Тайны темной осени
Шрифт:
Было жаль кота, ещё жальче стало себя, я начала всхлипывать, кусая подушку, окончилось всё ожидаемо: потоком соплей и слёз.
А потом сон наполз на меня как туман и погрёб под собою.
Я проснулась резко, рывком. Проснулась отдохнувшей и свежей. Но едва вспомнила пережитое, как в виске тут же поселилась противная ноющая боль. Не мигрень, слава богу. Но тоже хорошего немного.
Я села, спустила ноги с полки. Похоронов невозмутимо смотрел в экран своего ноутбука, на меня не оглянулся, хотя, конечно же, знал, что я проснулась. Он знал всё.
Я запустила
Во что я вляпалась? Что за дрянь ко мне привязалась? Почему? За что?! Кажется, я задала вопрос вслух, потому что Похоронов отвлёкся от монитора и сказал сурово:
— Ни за что.
Я хмуро глянула на него. А ты-то сам за что со мной случился?! С самой первой встречи на Республиканской. Я бы с радостью в глаза тебя не видела. Но увы. Сижу вот, смотрю и не знаю, что делать.
— Расскажи, — потребовала я. — Расскажи всё! Я имею право знать!
— Всё — не расскажу, — ответил он. — Только то, чего достаточно, для того, чтобы мне работать не мешала!
Я перебралась поближе к столику, положила руки на поверхность как примерная школьница.
— Кофе будешь? — деловито спросил Похоронов.
— Давай.
С чего бы мне отказываться от кофе? Тем более, у него был какой-то, хоть и растворимый, но совершенно обалденный. С пряной горчинкой, кажется, кардамоном. На изумительном карамельном с ванилью и корицей фоне. Не могу лучше объяснить, я не гурман и не дегустатор. Но что-то подсказывало мне, что такого кофе я больше нигде и ни у кого не увижу.
— Что ты знаешь о своём городе? Извини, зайду издалека, иначе не поймёшь ничего. А понять надо.
Спросил! Я почесала голову, уточнила на всякий случай:
— Ты о Петербурге?
— Да.
— Ну… город Петра Великого… Захотел устроить Северную Венецию, — устроил. Столицу из Москвы в него перенёс…
Похоронов поднял ладонь, и я замолчала. Он долго рассматривал меня своими голубыми гляделками, молчал, и от его молчания становилось не по себе.
— Что не так? — не выдержала я наконец.
— Всё, — честно признался он. — Ты ничего не знаешь… Так странно, разговаривать с тем, кто не знает ничего.
— Так объясни!
— Петербург — это Город-Сумрак, Город-Дверь, — сказал он наконец. — Он построен был на тех местах, где издавна стояли древние капища местных племён, построен именно затем, чтобы контролировать, помимо морских путей и Севера, ещё и Дверь. Сейчас знание утрачено, старых хранителей не осталось почти никого, а молодые… В общем, не очень-то они справляются. И лезет, лезет в приоткрытую дверную щель… всякое. Оттуда. С той стороны. Не всегда с добром. Вот ты квартиру в доме купила. Хоть бы поинтересовалась для начала, где его выстроили!
— Где же? — спросила я, потому что он очень ждал вопроса, аж заострился весь, самому говорить, видно, религия не велела.
Я даже не подозревала в тот момент, насколько близка к истине! Но разве поймёшь, находясь внутри горизонта событий, что тут к чему.
— Малоохтинское кладбище, последнее пристанище чёрных колдунов и самоубийц…
— Да не верю я в вашу магию! — возмутилась я.
— В это тоже не веришь? — он ткнул в стенку, за которой находилось купе с останками.
— Маньяк какой-то завёлся, — буркнула я.
— Маньяк… С кем ты говорила по телефону прежде, чем вышла из купе?
— Откуда знаешь?
— Да знаю уж.
— С сестрой.
— Так. Что ты ей сказала. Отвечай! — рявкнул он, заметив моё колебание.
— Что еду, что буду завтра в Сочи, — ответила я. — Ничего такого я не сказала… бл…ь!
Я почти почувствовала, как мои глаза вылезают из орбит и ползут на лоб, оттуда на затылок, чтобы скатиться потом по спине до самой задницы. Похоронов ждал.
— Я… сказала… что… еду… в… четвёртом… купе, — заикаясь на каждом слове выговорила я. — А т-т-то… т-там… ч-четвёртое… Но тогда правильно я сделала, что вышла!! ДА ТВОЮ МАТЬ, ЭТО НЕ ОЛЬГА!!
Похоронов снова поднял ладонь, и снова я замолчала.
— Я не говорю, что это ваша сестра.
— А кто тогда? КТО?!
— Не кричите. Не стоит кричать.
— Что с Ольгой? — ему легко говорить, что кричать не стоит, но я с ума уже сошла окончательно. — Что с Олей? Она жива?!
— Жива.
Вот когда отлегло и как следует защипало в носу!
— Тогда почему…
— С тобой говорила не Ольга. Что очень любопытно и, пожалуй, даже хорошо.
— Да что хорошего-то! — вскричала я, роняя стакан из рук. — Хватит уже надо мной издеваться! Или говори всё, или молчи уже.
Стакан упал, облил мне колени обжигающей жидкостью, скатился на пол и загремел под столик. Чудо, что ещё не разбился. Похоронов нагнулся и поднял его, поставил с краю возле своего ноутбука.
Я отвернулась, воткнулась взглядом в окно. Видеть его не хотела, гада такого! Вообще! Он встал — я услышала шорох ткани по краю стола, потом шаг, ещё один. На моё плечо легла тяжёлая холодная рука.
— Прости, — сказал попутчик в самое ухо и назвал меня по имени: — Римма.
Прости… тихая пауза, выдох… Римма. Наверное, наклонился для этого. На шее встали дыбом все волоски от его дыхания. Я дёрнула плечом, рука убралась. Когда я всё-таки обернулась, Похоронов уже снова сидел на своём месте, поставив локти на стол и положив подбородок на скрещённые пальцы. Ноутбук он сдвинул, и теперь мы смотрели прямо, глаза в глаза друг другу.
— Малоохтинское кладбище, — продолжил он разговор. — И Город-Дверь, как ты помнишь. Там проснулось нечто… люди потревожили сдуру. Из-за двери прошло… нечто… и пробудило одну из могил. Оно… оно чуждое этому миру. Совсем. Оно существует, лишь поедая души… гроздьями. Знаешь виноград, ела?
Я кивнула.
— Вот. Это… создание… эта… тварь, — Похоронов прищёлкнул пальцами, досадуя на невозможность точно передать словами суть возрождённого ужаса. — Берёт какой-нибудь семейный род за… корешок… как виноградную кисть. И начинает поедать. Отщипывать одну виноградину за другой. Высасывать её. И выплёвывать кожуру с семечками. Оно не успокоится, пока не сожрёт всю кисть. Поэтому умер твой дед, поэтому не стало твоей тёти. Поэтому же в опасности ты сама.