Тайны Питтсбурга
Шрифт:
— Она осталась там. Вернется через несколько дней. Но для Кливленда она больше не существует.
Кливленд вернулся в дом с банкой пива в руках и расшитым серебряной нитью сомбреро из черного фетра на голове. Должно быть, он нашел шляпу в машине Беллвезеров.
— Где она?
Лицо миссис Беллвезер вдруг озарилось, и она объявила, что Джейн умерла.
— Какой это был ужас, правда, Альберт? — В ответ мистер Беллвезер покачал головой и даже что-то проговорил. — И вот мы приезжаем сюда, чтобы оплакать Джейн
Артур открыл было рот, чтобы оспорить слова матери Джейн о смерти девушки. Более смехотворной лжи мне в жизни не доводилось слышать. Она была настолько неправдоподобна, что мне открылась вся глубина безумия этой женщины. Если бы она сплела какую-нибудь нехитрую выдумку, это говорило бы о здравом рассудке. Но Кливленд коротко ухмыльнулся, и Артур замолчал.
— Умерла? Нет, этого не может быть! — воскликнул Кливленд. — Только не Джейн! О боже, нет! Как? Как это могло произойти? — Он заплакал. Все было изумительно красиво разыграно.
— Дизентерия, — ответила женщина уже менее решительно, наверное смущенная реакцией Кливленда на ее измышления.
— И эта шляпа… — Убитый горем, он не мог произнести ни слова в течение хорошо рассчитанной паузы. — Эта шляпа — все, что от нее осталось, да?
— Да. Нам пришлось сжечь ее одежду.
— Послушайте, Нетти. Через минуту я выйду в эту дверь, чтобы никогда больше не пачкать коврик у вашего порога. Клянусь! Я знаю, что вы меня ненавидите, и я всегда ненавидел вас — до этого момента, — но вашу дочь я любил страстно и всем сердцем. Я знаю, что вам это известно. Поэтому я прошу вас: разрешите мне оставить у себя сомбреро.
Тут доктор Беллвезер поднял бледную руку и снова попытался заговорить, но жена опередила его, сказав, что Кливленд может забрать шляпу себе.
— Спасибо. — Кливленд подошел к ней и поцеловал в щеку с настоящим сыновним почтением. Он нахлобучил шляпу на голову, затем приподнял ее, поклонился, грациозно коснувшись пола узорным широким полем, и удалился. Он выиграл битву: теперь, когда Джейн умерла по воле собственной матери, она стала совершенно другим человеком — сиротой, о которой мечтает каждый парень вроде Кливленда, если не все парни вообще.
Миссис Беллвезер подошла к креслу и уронила в него свое тело. Она тоже считала себя победительницей, чтобы было довольно глупо с ее стороны.
— Он поверил вам, — прокомментировал Артур в тоне умеренного уважения. — Он с ума сходит от горя.
— Надеюсь, он не наделает глупостей, — подхватил я.
— Да пусть хоть с моста сбросится, — ответствовала миссис Беллвезер. — Всем только лучше станет. — Неожиданно трезвая мысль вторглась в ее не замутненное реальностью сознание: — Ты все ему расскажешь. Зря я тебе сказала. Ты же расскажешь ему, что она жива!
— Боже, миссис Би! Я и правда могу это сделать! — Артур сел на стул и зашнуровывал кроссовки.
— Не говори ему! Пожалуйста! Пусть считает ее мертвой!
— А что, если они столкнутся нос к носу в каком-нибудь автобусе? Или за соседними столиками в закусочной?
— Я ушлю ее куда-нибудь подальше, на ферму моей матери в Вирджинию. Там она будет в безопасности. Только не говори ему!
Артур выпрямился и посмотрел женщине в глаза безо всякой жалости. Такой взгляд помог бы ему сделать карьеру в Государственном департаменте.
— Двести пятьдесят долларов, — отчеканил он.
Пока довольная собой миссис Беллвезер, пристроившись на кухонном столе, выписывала чек Артуру, я вынес из дома его чемодан.
— Приятно было познакомиться, миссис Беллвезер, — крикнул я. — Шалом!
Домой мы шли пешком. Почему-то я чувствовал себя подавленным, и мы не смеялись. Артур курил сигарету за сигаретой, а когда я рассказал ему, как меня похитил Кливленд, он только вздохнул и проклял сырую погоду.
— Ты расстроен из-за того, что не сдержал данное Беллвезерам слово? Или по какому-то еще более дурацкому поводу? — спросил я.
— Нет.
Мы дошли до пересечения Форбс и Уайтман, просторного, пустого, заброшенного перекрестка, который странно выглядел в свете галогенных ламп. К фонарю был прикован цепью торговый автомат. Утром я видел, как какой-то карлик наполнял его газетами, а сейчас он был пуст. Небо на юге выглядело зловеще оранжевым и болезненным. Мы подошли к Террасе, поднялись через лабиринт гаражей к моей квартире, и я стал возиться с ключом от квартиры. Я был по-прежнему сильно пьян.
Когда дверь распахнулась, Артур положил мне руку на плечо и развернул лицом к себе.
— Арт, — сказал он и коснулся рукой моего лица. У него на скулах проступала густая щетина, глаза опухли, и он едва держался на ногах, готовый упасть любую минуту. В нем пьяном было что-то настолько уродливое, что я поморщился.
— Нет, — сказал я. — Ты просто устал. Всего лишь устал. Брось.
А потом, как в песне, он меня поцеловал. Вернее, прижал свои губы к верхней части моего подбородка. Я шагнул назад, в свою квартиру, и он упал на колени.
— О боже. Прости, — вздохнул я.
— Ну что я за придурок, а? — пробормотал он, осторожно вставая на ноги. — Я просто устал.
— Знаю, — успокоил я. — Все нормально.
Он извинился, еще раз назвал себя придурком, а я снова повторил, что все в порядке. Я обожал его и отчаянно желал, чтобы он ушел. Он спал у меня на полу, среди коробок, пока я трясся в кровати под тонким влажным покрывалом. Когда я утром проснулся, Артура уже не было. Он снял обертку с коробки мятных конфет, сложил ее в форме то ли собаки, то ли саксофона и оставил на подушке возле моей головы.