Тайны соборов и пророчество великого Андайского креста
Шрифт:
Хотя Фулканелли с некоторой опаской заявляет, что «в Андае нет ничего, что могло бы вызвать интерес у туристов, археологов или людей искусства», в истории региона было немало любопытного. Так, молодой Людовик XIV встретил свою будущую невесту на островке у берегов Андая, на границе между Испанией и Францией. Здесь бывал Веллингтон, устроивший возле Сен-Жан-де-Лю опорную базу для наступления на Тулузу на заключительном этапе наполеоновских войн. Сюда во время Второй мировой войны нанес визит и Гитлер: в 1940 г. он приказал остановить свой поезд неподалеку от Андайского Креста.
Этот регион имеет и давние эзотерические связи. Андай расположен в Стране Басков, а баски — народ, обладающий уникальным генофондом, который не имеет аналогов в Европе. Баскский язык также представляет собой тайну. Он — один из пяти сохранившихся древних индоевропейских языков и не имеет параллелей ни с какими другими языками Европы [220] . Эти факты, по мнению некоторых исследователей, свидетельствуют о том, что баски [221] — наследники великой глобальной
220
Любопытно, что хотя в Стране Басков с XVI в. принят латинский алфавит, в раннем и зрелом Средневековье баски использовали свой собственный старинный алфавит, практически (за исключением нескольких букв) идентичный грузинской письменности, которая, по свидетельству «Картлис Цховреба» («Летопись Грузии»), была создана царем Фарнавазом в IV–III вв. до н. э. Древнегрузинский алфавит восходит к хеттскому и финикийскому письму. Последнее особенно важно, поскольку финикийцы, будучи искусными мореходами, совершали плавания по всему Средиземноморью, и в Черном море, и вокруг Пиренейского полуострова, т. е. в Страну Басков. (Прим. пер.)
221
В XVI–XVII вв. баскские китобои совершали плавания к берегам Северной Америки и Ньюфаундленда, держа в своих руках промысел китов и снабжая большую часть Западной Европы топленым китовым жиром, необходимым для осмоления бортов тогдашних деревянных судов. Есть глухие данные, что баски плавали в Америку еще до официального открытия ее Колумбом. Видимо, у них были хорошие судоходные карты, что указывает на их контакты с более ранней цивилизацией мореплавателей, скорее всего — с финикийцами и карфагенянами. (Прим. пер.)
Когда Фулканелли побывал в этих местах в 1920-е гг., Андай был совсем маленьким городком. Наш автор обратил внимание на его «маленькие домики, сгрудившиеся у подножия первых подступов к Пиренеям», а также отметил «скудный и грубый ландшафт», в котором «в природную суровость этих диких мест вносит некоторое разнообразие мыс Фуэнтеррабия, охряный цвет земель которого отражается в зеленовато-серебристых и спокойных, как зеркало, водах залива».
Помня о том, что, хотя глава «Циклический Андайский Крест», имеющая исключительно важное значение в книге «Тайна соборов», была написана, по всей видимости, в 1920-е гг., она появились в составе книги лишь при ее переиздании в 1957 г. Практически никто из принадлежащих к миру оккультистов не обратил на нее особого внимания и никак не прокомментировал ее, поскольку она, мягко говоря, не слишком вписывается в сложившиеся представления об алхимии. Важность Андайского Креста особо отмечает Фулканелли: «Каким бы ни был его возраст, Андайский Крест, судя по декоративному оформлению пьедестала, свидетельствует о том, что это — едва ли не самый странный монумент примитивного милленаризма [sic!], редчайший образец символического хилиазма, который мне когда-либо доводилось видеть».
Поскольку Фулканелли здесь открыто связал алхимию и апокалиптику, истинная природа того весьма специфического гностического астроалхимического мема, следы которого прослеживаются на протяжении многих тысячелетий, впервые стала объектом интереса широкой публики. Это означает, что прежний секрет более не является достоянием избранного круга посвященных и тайных обществ. Впервые со времен появления великих готических соборов этот мем раскрыл секреты формирующих его структур.
Таким образом, крест и его весть служат доказательством того, что тайные общества реально существуют. Заявляя о себе в разные моменты истории, эти общества сохранили и донесли до нас тайны, запечатленные на Кресте. Каббала в иудаизме, суфизм в исламе, эзотерические течения в христианстве, гностицизм и герметическо-алхимическая традиция — все это хранители различных аспектов этих идей. Главная весть, возвещенная тремя главными религиями Запада, а именно эсхатологическое измерение времени — это и есть та самая тайна, составляющая ядро символики Андайского Креста. Сам мем, то есть способность воспринимать миф и его метафорическое содержание, по-видимому, сохранился только благодаря секретности и изолированности этих групп.
Сегодня Андайский Крест находится напротив юго-западного угла церкви Сен-Винсент, на шумном уличном перекрестке. Никто не обращает внимания на этот внешне заурядный монумент, несущий весть о катастрофе. Никто. А ведь секрет, что называется, открыт для всех.
В 1901 г. служащий Британской Ост-Индской компании и бывший комиссар провинции Бенгалия (Индия) опубликовал книгу, которая, по его мнению, должна была совершить революционный переворот в представлениях о древнейшей истории и доисторических религиях, связанных со звездами. Труд этот, «История и хронология эпохи мифотворчества», автором которого был Джеймс Ф. Хьюитт, «комиссар Чутья-Нагпур», как значилось на титульном листе, представляет собой один из крупнейших сводов универсальных знаний, столь ценимых в поздневикгорианскую [222] эпоху. Однако Хьюитт — это не просто один из множества колониальных чиновников, и его книга, в отличие от писаний его современника Джеймса Черчуорда о погибшем континенте Му, действительно основана на солидных филологических материалах, по крайней мере — по меркам рубежа XIX и XX вв. Его книга, при всех ее недостатках, содержит немало ценных ключей к загадке Андайского Креста и, более того, указывает на другой таинственный камень, который,
222
Викторианская эпоха — период правления королевы Виктории (1819–1901 гг., королева Великобритании с 1837 г.), эпоха расцвета экономического и колониального могущества Англии, золотой век ее культуры и науки. (Прим. пер.)
