Тайны политических убийств
Шрифт:
— Зачем привели меня сюда? Что вы делаете, полковник? — быстро заговорил Джексон. — Уберите меня отсюда!
— Если вы действительно любите Сильвию, как говорите, подойдите к ней, приласкайте, успокойте!
— Убийца! Убейте его, как он убил Троцкого! Убейте! Убейте! — бесновалась Сильвия.
— Джексон утверждает, что вы являетесь причиной гибели Троцкого, что вы жертва его интриг, — заявил полковник.
— Вранье! — взвыла Сильвия. — Обманщик, лгун! Убийца!
— Вы не вправе этого говорить. Джексон утверждает, что Троцкий, чьим ярым сторонником он был, разочаровал его, потому что хотел разрушить счастье вас обоих, развести вас в результате интриг.
— Глупости! — прокричала в еще большем негодовании Сильвия. — Да он его хорошо и не знал. Троцкий отнесся к нему как к новичку. Скажи, негодяй, что это неправда! Не лги, предатель!
— Полковник, полковник, что вы делаете? — взмолился Джексон.
— Ты все время врал! Скажи хоть сейчас правду! Ты агент ГПУ! Они тебя заставили! По приказу Сталина заставили убить Троцкого! Начиная с Парижа, ты обманывал меня. Думал только о том, как покончить с Троцким. Тебе нужно было использовать меня. Каналья!
— Джексон также утверждает, что Троцкий собирался направить его в Россию через Шанхай с секретным поручением. Обещал оплатить дорогу. — Полковнику было жалко страдавшую женщину, но он исполнял свой служебный долг.
— Очередное вранье!
— Джексон говорит, что он получил пять тысяч долларов от своей матери из Брюсселя и три тысячи передал вам.
— Три тысячи! Да! Но деньги эти принадлежат ГПУ! Это аванс за убийство Троцкого! Да, да, убийца, тебе заплатили они…
— Вы слышали, что говорит ваша невеста! Отвечайте ей!
— Не стану! Не стану! Умоляю, полковник, прикажите меня увести.
— Джексон принадлежал Четвертому Интернационалу?
— Никогда! Он ни с кем, кроме меня, не был знаком. Он притворялся симпатизирующим, чтобы приблизиться к Троцкому. Убийца!
После этого Санчес Саласар прекратил очную ставку и распорядился выпустить на свободу Сильвию Агелофф.
Вскоре полковник получил информацию из Канады. Оказалось, что паспорт, по которому Джексон прибыл в Мексику в качестве туриста, был выдан 22 марта 1937 года в Оттаве на имя Тони Бабича, уроженца Югославии, но гражданина Канады, тот отправился в Испанию, где и погиб в бою, будучи бойцом интербригады. Три года спустя этот паспорт с другим именем и другой фотографией оказался в Мексике. Полковник признал это косвенной уликой принадлежности Джексона к ГПУ, поскольку было известно, что среди троцкистов не имелось мастеров, которые бы так чисто подделывали документы.
Ведя расследование, Санчес Саласар пригласил поверенного в делах Бельгии в Мексике М. В. Лоридана и сотрудника посольства Влетхалити на встречу с Джексоном-Морнаром, и в руках полиции оказался документ, свидетельствующий о том, что Джексон-Морнар не бельгиец.
Дипломат заявил, что в бельгийской миссии в Тегеране, где, как утверждает преступник, он родился, никогда не работал человек по фамилии Морнар; что сын не мог назвать ни одного другого места, где до или затем работал его отец; что утверждение, якобы Джексон являлся кадетом военного училища в Дихсмюде и одновременно учился в Брюссельском университете, не может иметь под собой почвы, поскольку ни одному кадету этого не разрешают правила училища; что в Брюсселе нет улицы Гавр, где живет, по заявлению Джексона, его мать, а имеется улица Вавр, и дом № 1 занимает известный в городе магазин и что, наконец, бельгиец, тем более кадет военного училища Дихсмюда, не может совершенно не знать фламандский.
— Сколько вы заплатили за пистолет? — спрашивал полковник на очередном допросе.
— Сто шестьдесят или сто семьдесят. Не помню. Кроме того, я отдал Бартоло Пересу или Парису пишущую машинку.
— Как вы узнали, что этот Бартоло торгует оружием?
— Я не знал, что он торгует. Это такой тип, которого можно встретить в Париже, Константинополе, в любом городе мира. Я не могу утверждать, что эго его настоящее имя.
— Повторите, что требовал Троцкий, посылая вас в Россию?
— Я обязан был вступить в контакт с его сторонниками в Советском Союзе с целью организации и проведения серии актов саботажа в армии, на заводах и фабриках. Он не успел дойти до деталей. Я ушел, потому как на меня словно бы свалился дом.
— И это вынудило вас подумать о его убийстве?
— Я думал неделю…
— Как вы планировали совершить преступление?
— У меня не было плана. Я просто хотел убить его и тут же застрелиться.
— Почему не застрелились?
— Не успел.
— Почему?
— Я думал, что одним ударом покончу с ним.
— Вы планировали выйти сухим из воды?
— Может быть. Но все равно я бы покончил с собой в первом удобном месте.
— Значит, вы не боялись, что секретари могут убить вас?
— Наоборот! Я этого ждал. Сорок, пятьдесят раз я просил их об этом.
— Когда вы написали письмо, которое вручили врачу?
— За день до покушения в парке Чапультепек…
— В парке? На траве? Но письмо написано на машинке.
— Я купил ее в Монте-де-Пьедад и оставил на хранение у Бартоло, с которым познакомился в Кит-Кат-Клубе.
— В Париже или в Клубе?
— Не важно!
— Прежде вы говорили о Париже.
— Не важно! Когда я написал письмо и взял у него пистолет, я отдал ему машинку. Она мне была не нужна.
— А когда вы купили машинку?
— Вскоре после того, как Сильвия уехала в Нью-Йорк.
— Выходит, Сильвия не видела этой машинки?
— Нет!
— Но письмо написано не вами!
— Мной, сеньор! Я сам его написал!
Полковник послал в магазин Монте-де-Пьедад опытного агента. Ни он, ни другие полицейские, посетившие все городские магазины, торгующие пишущими машинками, не нашли следов продажи той, на которой было составлено письмо. Да и как это Джексон, собиравшийся совершить убийство человека, потащится с незнакомым ему типом в парк Чапультепек, чтобы там сочинять довольно пространное письмо, на что должно было пойти не менее трех-четырех часов? Санчес Саласар сделал вывод: пишущая машинка, на которой было написано «оправдательное письмо», никогда не существовала в Мексике.