Тайны 'Семи грехов'
Шрифт:
Сильный порыв ветра заставил распахнутые створки окна затрепетать словно крылья бабочки, испуганной надвигающейся тенью низко пролетающей хищной птицы. И тут же холодные струи дождя с яростью обрушились на подоконник, обильно поливая паркет крупными брызгами. Волин и Вера одновременно бросились к окну и принялись закрывать створки, упрямо сопротивляющиеся ураганным порывом ветра. Наконец, им удалось общими усилиями прикрыть окно и защелкнуть шпингалет. Сразу потемнело: казалось, воцарившийся снаружи мрак проник сквозь стекло и заполнил
Вера задорно встряхнула намокшими волосами: Вот и прекрасно. У нас есть повод зажечь свечи.
Чиркнувшая спичка приблизилась к трехрожковому подсвечнику и, потрескивая, одна за другой вспыхнули подожженные фитили. Комнату залил неестественный красно-зеленоватый свет. Вера испуганно ойкнула и, проследив за её взглядом, литератор увидел вальяжно восседающих на диване двух незваных гостей. Пожилой господин в цилиндре и лайковых светлых перчатках, держал во рту погасшую толстую сигару. Рядом с ним, с краю робко примостилось странное существо с лошадиными ногами, пятнистым туловищем огромной божьей коровки и симпатичной мордочкой мило улыбающегося пекинеса.
Стараясь придать голосу уверенность, Волин грозно вопросил:
– Кто вы такие? И как сюда попали?
Господин в цилиндре, приятно улыбнулся, показав два ряда ослепительно белых зубов: Вопросы сформулированы некорректно, поскольку ответ на первый полностью исключает интерес ко второму.
И тут же собачья головка, забавно венчающая туловище божьей коровки тонким голоском горделиво пояснила: Если вы поймете, кто мы, то наше внезапное появление здесь, в этой комнате, уже не будет выглядеть чудом.
Внезапно без всяких видимых причин сигара господина в цилиндре самовозгорелась. С наслаждением затянувшись, он выпустил изо рта клуб дыма и, привстав, галантно представился: Анатас, а моего спутника можете называть Себ.
Пекинес с туловищем божьей коровки бодро вскочил на лошадиные копытца и хвастливо пояснил: Вообще-то у нас много имен. Но сегодня называйте нас именно так.
Анатас с досадой потянул своего спутника за мохнатую лапку: Не надо ничего пояснять нашему другу. Он и так уже понял, с кем имеет дело. И я рад, что в его душе больше любопытства, чем страха. Итак, что вас интересует?
– Почему вы явились именно ко мне?
– Это хороший вопрос. Разве Великому Режиссеру не о чем поговорить с писателем? Ты такой же творец, как и я. Только я играю реальными людьми, а ты распоряжаешься судьбами выдуманных героев на страницах своих книг.
– Да, но в конце моих книг добро всегда побеждает зло, а в жизни, где действом - управляют такие, как ты, это происходит крайне редко.
– Неужели, ты всерьез считаешь, что легко можешь отличить добро от зла?
– А разве, это трудно?
– Возьмем конкретный случай. Человек, спеша на самолет, поскользнулся и сломал ногу. Оказавшись в больнице, искренне думает, что столкнулся со злом. Но узнав об авиакатастрофе рейса, на который не попал, понимает, что на самом деле несчастный случай принес ему спасение.
– Да, такое бывает.
– Но это только часть истины. Оценить добро можно лишь сравнивая его со злом. Добро без зла не стоит и ломаного гроша.
– Значит, вы причиняете зло людям, чтобы они радовались добру?!
– Слишком примитивная догадка, мой милый друг! Опять-таки ты углядел лишь жалкие крохи истины. Скажи, зачем человеку дана жизнь?
– Ты хочешь, чтобы я взял на себя смелость ответить на вопрос, над разрешением которого лучше умы человечества бились на протяжении веков?
– А разве писатель имеет право браться за перо или безрассудно играть на клавишах компьютера, не зная, что такое жизнь и смерть? Попробуй сделать свой выбор.
– Ты мне поможешь?
– Конечно. Для этого мы с Себом здесь. Жизнь - это постоянный экзамен, цена которого спасение либо гибель. Человек сам готовит своей душе вечное блаженство или нескончаемые мучения.
– Значит, ты ещё и Великий Экзаменатор?
– Да, мои соблазны и искушения всего позволяют отделить зерна от плевел?
– Получается, что вы истинные благодетели человечества.
– Так оно и есть. Творя зло, мы в конечном итоге способствуем наступлению добра.
– Так почему же люди вас боятся, ненавидят, и малюют в мрачных страшных красках?
Сидящий на краю дивана Себ негодующе завертел пучеглазой головкой и заверещал тонким фальцетом: Наветы! Сплошной наговор! Посмотрите на нас разве мы не прелесть?
И странное существо кокетливо подмигнуло своему отражению в зеркале. Анатас незаметно подтолкнул напарника локтем, останавливая готовящийся вылиться наружу поток неудержимого хвастовства. И вновь нравоучительно обратился к Волину.
– Он прав. Люди должны ненавидеть не нас с Себом, а свою собственную слабость, нежелание и неумение противостоять соблазнам.
Не выдержав запрета, Себ суетливо заерзал на диване и обиженно выкрикнул: И это правда! Постоянно бормочут в самооправдание, что бес попутал. А мы совершенно не причем. Сплошные враки, наветы и наговоры!
Анатас в раздражении надавил ногой на копытце партнера, прерывая его бурные эмоции.
Волин пожал плечами:
– Зачем вы все это говорите именно мне?
– Да потому, что писатель, не познав этого, не может создать ничего значительного.
– Ну в наши жестокие дни писать о добре - это означает писать "в стол". Такие книги не интересны широким читательским массам.
– Жестокое время? А когда на земле сей - юдоли страданий и плача оно было другим? Может быть ты хочешь оказаться рабом на галерах или поджариваться на костре инквизиции? Только скажи и мы с Себом в течение доли секунды переправим тебя в "Светлое прошлое человечества". Я вижу у тебя нет особого желания. И это - правильно.