Обширные познания Хьюитта в санскрите — это одновременно и достоинство, и слабость его аргументации. Санскрит для него служит своего рода увеличительным стеклом, через которое Хьюитт рассматривает все прочие известные ему культуры и мифологические структуры на планете, и этот подход создает немало удивительных искажений. Порой эти взгляды из разряда отражений в комнате смеха оказываются необъяснимо точными. Хьюитт бывает весьма корректен в вещах, где он, казалось бы, заведомо обречен на неудачу, но тут же терпит полный провал, как только пытается убедить нас в универсальной применимости своих выводов. Однако, несмотря на навязчивое и многообразное интерпретирование санскритских корней и явный культурный «империализм», в его выводах порой можно встретить поистине удивительные вещи. «История и хронология эпохи мифотворчества» — это не просто попытка раскрыть корни происхождения некоего символического «зеленого языка», на котором, по свидетельству Фулканелли, говорят все посвященные, но и мастерский пример восстановления связей между символическим арго и его истоками — астрономией и прецессией. То, что Хьюитт потерпел неудачу, нисколько не удивительно: нас куда больше удивляет сам факт подобной попытки.
В первой же фразе предисловия к своей книге Хьюитт пишет: «Эпоха мифотворчества, историю которой я схематично набросал в этой книге, охватывает обширный период от первых проблесков зари цивилизации… до того момента, когда Солнце вошло в созвездие Тельца в день весеннего равноденствия, примерно между 4000 и 5000 гт. до н. э.». Далее он сетует на отсутствие точной датировки этого явления и часто предлагает промежуточную дату, 4500 г. до н. э., которая достаточно близка к астрономически точной дате. Хьюитт заявляет, что эта точка знаменовала собой конец эпохи мифотворчества и что после этого времени «отошла в прошлое повсеместно наблюдаемая практика записывать историю в форме исторических мифов, и… национальная история начала выходить за рамки мифического этапа, обретая форму анналов и хроник, фиксирующих события, имевшие место в правление царей, и деяния отдельных героев, государственных мужей и законодателей».
Извинив Хьюитта за явный анахронизм — использование термина «национальный» — мы вправе видеть в его рассуждениях здравое зерно. Действительно, около 6000 г. до н. э. произошел некий сдвиг. Этот факт отражен и в египетском списке царей (фараонов), и в хронике Манефона [223] , где рассказывается, что именно в это время так называемые Геру Шемсу, кузнецы из Эдфу, правили страной в качестве переходных фигур между владычеством живых «богов» и правлениями царей и фараонов. Этот сдвиг знаменовал собой начало распространения земледельческих общин. Хьюитт также оказывается прав (при том, что, как обычно, руководствуется ошибочными посылками), утверждая, что индоевропейские языки распространялись по территории Европы вместе с распространением навыков земледелия. Современная лингвистическая археология считает, что местом возникновения индоевропейской семьи языков и земледелия была Анатолия, родина Матери Богов — Кибелы.
223
Манефон из Себеннита (первая половина III в. до н. э.) — египетский жрец и историк, писавший на греческом языке. Наиболее значительный его труд — «История Египта», охватывающая период от мифической доисторической эпохи до 30-й династии (343 г. до н. э.). Именно Манефон ввел деление египетской истории на династии. От его книги сохранились отрывки, приводимые в трудах Иосифа Флавия, Евсевия Кессарийского и Георгия Синкеллы. (Прим. пер.)
Отождествление распространения индоевропейских языков с развитием навыков земледелия помогает объяснить, как неиндоевропейские языки — финноугорские, венгерский, эстонский, кавказские языки, а также баскский — выжили в изолированных регионах. Такими регионами, по разным причинам, оказались зоны сохранения архаических навыков охоты и собирательства. Говорящие на финноугорских языках (в частности, лапландцы) до сих пор ведут кочевой образ жизни, а венгры, напротив, пребывают в изоляции, обусловленной географическими факторами. Три других языка, кавказский, эстонский и старобаскский, — это, по преимуществу, языки рыбачьих или торговых общин. Из них только баскский язык сохранился вплоть до XXI в. как живой разговорный язык; культура басков всегда была тесно связана с морем.
Хьюитт придерживался необычного взгляда на басков, считая их фантастическим смешением южан-земледельцев, говоривших на неиндоевропейских языках, и северян гото-кельтов, кочевых ариев Европы и воинов-скотоводов. С точки зрения современных археологических знаний мы можем судить, сколь неточными были гипотезы Хьюитта. На самом деле баски в эпоху неолита вовсе не были оседлыми земледельцами, и даже четыре века пребывания их в составе территорий Pax romana [224] не оставили особого следа в языке и культуре басков. И тем не менее взгляды Хьюитта на прецессионную мифологию представляют немалый интерес для наших исследований. Мы еще вернемся к вопросу о том, каким образом он пришел к этой мифологии, а пока что для начала рассмотрим общие черты этой мифологической системы.
224
Рах romana (лат.букв, «римский мир») — владения Римской империи и зависимых от нее территорий в I в. до н. э. — IV–V вв. н. э. (Прим. пер.)