Тайны старой аптеки
Шрифт:
Я буду ждать внизу и скажу, что разоблачил вас. Вы должны подыграть мне — состроите возмущение и попытаетесь сбежать. Дверь провизорской — идеальный вариант.
Вам, вероятно, любопытно, для кого все это представление… Я знаю, что вы читали вырванные страницы из дневника прадедушки, поэтому нет смысла объяснять, кому мы противостоим и как действуют Горькие пилюли. Я приму одну пилюлю спустя какое-то время после возвращения из города (это нужно для работы над сыворотками), эффект должен пройти к моменту нашего
Итак. Когда вы окажетесь в провизорской и увидите, что коридор к задней двери заперт, я ударю вас. Заранее прошу за это прощения. Хотя ударю я вас не по-настоящему, но вы, опять же, должны подыграть и упасть якобы без сознания. Дальше лежите, не открывайте глаза и слушайте.
То, что произойдет, покажется вам странным и пугающим, но ни в коем случае не реагируйте и не выдавайте себя.
Я приму Самую горькую пилюлю. Вы знаете, что это такое. В тот момент, как я ее проглочу, меня не станет и мое место займет старый господин Лемони.
Я предполагаю, что он попытается нарушить уговор, не захочет раскрывать тайный ингредиент и делать лекарство для Хелен, но мадам Клопп не оставит ему выбора. Она сообщит прадедушке, что я выпил яд и что он получит противоядие только когда лекарство будет сделано. И он сделает его.
Прадедушка Лемони считает себя непредсказуемым, но я хорошо его знаю: сделав лекарство, он попытается отобрать противоядие у мадам Клопп. Так и задумано. Мадам Клопп отвлечет его, и тогда, Джеймс, вся надежда на вас. Вы должны забрать лекарство из провизорской.
Тем временем я (я очень на это надеюсь) вернусь. Вы, верно, спрашиваете сейчас: «Как?!». Противоядие, которое прадедушка себе вколет, это не только средство, подавляющее действие яда, но и сыворотка с концентрированной личностью меня, извлеченной и созданной тем же способом, что и Самая горькая пилюля. Не стану вдаваться в подробности и технические особенности данного процесса — вам лишь стоит знать, что благодаря мистеру Блохху мне удалось получить последний из существующих «Извлекателей Дапертутто». Мы полагали, что до использования его не дойдет, но иного способа получить лекарство нет.
Я осознаю, что это рискованный план. Я не знаю, как подействует сыворотка, удастся ли мне вернуться, вернусь ли я полностью — все, что угодно может пойти не так, но в любом случае я полагаюсь на вас. Именно вы должны вколоть лекарство Хелен.
Далее — самое важное.
Заполучив лекарство, вы встретите в аптеке или на этажах констебля Тромпера (к этому времени он уже должен прийти). Скажите ему о лекарстве, но главное — убедите его в том, что вознамерились выдать всем тайну Хелен. Вскоре вы поймете, для чего это нужно.
Следом
Когда вы окажетесь в комнате, боюсь, для вас начнется самое страшное…»
— Вам дурно, мистер Лемони? — спросил мистер Торнтон, и Лаймон вздрогнул. — Позвать проводника? На вас лица нет.
— Нет-нет, благодарю. Я в порядке. Все уже… — Лаймон закончил шепотом: — в прошлом…
Мистер Торнтон кивнул.
Мигнули и погасли лампы. Купе погрузилось в темноту.
— Ну вот, — буркнул попутчик. — Газ, что ли, у них там закончился? Когда мы уже наконец покинем эту треклятую тучу?
Свет зажегся снова. Вот только исходил он не от ламп. На лбу мистера Торнтона горел крошечный фонарик, закрепленный на тонких ремешках.
— Очень полезное в моей работе устройство, — пояснил попутчик. — Я часто нахожу требуемые бумаги в различных темных местах. Этот фонарик не раз меня выручал. К сожалению, у меня только один такой.
— Ничего страшного, мистер Торнтон, — ответил Лаймон. — Я подожду, когда снова зажгут лампы или когда мы наконец покинем Гарь.
Мистер Торнтон продолжил чтение, а Лаймон закрыл глаза. В его памяти тут же всплыли жуткие рваные образы: круглые глаза, зубы, длинные руки, светящаяся рубиновая слизь…
Лемюэль не лгал, когда писал, что в той комнате его ждет самое страшное. Прошло уже достаточно времени, а он будто по-прежнему был там, снова и снова переживая увиденное. Лаймон не сомневался, что никогда это не забудет. Кажется, кошмары на всю оставшуюся жизнь ему обеспечены…
По ощущениям, он сидел с закрытыми глазами не меньше десяти минут. Слушал стук колес поезда, время от времени мистер Торнтон шуршал страницами книги.
— Ну наконец! — воскликнул попутчик, и Лаймон открыл глаза.
Туча за окном уже превратилась в драное покрывало, меж черных клочьев проглядывал серый пыльный… пустырь?
— Граница пустошей. — Мистер Торнтон выключил фонарик и снял его с головы. — Вот-вот покинем город.
В купе становилось все светлее, и в какой-то момент последние дымные клочья исчезли. За окном простиралась унылая бескрайняя равнина. Поезд прополз мимо скособоченного строения с подсвеченной вывеской: «Вы покидаете Габен».
— До новой встречи, старый проходимец Габен, — сказал мистер Торнтон. — Скучать не обещаю.
Лаймон вздохнул: он знал, что будет скучать, несмотря на то, что никогда не любил этот город. И все же его не оставляло чувство, что он забирает с собой частичку Габена — везет с собой упакованные в багаж страхи и вязкое отчаяние, разлитое по бутылочкам.
«Самое страшное уже позади… позади… оно осталось там, в Габене… Все в прошлом — я ведь уже пережил это…»
Чтобы удостовериться в этом, Лаймон вернулся в комнату Хелен Лемони и продолжил читать письмо с того места, на котором остановился, — самое страшное только ожидало его…