Тайны тысячелетий
Шрифт:
Во вторую свою жену Баташев влюбился, видимо, не на шутку. Светлый и радостный ходил «грозный барин», почти не расставаясь со своей «красавицей-женушкой», ради которой не только прекратил оргии в «павильоне любви», но и почти все прочие шумные потехи, которые были не по вкусу новой владычице Гусь-Баташева. Первая же жена продолжала жить в том же доме, еще накануне свадьбы «барин» зашел на ее половину и заявил: «Как ты жила, так и живи — всем в доме места хватит, и никто тебе обиды не сделает, а дети все одно — моя кровь и мои наследники». Затем созвал всю дворню: «Не вздумайте кто посметь чем-нибудь не угодить прежней барыне — коли кто слово ей не так молвит — запорю».
Но уже на второй год этой идиллии начал Баташев скучать по прежним потехам. Сначала возобновились
А через некоторое время новый слух взволновал всю округу: в десяти верстах от имения Баташева, в дремучем лесу, был ограблен огромный обоз, везший товары из Касимова в Муром. Часть извозчиков была перебита, а часть успела разбежаться и спрятаться в лесу. Добравшись еле живыми от страха до ближайшей деревни, они рассказывали, что их окружил целый отряд всадников «в черных образинах», и те стали стрелять по ним «из пищалей». Все спасшиеся удивлялись лошадям и амуниции нападавших: на разбойников не похожи — точно войско какое! Никто не смел ничего сказать вслух, но молва расходилась все шире и шире, и втихомолку Баташева стали называть не только «масоном-безбожником» и «монетчиком», но и просто «душегубом-разбойником». А случаи ограбления богатых обозов стали повторяться все чаще и чаще, так что губернские власти волей-неволей должны были устроить «расследование», которое, впрочем, конечно, ничего не раскрыло. Но в конторских книгах того времени все чаще стали попадаться записи: «Заседателю в губернию — 2 вороных жеребца, да птицы битой и окороков — воз, да девку Аксинью, что кружева плести мастерица». На тех, кого подкуп не брал, у Баташева тоже была своя управа. Говорят, он даже отдал под суд «за самоуправство» слишком рьяного владимирского наместника. Тот очистил себя перед судом и сумел довести дело до сената. Но Баташева так и не тронули. Так бы все и шло, если бы Андрей Родионович хоть немного знал меру своим «лихим забавам». Но он, наоборот, все больше входил во вкус.
Если чеканка червонцев и нападения на обозы никакими документами не подтверждаются, а основываются лишь на устных рассказах, слухах и легендах, то проявления столь же разбойничьего нрава Баташева в его делах заводских, промышленных, неоспоримы. Если, как мы уже говорили, Иван Баташев был хозяином рачительным, во всем любил экономию, то крестьяне Андрея Родионовича, а затем и его наследников, лес уничтожали по-варварски, «рубили больше меры тысячи сосен, пока не находили ту, которая годилась на доски, подпорки, подставки…» Но, мало того, по условиям раздела владений между Андреем и Иваном в 1783 году, руду можно было добывать и на территории другого брата. Но «позволение брать руду» Андреем Родионовичем понималось превратно. Его люди, как писал Свиньин, «захватывают места, которые исключены актом тем, и портят их, возят руду на такие заводы, которые актом не означены и построены после раздела… не соблюдают никаких правил. Не заделывают даже выработанных дудок (колодцев или шурфов), подвергая через те опасности не только скотину, но и самих людей».
Андрей Родионович признавал только один закон — собственную волю, а поскольку ему все сходило с рук, его дерзость становилась все более неуемной. Ночные налеты, видимо, пришлись ему по вкусу, и на Муромском тракте стала опасно проезжать не только купцам, но и богатым помещикам. Этим последним, впрочем, всегда давалась привилегия — он никогда не убивал, а только отбирал деньги и ценные вещи.
При этом рассказывают, что, когда Баташев появился в здешних краях, по среднему течению Оки уже орудовали разбойничьи шайки, но и для них Андрей Родионович был истинной грозой. Шайки он истреблял, и при этом сам поступал по-разбойничьи: тут же захватывал в свои руки имения мелких землевладельцев, из которых редкий не был в дружбе с разбойниками.
