Тайны прииска Суцзуктэ
Шрифт:
С тех пор Ха-Ю не решался подходить к штольне. Он тщетно пытался вычислить секретного стража штольни, но тот был настолько тщательно законспирирован, что, в конце концов, Ха-Ю стал подозревать не только всех монгол, живущих в окрестностях старого прииска, но даже своих соотечественников-углежогов. Так прошло несколько лет, в течение которых Ха-Ю жил и ходил рядом с огромным богатством, которое он, полагая, что штейгер бесследно сгинул в водовороте событий революции и гражданской войны, отныне стал считать принадлежащим только ему. Мысль о том, что богатство так близко и так недоступно, терзала его. Уходили его лучшие годы. Вместо того, чтобы пользоваться всеми благами жизни, которые только может представить золото, он был вынужден довольствоваться жалким существованием, обеспечиваемым грязным и унылым в своем однообразии трудом заготовщика березовых обрубков для выжигания угля. Больше он ничего не умел делать.
В 1923 году в урочище Дзун-Модо появилась экспедиция П. К. Козлова, которая вскоре перебралась в падь Суцзуктэ для проведения раскопок Ноинульских курганов. Ха-Ю, узнав о целях экспедиции, прежде всего, предупредил тамошних китайцев, чтобы они помалкивали о своем прошлом участии в незаконных раскопках, так как это может грозить им тюрьмой за разграбление могил. Если же будут расспрашивать о свежеразрытых могилах, то свалить вину на бандитов барона Унгерна.
Ха-Ю говорил, что в это время у него возникла мысль о возможности использования благоприятной ситуации для извлечения клада. Он нанялся в экспедицию вместе со своими товарищами по прежним раскопкам. Работы шли полным ходом и с большим размахом. Владея русским языком, Ха-Ю был всегда рядом с Козловым, рассказывал ему о своей прежней работе на прииске, водил его в штольню и, как бы, между прочим, спросил его, не знает ли он способа откачать воду из гезенка. Свой интерес к этому он объяснял тем, что по слухам в нижней части гезенка была вскрыта жила с богатым содержанием золота. Козлов отнесся к этому известию довольно равнодушно, сказав, что считает эту задачу не выполнимой без специального оборудования, а, кроме того, его экспедиция имеет чисто научные цели и ограничена в средствах.
Экспедиция П. К. Козлова выполнила большой объем работ и сделала ряд интересных находок. В процессе раскопок для откачивания подземных вод они использовали ручные пожарные помпы, но Ха-Ю видел, что с их помощью можно откачать воду с глубины не более 5–6 метров. Гезенк был намного глубже. Таким образом, та техника, которую он увидел на этих раскопках, не могла справиться с подобной задачей. Ха-Ю не видел выхода и все больше впадал в отчаяние.
Шли годы. В июле 1925 г экспедиция П. К. Козлова свернула свои работы на Суцзуктэ. Было вскрыто много курганов, но все они оказались разграбленными. Древние грабители брали из могил только самые дорогие с их точки зрения вещи, оставляя множество второстепенных предметов погребальной утвари, представлявших в глазах подлинного исследователя и археолога колоссальную научную и историческую ценность. В числе находок были остатки шелковых обоев на стенах погребальных камер, шерстяные ковры с вышитыми изображениями животных и китайскими иероглифами, бронзовые светильники, нефритовые мундштуки, золотые пластинки, лаковые чашечки, серебряные кольца и серьги и т. д. Многие из этих находок были переданы Государственному музею МНР, а часть увезена в Ленинград и размещена в специальном отделе Эрмитажа, где ее может увидеть каждый внимательный экскурсант.
Все это происходило на глазах Ха-Ю, которого раздирали двойственные чувства. Он видел, как трепетно Козлов и его жена, принимали и разбирали эти находки, как бережно отмывали их от грязи, высушивали и упаковывали, сопровождая каждую вещь подробными описаниями места и времени находки. С его точки зрения все то, чему так радовались русские ученые, не стоило и ломаного гроша по сравнению с тем, что лежало в гезенке. Не раз его подмывало рассказать все Петру Кузьмичу, который бесспорно нашел бы способ осушить гезенк и извлечь из него клад, но тогда его жизнь лишилась бы своего главного стержня и потеряла всякий смысл. Нет! Он либо сам найдет способ извлечь сокровища, либо унесет эту тайну с собой в могилу.
После отъезда экспедиции Ха-Ю вновь остался наедине со своим кладом и гнетущими мыслями о невозможности его извлечения. Постепенно он смирился с ситуацией и стал просто хранителем того, что, по его мнению, принадлежало только ему. Осознавая невозможность извлечения клада, он в то же время не допускал и мысли о том, чтобы поделиться с кем-нибудь своей тайной, а значит поделиться и сокровищем.
