Тайны русской империи
Шрифт:
Хотя бы потому, что церковь никак не может избегнуть отношений с государством.
«Но если уже, — пишет епископ Иоанн (Соколов), — неизбежно совместное существование двух царств от мира и не от мира, то наилучший вид соотношений между церковью и государством есть тот, когда они единством веры и духа входят между собою в благонамеренный, общеполезный союз» {369} .
Еще более неизбежен и необходим подобный союз государству, которое без духовного влияния церкви остается лишь с одним возможным влиянием на своих граждан, а именно страхом физического наказания. Государству в его многочисленных земных заботах, если оно, конечно, желает искренне заботиться о своих гражданах и о своих государственных интересах, никак не обойтись без воспитывающей нравственной силы церкви, которая одна только и может преподать подданным государства истинные понятия о христианских гражданских добродетелях.
«Государство, —
О религиозной терпимости и свободе совести.Проблема свободы совести решается совершенно различно в православии и в современном секуляризированном обществе. В православии совесть верующего человека не имеет свободы выбора содержания веры, человек в вопросах веры не является творцом, а лишь учеником. А догматическое же современное сознание желает сделать и в этой сакральной области человека господином, последовательно проводя принцип антропоцентризма, о том, что человек есть мера всех вещей, а значит, и судья в вопросах религии. Это, по сути, есть отрицание метафизики, отрицание за религией, Богом самобытности. Поэтому для церковного сознания всегда было характерно критиковать таковое понимание свободы совести.
«Если свобода совести, — писал епископ Иоанн (Соколов), — в том состоит, что религия должна основываться на собственных, личных убеждениях его ума и сердца, не стесняемых никакими внешними влияниями, что в отношениях человека к Богу, составляющих сущность религии, никакой внешний авторитет не может управлять человеком, а должно действовать его собственное сознание и чувство, то при этом сама религия может ли и должна ли заключать в себе положительное учение, определительные требования, действительный суд над человеком, и все это обязательно ли для человека при свободе его чувств и убеждений, или нет? Если да, то человек, свободный в религии отвне, не будет свободен в ней самой: он должен быть ей послушен, ей предать свой разум, свое сердце и волю. В таком случае свобода совестине есть ли только преувеличение понятия, неправильное выражение, даже самообольщение и заблуждение? Если же нет, — если самое содержание религии не обязательно для человека, то не нужно ли признать, что человек может быть и полновластным в религии, быть не учеником и исполнителем ее, а самоучителем и судьею, то есть свободно может сам себе составлять учение религии, выбирать в ней себе угодные правила, отвергать не угодные, и сам будет определять свои отношения к Богу? А подумает ли он и узнает ли, и откуда узнает, как сам Бог относится к нему, — что может открыть человеку только религия, происходящая от самого Бога, и следовательно, независимая от человека? Словом сказать, полная свобода человека в содержаниирелигии равняется отрицанию ее в совести, ведет к уничтожению ее в действительности» {371} .
Действительно, не может ведь совесть, глас Божий, исходить из временных понятий цивилизаций, быть настолько «ручной», чтобы изменяться вослед за ежеминутными веяниями «духа времени». Поэтому за пониманием оснований истинной свободы совести необходимо обращаться к самой религии.
Примат свободы совести объявляет все религии равными и равно свободными. Свобода совести признает в религиозных вопросах высшим судьей убеждения каждой в отдельности личности. Личность, а не богооткровенная религия становится авторитетом в вопросах веры. Идея свободы совести говорит, что религия есть частное дело каждого и что потому именно и необходимо отделение церкви от государства.
Такой подход совершенно противоречит православной вере. «Христианство, — пишет профессор И.С. Бердников, — есть религия всеобъемлющая и оживотворяющая все стороны жизни. Христианин не может двоиться в правилах своей жизни, не может быть христианином только в частной жизни, а в жизни общественной держаться воззрений и правил, осуждаемых и запрещаемых христианством. Государство, состоящее из граждан, исповедующих в громадном большинстве христианскую православную веру, необходимо должно иметь и законы, согласные с духом христианского нравственного и социального учения» {372} .