Для расширения своих владений он не останавливался ни перед чем, порой находя весьма остроумные средства. Приглянулся Андрею Родионовичу, положим, определенный участок земли, и вот он объявляет свою претензию на эту дачу. Приезжают следователи, собирают крестьян-понятых, которых, по приказанию Баташева, ведут вначале на барский двор, велят разуться, а в их лапти насыпают земли с баташевского двора. Затем понятые обуваются и идут на спорную дачу. «На чьей земле стоите?» — спрашивает следователь. «На баташевской!» — отвечают в один голос понятые, и дача, следовательно, остается за Андреем Родионовичем.
Подобных плутовских приемов у Баташева на всякие случаи жизни была масса. Как-то у одного из соседних помещиков Баташев оттягал деревню Роксаново, причем прежний ее владелец исчез неизвестно куда. Наследники помещика начали дело: приехали следователи, которые осмотрели издали деревеньку, а затем, переночевав у Баташева, утром решили ехать в Роксаново. Вышли на крыльцо, и что же? Видят: деревни как не бывало! «Где деревня?» — спрашивают следователи у понятых. «Знать не знаем и ведать не ведаем! — отвечают те. — Да такой деревни у нас и не бывало!» С тем следователи и уехали от Баташева. После оказалось, что две тысячи человек работали в ночь пребывания на заводе следователей. Деревню разнесли по бревнышку, а землю распахали, так что и следа деревни не осталось, а жителей ее Баташев разослал по своим заводам.
Что же касается загадочного исчезновения этого помещика, а также офицера, попытавшегося было забраковать баташевские пушки, и многих других, пропавших без вести людей, вошедших в конфликт с Баташевым, то свет на это могут пролить записанные в начале нашего века рассказы одной девяностолетней старухи, родной дед которой служил «казачком» у Андрея Родионовича и был очевидцем всего происходившего в ту мрачную эпоху. По словам старухи, дверь в угловую правую башню парка была железная, а пол весь «по шарниру двигался, и вот как барин на кого „опаску поимеет“ и надо, чтобы его и следа не осталось (больше из начальства, которые ему супротивничали) — сейчас того угостит хорошенько, да пьяного и поведет свои постройки смотреть. Сам на пороге станет, а его наперед в эту самую башню пропустит. Только как тот на эти самые доски станет, они сразу на обе стороны, под стену-то и уйдут, так уж устроено было, а под полом-то этим колодезь бездонный… Полетит человек и крикнуть не успеет, а барин пуговку какую-то нажмет и опять пол ровный и следов нет — хоть век ищи, не найдешь человека…»
Хоть и самодур и человек с непреклонной волей, Андрей Родионович, будучи в то же время человеком умным, умел ладить с сильными мира сего, а потому всякое самодурство сходило ему с рук. По отношению к своему покровителю — князю Потемкину, он до конца был угодлив и льстив, и тот всячески благоволил ему и будто бы даже находился с ним в дружеской переписке. Баташев умел заслужить своими подарками полное его расположение: ежегодно, например, посылал «благодетелю» к Рождеству и Пасхе свежие землянику, персики и ананасы из собственных оранжерей, а когда, говорят, Потемкин стоял под Очаковым, то Баташев посылал ему туда соленых рыжиков и других любимых князем яств. Одним словом, он как нельзя лучше умел угодить вельможному князю.
Зато с местными властями Баташев обращался крайне бесцеремонно. Раз по какому-то делу приехал к нему губернатор, но Андрею Родионовичу почему-то не заблагорассудилось его видеть, и он велел сказать губернатору, что он принять его не может. Делать было нечего, и губернатор поехал в Касимов — ближайший уездный город. Между тем Баташев вручил одному из своих слуг пакет, велел обогнать губернатора и, дождавшись на крыльце его городской квартиры, вручить пакет его превосходительству. Слуга исполнил приказание в точности, а превосходительство остался такой выходкой очень доволен, так как в пакете было 50 тысяч рублей.