В тридцатых годах, после оккупации Северо-Восточного Китая, японцы начали подготовку к агрессии против Монгольской народной республики. Оживились в этом районе и действия всяческих авантюристов, в том числе из числа бывших белогвардейцев. Ха-Ю, отупевший от беспросветной и неблагодарной работы, был далек от всего этого. Он тихо старел, полностью смирился со своей участью и даже стал забывать о кладе. Процессу умственной деградации способствовало его возрастающее пристрастие к курению опиума, который тайком выращивали в закрытых от сибирских ветров долинах его предприимчивые соседи. Однако и в состоянии сильнейшего наркотического опьянения он ни разу, ни словом, не обмолвился о своей тайне. Когда ему отказывали в дозе из-за отсутствия средств, он отправлялся к отвалам старых штолен и через несколько дней возвращался с несколькими граммами золотого песка, никому не рассказывая, где и как он его добыл.
Я прервал спокойное повествование Батмунга:
— А вы знаете, товарищ капитан, что и сейчас на верхних горизонтах бывшего прииска Суцзуктэ, где содержание золота доходило до 600 граммов на тонну руды, можно найти куски кварца с видимым золотом. Правда, чтобы раздробить их и промыть, понадобится много времени и сил, но у Ха-Ю, судя по всему, их было вполне достаточно.
— Ха-Ю его и добывал. Он уже не боялся ходить на прииски и даже заходить в штольню. Таинственный страж либо исчез, либо не существовал в действительности. Убедившись в этом, Ха-Ю попросил знакомого кузнеца выковать ему кошку и пытался с ее помощью извлечь мешки. Кстати, куски золотоносного кварца, которые вы извлекли по отдельности, первоначально находились в мешке. Он то ли сгнил, то ли был разорван на куски при попытке вытащить его с помощью кошки. Об этом мне рассказал Ха-Ю.
Потерпев неудачу и потеряв кошку, Ха-Ю окончательно пал духом. После этого под действием неумолимого хода времени и наркотического разрушения мозга сокровище из реальности перешло в категорию фантастического видения. Время воздействовало не только на мозг китайца, оно способствовало также и разрушению крепления устья штольни. Однажды Ха-Ю, пришедший в очередной раз поклониться умирающей мечте всей своей жизни, со смешанным чувством горести и успокоения обнаружил, что бревна крепления были раздавлены оттаявшим и оплывшим грунтом; устье выработки оказалось полностью заваленным и вход в него — замурованным. Он сделал попытку добраться до гезенка через верхние провалы, но увидел, что все они плотно закупорены многолетними наслоениями льда. Это было окончательным крушением его надежд. Он даже обрадовался такому повороту событий. Теперь ему не о чем беспокоиться. Ни он, никто другой не сможет достать сокровище. Оно будет лежать там вечно и надежно, как лежало до этого почти три тысячи лет в курганах.
Ха-Ю сказал мне, что к 1956 году он совершенно забыл о злополучном кладе. Ему уже было больше 60 лет. Точную дату своего рождения он не помнил, но знает, что когда его родители бежали в Монголию после подавления Ихэтуаньского восстания в 1901 году, ему было около 10 лет. И вдруг в конце прошлого года среди немногочисленных жителей долины Суцзуктэ прошел слух о возобновлении работ на бывших золотых приисках. Месторождение Суцзуктэ считалось наиболее богатым и не до конца выработанным и поэтому доразведку решили начать с него. До сознания Ха-Ю дошло, что при этом сокровище рано или поздно будет обнаружено, и он сразу же решил на любых условиях попасть в число рабочих. Он пришел к начальнику партии Цевену и предложил ему свои услуги. Цевен не хотел его брать из-за преклонного возраста, но он сумел убедить его в том, что хорошо знает все уголки подземного лабиринта и может оказать хорошую услугу, так как в свое время был помощником и доверенным лицом старшего штейгера.
Вы наверное знаете, что Цевен до этого был начальником золотых приисков Цагаан-Чулуту в тех же Хэнтэйских горах. Эти месторождения в начале пятидесятых годов были окончательно выработаны и его с частью рабочих перебросили в Суцзуктэ. Должен Вам сказать, что Цевен довольно темная личность. Он грамотный специалист, имеет неплохую инженерную подготовку в области геологии и горного дела. В тридцатых годах, когда остро назрела необходимость в подготовке собственных кадров, правительство нашей республики послало несколько групп молодежи в развитые страны. Большая часть была отправлена в СССР, но несколько человек послали и в другие страны — Францию, Англию и Германию. Цевен оказался среди немногих, кто попал в Германию, и его образование там пришлось на период наивысшего расцвета фашистской идеологии. Он был подвергнут активной обработке и, как ни странно, на фоне принципов превосходства арийской расы над другими народами его обрабатывали в духе восхваления былого величия Монголии, и ее созидателя — Чингисхана. Постоянно подчеркивалась его принадлежность к народу, которому свыше предназначалось быть повелителем судеб иных неполноценных наций и народностей.
Уже тогда делалось все возможное для пропаганды шовинистических идей и вербовке на этой основе преданных агентов во всех уголках земного шара. Цевен клюнул на эту удочку и вернулся на родину ярым и активным сторонником германского нового порядка. Однако ему ничего не удалось сделать в этом ключе — после нападения Германии на Советский Союз он был арестован за прогерманские настроения и осужден на десять лет. Всю войну он проработал на оловянных рудниках Мадато и был амнистирован по случаю победы в 1945 году. С тех пор он замкнулся в себе, стал вполне добросовестно работать, но в душе, очевидно, остался врагом социалистической Монголии.