Тайны третьей столицы

Шеремет Иннокентий

В силу этого, Семеныча продолжали исполь­зовать по тихому и периодически подлечивали. Во всяком случае, доказать, что Кунгусов, а тем более сам ЧАМ знали о том, что Илларионов склонен к убийствам, невозможно.

Семеныч явился к Затовскому, который, не зная о его болезни и способностях, совершил сразу две ошибки. Во-первых, он недооценил ума Илла­рионова, и тот почуял, что это — ловушка. А во-вто­рых, чтобы размягчить собеседника, Артем угостил его шампанским. А для шизоидов алкоголь, как бензин для огня. Тем более — шампанское, которое имеет свойство почти мгновенно ударять в голову. Вот оно и ударило.

Что

происходит в голове у больного неспециа­листу понять невозможно. К тому же Илларионов, вероятно, думал, что в квартире кроме него только двое — Затовский и Расчектаев...

В общем, пока они сообразили, что происхо­дит, он стал их убивать. Вероятно, чтобы отвлечь его внимание, Затовский выбросил борсетку с дисками, ради которых пришел Семеныч, в окно.

Он надеялся, что тот побежит за ними, и убийства прекратятся. Но не получилось. Псих уже не мог остановиться. А может, он даже и не понял, что сделала его жертва.

Зарезав всех, Семеныч обыскал квартиру. Обнаружив видеокамеру, но не найдя дисков, он устроил пожар. Понадеялся, что огонь скроет следы и уничтожит эти диски.

Потом он доложил о случившемся, и его тихо отправили на лечение, а дело об убийстве замяли, приписав все самим убитым.

Поскольку Гремлин связывался с покупате­лями через Затовского, то заинтересованные сто­роны решили, что продавцом был сам депутат. И поскольку дисков при осмотре места преступления не нашли, то все решили, что они уничтожены, и на этом успокоились.

Гремлин, естественно, счел, что для него в этой ситуации лучше обо всем забыть и больше не высовываться.

Однако диски не погибли. На борсетку с ними наткнулась старушка Данилова. И не справилась с искушением прикарманить лежавшие в ней деньги. Но когда стало известно о кошмарном убийстве, Полина Борисовна от страха умчалась к дочери в Подмосковье.

Там она и жила себе, пока зять в очередной раз не отказался возмутительным образом жить в ее, тещино, удовольствие.

И она, спустя два года решила вернуться домой. А тут ей не повезло. Сочетание жары, вол­нения от повышенной стервозности и фальшивого лекарства привело к обмороку. Она неудачно упа­ла и ударилась затылком о камень.

Уже при смерти, в бреду, она рассказала вра­чу и фельдшеру скорой помощи, что было два года назад.

Когда из откровений старушки стало ясно, что борсетка Затовского находится в квартире Полины Борисовны, туда сразу отправили уже вроде бы вылеченного Илларионова. Но он не нашел дисков. Барсетку с ними гораздо раньше отыскал и при­карманил из любопытства муж соседки, которой Данилова оставляла ключи от квартиры.

Решив, что бабуля диски выбросила, эту ситуацию все равно решили использовать для компрометации Россиля. Имевшийся у ЧАМовцев диск с фальшивой записью разговора подбросили в квартиру Даниловой.

И вот тут они сами себя перехитрили. Им по­казалось, что будет элегантнее, если убийственный компромат на Россиля найдет кто-то посторонний. Желательно, человек Рыжего Чубчика. Тогда сра­зу отпадали вопросы: откуда взялось? Пять покой­ников — Затовский с друзьями и старая Данилова — надежно хоронили тайну.

Обосновав необходимость недостаточной на­дежностью своих людей, ЧАМ попросил Чубчика прислать в Катеринбург своего сыщика. Тот согла­сился и велел начальству своей отраслевой страхо­вой компании, чтобы та кого-нибудь выделила.

Ну, и прислали меня. Сначала я принял рас­сказ ЧАМа за чистую монету, — вновь проявил самокритичность Быков. — Причем, из-за вас

— То есть? — удивился Шеремех.

— Да вы так поливаете ЧАМовцев, что неволь­но тянет им посочувствовать... «Оборотни! Ренега­ты! Оппортунисты!»

— А что не так? Разве не оборотни? Разве не они, пообещав создавать, на самом деле разрушают и обКАЛивают все?! — возмутился намолчавшийся журналист.
– Главная вина ЧАМа перед людьми даже не в том, что он ворует. А в том, что из-за своего воровства он давно стал, по сути, убийцей! Развалив медицину, развалив ЖКХ, обложив всех непомерными поборами, он превратил жизнь го­рожан в рулетку. Они даже не понимают, что во многих городах люди уже давным-давно живут по-другому. А в Катеринбурге по прежнему хоро­шо живет не тот, кто хорошо работает, а тот — кому повезло. Да и то, пока и до него не доберутся. ЧАМ и его банда убивают души тех, кто только учится жить. Они заставляют их учиться подличать!

После пламенной проповеди Шеремеха неко­торое время была тишина. Потом Быков подчер­кнуто умиротворяюще, как принято говорить с психически нестабильными, сказал:

— Ну, так и я о том же... Слышали, что вас зовут «прививкой»? Что толку от вашей критики, если ни воровать, ни гнобить людей, она им не мешает? Что толку от ваших ежедневных мно­гократных воплей, если вы не можете объяснить людям самого простого: не будет им служить тот, кто их презирает! А то, что ЧАМовцы своих изби­рателей презирают, это ж так очевидно. Достаточ­но увидеть, какие дороги они проложили к своим виллам, и какие хоромы себе выстроили.

— Ну и как же мне доказать людям, что они по сути живут в гетто, устроенном для них ЧАМом и компанией?

— Стоп. Это не моя профессия. Я это дело распутал, вам доложил, а вы уж как-нибудь сами. Кстати, та ваша передача про обед мэра — очень наглядная штука. Жалко, что она прошла в будни и не в очень удачное время.

— Ну, так и что же вас вывело на след?

— А вот ваши корявые дороги и вывели. Я понял, что если ЧАМ и переживает за будущее вверенного ему города, то только как-то извращен­но. Потом мне тут помогли... Дали материалы об Илларионове и его убийствах. Ведь Затовский с друзьями — не первые, кого он убил. И мне трудно поверить, что ЧАМ и Кунгусов об этом не знали. Правда, вначале я неточности в их рассказах при­писывал тому, что их самих дезинформировали. Но когда увидел вывеску на мэрии, их лимузины и дома... Мания величия и ежедневный пир во время чумы. В общем, я знаю таких. Как они жрут, так и воруют. Ну, а как только я перестал им верить, все сразу вырулило к истине.

— А куда вы дели ту фальшивую запись?

— Как куда? Отдал заказчику.

— Что-о? Вы отдали фальшивку ЧАМу?!

— Нет, конечно. Я отправил ее своему началь­ству, в Москву. У каждой профессии свои законы. Меня наняли найти. Я нашел.

— Но это же... Ведь они же... Почему?!

— Я не судья. А потом, это ваши тутошние разборки. Вы в них и разбирайтесь.

Шеремех задыхался от ярости. Как многим журналистам, ему и в голову не пришло спросить: а зачем отдал? Такие, как Кеша, часто заранее уверены в чужой глупости. Потому и смотрят вполглаза, и слушают вполуха, а изрекают - без­апелляционно.