Тайны третьей столицы

Шеремет Иннокентий

Ведь далеко не всегда стоило доводить фак­туру о разоблаченных мошенниках до следствия и разбирательств. Среди желавших надуть страхов­щиков и их родных, порой попадаются вообще-то вполне приличные, а главное — состоятельные люди. Такие, дабы не допустить огласки и позора, готовы немало заплатить умеющим хранить молча­ние об их грешках. Шефиня была как раз такой, а вот Быков — нет.

Подобно тому, как прирожденный музыкант не способен фальшивить даже за очень большие деньги — ему любая нотная фальшь причиняет вполне физические мучения, так же и прирож­денная ищейка. Быков

не мог пойти на сговор с разоблаченным жуликом, даже если бы тот его озолотил.

Шефиня пыталась ему объяснить, что сейчас, когда все воруют, соблюдать верность заповедям вроде «не укради» — и глупо, и даже опасно. Народ этого не поймет.

Но Быков лишь отшучивался. Он, де, не судья другим. Но сам в грязь лезть не намерен. Мол, не жили богато, не фиг начинать. Стар он уже, чтобы учиться махинировать. А делать что-либо кое-как ему самолюбие не позволяет.

Короче, образовалась типичная патовая пози­ция.

И когда Шефиня встретилась с разоблаченной Василием автомобильной мошенницей Надеждой Колосковой, женщины сразу нашли общий язык. Им оказался язык цифр. На этом языке Шефине было гораздо выгоднее замять дело Колосковой, чем подавать в суд на всю ее банду. Ведь в первом случае, все деньги шли шефине, а во втором — в основном фирме.

Загвоздка была только в Быкове.

И родился простой, как женская истерика, договор: Шефиня выяснит, где именно в Катеринбурге базируется сыщик, а Надежда посы­лает туда лихих ребят. Которые должны были, отомстив за честь обманутой коварным сыщиком женщины, заодно заставить его подписать при­знания во всем тяжком, дабы в будущем он не мог и пикнуть лишнего — ни против Надежды, ни против Шефини.

Ибо поскольку все мужики — козлы, то жен­щинам вполне простительно стравливать их между собой, ради своего исконного женского счастья. Которое не в деньгах, а в количестве брюликов, платьев от кутюр и поклонников из числа этих самых козлов.

Мобильная бандочка московских урок при­была в Катеринбург, но самостоятельно отловить Быкова не сумела. Больше того, они спугнули его, и тем самым спасли. Он принял их засаду за людей мэра и стал прятаться тщательнее. Тогда посланни­ки Надежды состыковались с местной братвой.

Так они вышли на квартиру Даниловой, но немного опоздали: менты уже прихватили Быкова и куда-то повезли. Бандюки проследили за ними до самого зоопарка. Тут они выждали момент, и проникли в потайные подземелья, которые возвели под прикрытием якобы крайне необходимой жи­вотным подземной автостоянки.

Поплутав в подземных коридорах, урки на­ткнулись на Кунгусова, входившего в камеру к Владу Никрасову. Прихватив их обоих в качестве проводника и подстраховки, бандюки и ворвались в камеру, где мэр, пируя и философствуя, ставил эксперименты по превращению человека в обезья­ну.

Но прежде, чем приступить к нанесению Быкову новых телесных повреждений, бандюки занялись более важными делами. Прежде всего, они обыскали всех присутствующих на предмет изъятия денежных знаков и материальных ценнос­тей. Ничего не поделаешь: хватательный рефлекс есть вторая натура таких типов. Потом они вылака­ли для разогреву дорогое марочное вино, несколько бутылок которого не разбились.

А потом их отвлекла картина ухаживаний обезьяны Джина за так кстати попавшимся ему Кунгусовым. Джим это делал несколько своеобраз­но, но не более жестоко, чем это же самое проделы­вали с городом и сам Кунгусов со своим шефом.

Веселье было в самом разгаре, когда вы­званные сигналом тревоги, который успел подать скованный чуть позже подручный палач мэра, к разгульной компании наведался ОБМОН. И нача­лась махаловка.

К счастью, обе стороны уразумели, что стре­лять боевыми патронами в условиях небольшой камеры — самоубийственно ввиду неизбежных рикошетов, а также невозможности отличить своих от противника. Но на стрельбу шумовыми, газовы­ми и световыми патронами не скупилась ни одна из сторон. Как и на пинки, подсечки, и кулачные удары.

Под шум и неразбериху свалки, Влад сумел не только освободить с помощью одного из кстати оказавшихся на полу столовых ножей Нину, но и, вытащив из кармана палача ключи, разомкнуть кандалы и на Быкове.

А потом они где ползком, а где короткими перебежками удрали.

— Увези меня отсюда! — обнимая, и орошая Василия слезами, требовала Нина.

— Увезу тебя я в тундру? — неуклюже пошу­тил тот, еще не отойдя от богатого событиями и по­боями дня. Но, увидев суровость на лице любимой, оправдался:

— Это цитата. Из песни.

Нина прищурилась и многообещающе сказа­ла:

— Я такой песни не знаю! И не желаю знать!

ГЛАВА XII. ДЕЛА У ПРОКУРОРА Что было...

— Не зря говорят, что лучшая власть для хо­лопа — хороший хозяин. Который кормит, а рабо­тать не заставляет. А демократия в этом отношении шутка жестокая: кого выбрал, от того и получи.

— Это вы к чему? — спросил Шеремех.

— Это я вообще, — признался Василий Быков. — Давно хотелось об этом высказаться, да все как-то... То повода не было, то слушателя не находи­лось.

Поскольку помощник Шеремеха Влад Ни­красов принял самое непосредственное участие в спасении и Нины, и самого Быкова, Василий никак не мог отказать парню. А тот очень настоятельно просил встретиться с шефом УТА и все ему рас­сказать.

— Ну, теперь у вас есть слушатель, — как бы делая сыщику одолжение, отозвался Шеремех. — И что теперь? Что вы тут у нас устроили?

— Вам как рассказывать: как все оно было? Или как оно распутывалось?

Шеремех уперся рукой в стол, точно готовясь отскочить. Но не отскочил, а пробурчал, как при­вык бурчать в телекамеру:

— Лучше как было. По порядку. Но без бот­вы.

— Все началось с того, что вашему мэру стало тесно в Катеринбурге. Захотелось стать губернато­ром, а там: чуть-чуть и — еще выше.

— Это в Совет Федерации, что ли?

— Ну, в России есть места и повыше.

— Не может быть!

— Почему? — удивился Быков. — Он же высо­кий. Толстый. Говорит громко и через губу. Ничего не умеет. Страна о его способностях понятия не имеет. Чего ж еще надо у нас, чтобы быть избран­ным?