Свобода совести, как она понимается либеральной идеологией, противоречит церкви именно тем, что предлагает наделить единичную личность свободой в религиозном мире, в мире, где есть только религиозные общины, а не отдельные личности. Верующий человек в мире религии живет не один на один с нею, а в обществе, в союзе верующих людей, в церкви, а потому, становясь членом церкви, он принимает на себя обязательства, дисциплину и учение общества, которое ему преподается как живая традиция, которой нужно следовать, а не которую нужно еще сотворить.
«Что такое церковь? — вопрошает епископ Иоанн (Соколов) и сам же отвечает: — Не собраниетолько верующих во Христа, а обществохристиан, соединенных собою единством веры и духа, которое утверждено в точном, определительном исповедании Божественного учения. Не трудно понять, что тут не может быть места независимой свободе мнений или совести. Может ли какое бы то ни было общество держаться там, где входящие в него люди не обязываются, или не считают себя обязанными следовать общим правилам, а каждый из них может иметь для себя свои правила? И это — в пределах не частных, касающихся своих делкаждого, а именно в основных идеях общества, составляющих положительные цели его? А какие цели церкви? Сохранение в мире веры Христовой, распространение Евангелия, утверждение на земле благодатного царства Христова — и в нем освящение и высшее духовнонравственное совершенствование людей» {373} .
Отсюда, из цели проповедования православной веры всем народам во спасение и формируется отношение к другим вероисповеданиям, на основе не свободы совести, не индифферентного равного уважения всех, а деятельной духовной борьбы с неправосмыслием других религиозных систем, сопряженной хотя и с терпимостью к ним, но отрицанием за ними всяческой благодатности и спасительности, а значит, духовной вредности.
Так, например, говоря об апостольских постановлениях, владыка Иоанн (Соколов) подчеркивает: «Особенного внимания здесь требуют правила против религиозного общения христиан с иудеями, еретиками и язычниками. Какая мысль этих правил? Какой дух? Какая цель? В основе их ненадобно видеть нетерпимости, которую можно было бы объяснить только духом времени; в целях правил нет мысли произвести совершенное разобщение между людьми разноверными, мысли, которая происходила бы от религиозной суровости или от недостатка широты в любви христианской; также совсем нет в этих правилах и духа рабства, то есть нравственного порабощения человеческой воли игу внешнего закона, противовольно налагаемому на христианина из презрения к человеческой природе или ненависти в свободе. Основания и цели указанных правил — совсем другие, высшие: мы означим их одним общим названием — церковных. Нужно было утвердить новооснованную Христом церковь, дать ей прочные опоры, раскрыть и укрепить ее дух, оградить ее от всякого вредного влияния вовне, дать верный, твердый ход ее жизни к назначенным для нее свыше целям. В таких видах, кроме того, что нужно было определить, так сказать, каждый шаг юного общества христиан, определить верно и точно на пути духовного его развития, надобно было еще оградить в жизни их основания самого общества или точнее — общественности, так, чтобы это было бы действительно тело Христово и верующие были действительно живыми членами этого тела: ибо духовное преспеяние христиан и целого христианства в мире не иначе должно было и могло развиться, по мысли самого Божественного Основателя веры, как в образе и составе церкви, то есть именно духовного общества христиан, а не под видом отдельного воспитания в вере каждого христианина и всех — врознь. Что же для этой цели было нужно? Упрочить самыми крепкими связями единство веры и духа между христианами: иначе церковь не могла бы долго существовать в мире и назначение христианства не могло бы быть выполнено» {374} .
Священные права православия и охранение их государством.(О господстве православия в государстве.) Но перейдем к теме отстаивания православным государством священных прав церкви, которая издавна для сохранения своего мира, благоустройства и благочиния просила помощи у православного государства, когда собственные, собственно духовные, меры у церкви не достигали результата. Об этой охранительной помощи государства говорят многие церковные правила (Карфагенский Собор: правила 59, 69, 74,78,86; Антиохийский 5; Двукратный 9).