Тайны темной осени

Чернышева Наталья Сергеевна

— Что ты хочешь, чтобы я нарисовала? — спросила я у Оксаны.

— Меня! — тут же отозвалась она, присаживаясь на краешек стола.

— Свет загораживаешь, сдвинься, пожалуйста.

Оксана послушно встала и отошла.

Волшебного карандаша у меня не было, я истратила его на исправление судьбы Ольги. Он переломился пополам, а потом и вовсе раскрошился в тончайшую пыль.

Для Оксаны я сделала рисунок в тёплых тонах. Тоненькая кудрявая девочка где-то в пресс-конференц зале какого-то,

пожалуй, международного даже института. Призрачные полупроявленные крылья за спиною. И бейджик на груди: «Профессор детской трансполантологии Мрачнова Оксана»

— Ой, — серьёзно выдохнула та. — Этого не может быть!

— Правильно, — улыбнулась я, отдавая младшей гарпии лист. — В мои рисунки не стоит верить. Только тогда они начнут сбываться….

И пошли дни, один за другим, в заботах и хлопотах. Настюхины какашки, её первая беззубая улыбка, задорные песенки на младенческом языке занимали практически всё моё время. Некогда было задуматься. Некогда — вспоминать…

Дождливый июль сменился солнечным августом, а вслед за августом снова пришла осень, тронула золотыми пальцами кроны деревьев, пустила короткие липкие паутинки бабьего лета порхать в воздухе, солнце снова двинулось по небосклону в сторону юга, сокращая световой день почти по десять минут в сутки.

Однажды я видела стаю диких серых гусей, опустившийся на берега Лахтинского разлива… Огромные тяжёлые птицы подняли на мелководье невообразимый гвалт. А потом тихо снялись ночью и исчезли, словно их здесь никогда и не было.

Похоронов не появлялся. Я смирилась с болью там, где ещё жила память о его существовании. Да и не до него мне теперь было. Младенец, даже такой позитивный и улыбающийся без конца, требовал всё моё внимание, загребая попутно ещё и внимание Ольги, которая с удовольствием возилась с племяшкой, давая мне бесценные минуты долгожданного отдыха.

У меня теперь единственное желание осталось из всех, какие когда-либо были: СПАТЬ! Настюшка не кричала и не капризничала никогда, но она ПЕЛА! Просыпалась в три часа ночи и давай гнать арию за арией. Уже не уснёшь, пока её не укачаешь. А утром, в половине шестого, опять симфонический концерт под дудочку.

Молодые мамы, с которыми я свела близкое знакомство, поражались — у них-то не концерты, у них вопли Видоплясова по ночам. Но в одном мы с ними сходились: песни или вопли, а результат один: тотальный хронический недосып.

А как ты хотела, Римус? Ты мама или погулять вышла?..

Первый год пережить да второй продержаться…

…Я катила коляску по дорожке вдоль леса, отделявшего разлив от города. Жёлтые берёзовые листья уже вовсю сыпались с макушек, хотя нижние ветви ещё стояли зелёными. Настя покряхтывала во сне: она уже заметно подросла, не сравнить с тем сморщенным, закутанным в пелёнки кабачком, который мне сунули в руки три месяца назад. Теперь она была прямо ребёнок: пухлощекая, белокожая, ручки-ножки в складочках. Волосы на её головёнке скручивались тугими золотыми локонами: ох, и намучаюсь я через пару лет, ломая о густые дочкины кудри ремешки…

Возле перекрёстка, ведущего к клинике МЧС — она давно уже здесь стояла, громадный комплекс с собственной вертолётной площадкой; иногда, если повезёт, можно было увидеть, как садится или взлетает медицинский вертолёт… Так вот, возле поворота на улицу Оптиков, шла какая-то суета. Я подошла поближе — ДТП. Судя по останкам велосипеда, разбросанным по газону, по двум машинам, смятым в хлам, тут случилась трагедия…

Стояли две скорые, полиция. Немногочисленные прохожие задерживались, как вот я, посмотреть, ужаснуться, сказать себе: какое счастье, что там, на асфальте, расплескался не я и не мой ребёнок. Что там, мне самой не по себе стало.

Велосипедисты, они самые страшные ребята на дороге, особенно когда берутся спешить и потому нарушать всё, что можно нарушить и что нарушить нельзя. Он возникает у тебя под носом в самый последний момент. А масса — это мера инертности тела. Попробуй-ка останови вовремя тяжёлую машину, увильни в сторону, спаси бестолковую жизнь — ценой собственной.

Водитель одного авто, похоже, именно так и поступил. Себя погубил, встречного задел, и велосипедиста, кажется, не спас. Печальная, но увы, обычная картина для Города.

Мегаполисы всегда собирают жертвы из неосторожных.

Ничего особенного; бывает. Как ни горько осознавать, что все мы смертны, и иногда даже внезапно смертны, но это жизнь, а она не всегда одаряет счастливым шансом.

Но я уже пошла дальше, расстроившись от вида смерти: жаль было этих, совершенно не знакомых мне людей. Лучше бы они жили.

Как вдруг мне показалось, будто среди полицейских жёлтых жилетов службы ГИБДД мелькнул хорошо знакомый мне плащ.

Сердце ухнуло и оборвалось в пятки. Так стало быть, не простое ДТП, а с магическим душком?!

Да. Я не ошиблась. Знакомый-знакомый плащ бомжа, с новыми — против прежних — подозрительными пятнами, и я знала, откуда те пятна взялись!

— Харон! — выдохнула я, не сумев удержаться. — Гордей Похоронов!

На мгновение показалось, не тот. Не отзовётся. Но у кого ещё может оказаться точно такой же плащ?!

Мужчина медленно обернулся, и я с обалделой радостью встретила его яркий, ни на чей больше не похожий, взгляд.

Ветер дохнул в лицо полынным воздухом с берегов чёрной реки.