бедная женщина», — подумал он.
И внезапно в сердце и уме этого честного по природе человека, который так долго был принужден играть лицемерную роль, лгать и объясняться в чувствах, которых он не питал, произошла полная перемена.
Арман вторично устыдился самого себя, своей постыдной роли, своей продолжавшейся почти месяц лжи.
Этот каторжник любви, этот раб своей мистической и ужасной страсти возмутился и захотел разорвать свои цепи.
Он возмутился в присутствии женщины, которую сам довел до крайнего отчаяния, которую заставил полюбить себя, но которой сам он не любил. Он устыдился самого себя и почувствовал жалость к ней…
И так как эта реакция была внезапна и сильна, то он снова бросился перед ней на колени и воскликнул:
— О, сударыня, сударыня! Простите меня, я недостойный человек…
— Недостойный… вы… ты… — бормотала графиня, вообразившая, что молодой человек, увлеченный на миг страстью, теперь раскаивается в своем предложении бежать с ним.
— Да, я презренный безумец, — продолжал Арман убитым и полным грусти голосом.
И он схватил руки графини и осыпал их поцелуями. Без сомнения, он все бы немедленно ей объяснил, во всем бы признался и попросил бы прощения, позабыв о Даме в черной перчатке, но вдруг позади них раздался сильный глум. Дверь, отделявшая залу от комнаты графа д'Асти, вдруг отворилась и раздался торжествующий голос Дамы в черной перчатке, которая говорила:
— Посмотри туда, граф, смотри же туда!..
XVI
Прежде чем продолжать рассказ, вернемся назад и опишем, что происходило в это время в соседней комнате.
Дама в черной перчатке затворилась там одна с раненым, попросив графиню удалиться и не беспокоить ее. Затем она села у изголовья графа, который все еще спал, открыла небольшую дорожную сумку, которую принесла с собой, и вынула из нее два маленьких флакона, которыми уже пользовалась утром. После этого она дотронулась рукой до графа и разбудила его.
Граф открыл глаза и, увидав около себя женщину, подумал, что это графиня. Комната больного была освещена только одной лампой с большим абажуром, стоявшей притом в самом углу, так что постель раненого оставалась в тени. Вздох облегчения вырвался из больного горла графа, и радость заблистала в его глазах.
Но Дама в черной перчатке сказала:
— Это не графиня, а ваш врач.
Больной заворочался на постели, стараясь разглядеть черты молодой женщины. Последняя продолжала:
— Меня позвали к вам, и я явилась. Глаза графа выразили любопытство.
— Я друг графа Арлева. Услышав это имя, больной задрожал.
— И друг Армана…
При последних словах граф д'Асти застонал.
— И, — продолжала Дама в черной перчатке насмешливым тоном, — меня пригласили…
Она на мгновение прервала свою речь, глухо засмеялась и продолжала:
— Меня пригласили спасти вас!
И так как граф, без сомнения, спрашивал себя, почему эта женщина, которая явилась, конечно, для того, чтобы спасти его, говорит с ним злым и насмешливым тоном врага, она взяла лампу, поставила ее на столик у кровати и сняла с нее абажур. Ее лицо сразу осветилось, и она спросила, посмотрев на графа:
— Держу пари, что вы меня не узнаете.
— Нет, — сделал граф чуть заметный отрицательный жест головой.
— Правда?
— Нет, — повторил он тот же жест.
И он начал внимательно вглядываться в нее, и по мере того, как он рассматривал ее светлые волосы и темно-голубые глаза, его брови сдвигались, как будто он старался уловить какое-то неясное и давнишнее воспоминание.
— Вглядитесь же в меня хорошенько, шевалье д'Асти, — повторила она.
Титул «шевалье» произвел странное впечатление на графа и сразу привел ему на память все его прошлое.
— Смотрите на меня… смотрите, пока я буду лечить вашу рану…
И таинственная женщина сняла повязку, которую наложила утром на рану, открыла один из флакончиков и капнула несколько капель его содержимого на рану, которая начала уже закрываться.
Граф сделал вдруг резкое движение от боли. Ему показалось, что Дама в черной перчатке прижгла чем-то его горло.
— Так-то, — снова спросила она, — вы меня не узнаете, шевалье?
Он с удивлением продолжал всматриваться в нее. Казалось, одного имени, одного намека, простого слова ему было бы достаточно для того, чтобы собрать в одно целое все разрозненные воспоминания.
— Я вижу, — сказала Дама в черной перчатке, — для того, чтобы вы меня узнали, мне нужно рассказать вам одну страницу из моей жизни, а именно день моей свадьбы.
XVII
Граф снова задрожал.
— Я вышла замуж шестнадцати лет, — продолжала она. — Мужу моему было в то время тридцать. Я вам сейчас скажу его имя. Он любил меня, и я любила его. В день нашей свадьбы давали бал в отеле моего отца… в старом отеле в предместье Сен-Жермен, куда сто шестьдесят приглашенных съехались полюбоваться на наше счастье. Во время бала, около полуночи, в залу явился человек, одетый во все черное… Он подошел к моему мужу и поклонился ему. Увидев его, муж побледнел и отшатнулся, но человек, одетый в черное, сделал какой-то знак, тихо сказал ему несколько слов, и мой муж склонил голову и последовал за ним. Они прошли весь сад до калитки, выходившей на улицу. Что произошло между ними?… Ручаюсь головой, что теперь вы меня узнаете, граф?