Тайны Шлиссельбургской крепости
Шрифт:
В монастырь не токмо мужеска, ни женска пола, никакого состояния и чина людей, також из монастыря, как ее бывшую царицу, так и прочих пребывающих в том монастыре монахинь и определенных для отправления Божией службы священников отнюдь не впускать…
Иметь доброе око, чтобы каким потаенным образом ей царице и сущим в монастыре монахиням, так же и она к монахиням никаких, ни к кому, ни о чем писем отнюдь не имели, чего опасаясь под потерянием живота, смотреть неусыпно и для лучшей в той осторожности велеть днем и ночью вкруг всего монастыря солдатам, скольким человекам
Подписанная князем Меншиковым инструкция отличалась обстоятельностью, всё было предусмотрено в ней, и только самому ладожскому ландрату Подчерткову, который должен был обеспечивать припасами бывшую царицу, сообщить об этом позабыли.
Когда капитан Маслов потребовал у ландрата «для совершения Божией службы свеч, ладану, вина церковного, на просфоры муки пшеничной, для нужды и записок бумаги, да для ея особы круп гречневых, уксусу, соли, икры зернистой или полосной, стола простого на поварню, бочек, квасных кадок, ушатов, ведр, чаш хлебных, блюд деревянных, горшков больших и малых, и иных хлебных и всяких столовых припасов, а для зимнего времени дров», ландрат Подчертков обратился с рапортом на Высочайшее имя, чтобы разъяснили ему, откуда взять всё это добро.
Однако канцелярия Его Императорского Высочества не озаботилась ответить на эти пустые вопросы, и о довольствовании бывшей царицы снова позабыли.
Чем питалась она все эти годы, неведомо, известно только, что келью для своего заточения Евдокия-Елена построила на собственные деньги…
По-настоящему заботиться о несчастной Евдокии Федоровне стали только в царствование Екатерины I.
Считается, что тогда были назначены постоянные денежные и хлебные оклады иеромонаху, дьячку и трем келейным старицам. Приказано было и царицу пищею довольствовать, чего когда пожелает, и для того всяких припасов покупать и пив, и медов готовить с довольством, чтобы ни в чем ни малейшей нужды не имела. Денег было выделено 365 рублей в год только на питание, а еще сто рублей на одежду и обувь.
Правда, где довольствовали так «отверженную» царицу, неведомо, потому что уже в марте 1725 года Евдокию Федоровну перевели в Шлиссельбургскую крепость, где, как опаснейшую государственную преступницу, заточили в подземной темнице, полной крыс.
Есть сведения, что царица была тогда больна, и ухаживала за ней одна только старушка, сама нуждавшаяся в помощи.
Так держали Евдокию-Елену еще два года…
Единственные свидетельства о ее заточении оставил Фридрих Вильгельм Берхгольц, который сопровождал в Шлиссельбург члена Верховного тайного совета, супруга дочери Петра I Анны Петровны, Голштинского герцога Карла Фридриха.
«Обозревая внутреннее расположение Шлиссельбургской крепости», высокие гости приблизились к большой деревянной башне, в которой содержалась Евдокия-Елена.
В это время «отверженная царица» вышла из башни и прогуливалась по двору цитадели. Увидев герцога и его свиту, она поклонилась и громко начала говорить что-то, но слов за отдаленностью нельзя было разобрать,
Описание, оставленное Фридрихом Вильгельмом Берхгольцем, кратко и незатейливо, но когда перечитываешь его, зная весь дальнейший ход событий, обнаруживаешь тут необыкновенную глубину.
Действительно…
Голштинский герцог Карл Фридрих, супруг дочери Петра I, смотрит на заточенную в крепость русскую жену Петра I.
Бабушка будущего русского императора Петра II пытается что-то сказать отцу будущего русского императора Петра III, но он не слышит ее.
Между ними — шлиссельбургское пространство «заключения государственных преступников», куда без особого повеления никого не пускают.
Слова «отверженной царицы» заглушены шумом ладожской воды, ветер русской истории сминает их.
Странной тюрьмою оказался Шлиссельбург. В скрежете его ключей смыкалось несмыкаемое…
Евдокию заточили в Шлиссельбургскую крепость как жену Петра I, как мать казненного государственного преступника.
Вышла она на свободу уже бабушкой императора Петра II.
Случилось это уже после кончины Екатерины I.
Когда в раскате Петропавловской крепости умирал под пытками царевич Алексей, его сыну — будущему русскому императору Петру II — не исполнилось и четырех лет.
Он рос под присмотром нянек, и никто не хлопотал о его развитии и воспитании.
У внука российского императора не было родителей, не было и могущественных покровителей. Проявление малейшего участия к несчастному сироте считалось опасным. Любой самый невинный шаг в этом направлении мог быть превратно истолкован подозрительным и безудержным в гневе императором.
Какая участь ожидала «ослушника», напоминали насаженные на колья головы «заговорщиков» — друзей царевича Алексея.
И страх сделал свое дело.
Малолетнего Петра избегали, сторонились как чумы…
Впрочем, забот у придворных хватало и без сироты.
Шла реформа, и всё время, каждый месяц издавались указы, всё строже закрепощающие русский народ.
Венцом этого закрепощения стало разрешение покупать русских крестьян на свои заводы и «купецким людям» иностранного подданства…
В этом явилась вся суть петровских преобразований. За все немыслимые лишения и тяготы, за потоки крови, пролитой на полях петровских викторий, Петр I наградил русский народ возможностью быть купленными в рабство иностранцами, которые приезжали в Россию.
О будущем императоре как бы и позабыли…
Учителями назначались случайные и малосведущие люди.
Известно, например, что в четыре года к нему определили танцмейстера Нормана, который обучал ребенка чтению и письму. Этот же Норман — он прежде служил на флоте — сообщил юному царевичу начальные сведения о морской службе, сумев выработать в ребенке стойкое отвращение к морю вообще…
И приходится только удивляться, что, несмотря на столь скверное обучение, будущий император все же сумел в самом раннем детстве овладеть серьезными начатками знаний.