Тайны тысячелетий
Шрифт:
Теперь же, в связи с долгой задержкой юго-западного муссона, мы выбивались из намеченного графика. Хотя обычно сезон тайфунов начинается в июле, Южно-Китайское море известно своими майскими штормами. А шла уже первая неделя июня.
Итак, мы покинули Сингапур после короткого визита и легли на курс через древние моря, известные арабским мореплавателям как море Кундранг и море Канхай. Из семи морей на пути к Китаю, как писалось в старых книгах, эти были наиболее опасными. Здесь можно столкнуться с сильными штормовыми ветрами, которые нынешние оманские моряки называют «туфан». Я полагаю, это слово обозначает не что иное, как тайфун.
Первые четыре дня по выходе из Сингапура были обманчиво спокойными
Буквально перед рассветом налетел шквал, который я вначале принял за умеренный порыв ветра. И потому не встревожился. «Сохар» за предыдущие месяцы не раз сталкивался с непогодой. Но этот шквал оказался особенным. Очень быстро он превратился в настоящий шторм. Оснастка «Сохара» скрипела под сильным ветром, и опасный треск раздавался по всему кораблю. В какой-то момент я подумал, что он может перевернуться. Потом с громоподобным шумом рухнул основной парус.
Избавленный от непосильной ноши, корабль продолжал двигаться вперед. Мы спустили сломанный парус и быстро соорудили поперечную балку. Нам повезло, что мы успели это сделать, ибо с запада надвигалась стена грозных штормовых облаков, клубящихся, как дым огромного пожара. Это было местное явление, известное под названием «сводовый шквал». Как только он прошел, мы поспешили заняться парусом — каждый день увеличивал риск неожиданной встречи с тайфуном.
Весь тот день мы летели стрелой. Три раза шквал налетал на нас, и мы потеряли еще три паруса — один основной и два кливера, — которые были разорваны на куски. Корабль подвергался жестокому испытанию, но команда держалась стойко. В самую напряженную минуту одного из шквалов Хамиз-нейви упал на колени и стал молиться за судно и его экипаж.
В следующие пять дней мой вахтенный журнал запечатлел удручающие сведения: еще два шквала 16 июня, три — 17-го, четыре — 18-го, два — 19-го, один — 20-го.
Хотя они и дорого нам обходились, но все же эти шквалы приближали нас к цели. Наш путь был буквально вышит бедами. Часами мы сидели на палубе, сшивая порванные паруса, чтобы пробиться на север. Вот записи из бортового журнала: 140 километров за один день, 170 — за другой, и рекорд в 200 километров на следующий день.
В течение целой недели на борту «Сохара» не отыскалось бы даже относительно сухого места. В такой сырости была одна радость — полчища тараканов, делившие с нами кров с начала плавания, были тоже не в восторге от «мокрого» Южно-Китайского моря. После нескольких дней шквалов внизу скопилось много воды, а тараканы отнюдь не одобряли того обстоятельства, что их пища промокла. Когда «Сохар» шел галсом к порту, вода собралась по одному борту, а тараканы толпились по другому. Когда мы меняли галсы, вода перемещалась, и сердитые насекомые с неохотой покидали свое пристанище и переходили на правую сторону, на относительно сухое место.
25 июня, пройдя под «сводовым шквалом», мы вышли к проходу между Парасельскими островами и Банкой Маклсфильд в Тонкинском заливе. Это было всего в 500 километрах от устья Жемчужной реки, ведущей к нашей цели, порту Гуанчжоу. В этих водах промышляло до 15 тысяч пиратов, которые нападают на гражданские суда. 26 июня, пополудни, показалось, что и нам потребуются ружья и газовые гранаты из арсенала вооруженных сил султана.
После полудня небольшая моторная лодка оказалась в двух-трех километрах от нас, и в бинокль я заметил, что на борту ее находятся только мужчины. Мы были слишком далеко от берега, возле которого плавали рыболовецкие суда. Я вспомнил, как описывали типичных пиратов Южно-Китайского моря, — это были шайки хорошо вооруженных людей, которые брали на абордаж и грабили небольшие суда, иногда убивая и весь
Но, как оказалось, лодка была не с пиратами, а с их потенциальными жертвами — это были так называемые «морские вьетнамцы». Среди них было семь мужчин, четыре женщины и семеро детей. Они пытались добраться до Тайваня и испытывали недостаток в пресной воде, пище, одежде и других необходимых вещах. Когда за несколько километров они заметили необычный силуэт «Сохара», то решили попросить помощи, при этом приняв меры предосторожности и спрятав женщин и детей под палубу.
Мы сделали для них все, что смогли, снабдив их пресной водой, мешковиной и коробками с едой, а также одеждой и лекарствами. Наш доктор Ник Холлис осмотрел беженцев и нашел их состояние удовлетворительным, приняв во внимание, что они провели в открытом море уже больше недели и начинали страдать от солнца и непогоды.
Через два дня показался китайский берег, на котором у устья Жемчужной реки возвышался пик Дауаншан. Столетиями эта вершина служила арабам маяком на их пути к этому большому речному порту, известному ныне как Гуанчжоу, но раньше называемый арабами Ханфу. Арабы и другие чужестранцы прибывали сюда за фарфором и шелком в таком количестве, что китайцы вынуждены были для присмотра за ними назначать специальных таможенных чиновников.
Устье Жемчужной реки (Сицзян) было широким и необычайно пустынным. Когда мы прокладывали курс по широкому эстуарию, казалось, за нами следит своим мрачным единственным глазом радиолокационная установка на вершине Дауаншана, напоминающая шар для игры в гольф. На ночь мы бросили якорь в нескольких километрах от какого-то острова. Две джонки стали рядом, но рыбаки нас не заметили, и мы были окружены тишиной, полной призраков.
Во второй половине следующего дня произошла и встреча с властями. Когда мы продвигались вверх по реке, вниз по течению устремилась канонерка и стала подавать нам знаки сигнальным фонарем. Не будучи в состоянии расшифровать это послание, в знак своих доброжелательных намерений мы просто подняли китайский флаг и бросили якорь. Очевидно, удовлетворенные этим, люди на канонерке поспешно двинулись вверх по реке.
На следующее утро появилось огромное буксирное судно и по радио сквозь треск послышалась превосходная английская речь:
— Как вы себя чувствуете? Я — мистер Лиу из Министерства иностранных дел Китая и прибыл из Гуанчжоу, чтобы встретить вас.
Справившись с охватившим меня волнением, я ответил вежливо:
— Меня зовут Тим Северин, я и моя команда прибыли из Омана, чтобы приветствовать вас.
После этого нас взяли на буксир и доставили в Гуанчжоу на пышную встречу. Мы опередили первый тайфун этого сезона всего лишь на 48 часов.
Доброта наших китайских хозяев была незабываемой. В Гуанчжоу они кормили нас так, словно мы вообще ничего не ели за все время плавания. Нам потребовалось семь с половиной месяцев, чтобы одолеть почти десять тысяч километров, и время, проведенное в Гуанчжоу, показалось нескончаемым банкетом.
Прежде всего китайцы оценили судно, сделанное нашими руками, — известно, что они вообще высоко ставят ручную работу. А еще они были благодарны нам за возрождение древних исторических связей Китая с Арабским миром — тех связей, которые отразились в путешествиях Синдбада.
«Сохар» выполнил предназначенную ему миссию. Вскоре его отвезут в Маскат, и он будет установлен на выставке. Путешествие Синдбада стало возможным благодаря щедрости и великодушию султана Омана и оманского народа, а также упорству тех людей, кто строил «Сохар» и плыл на нем. Теперь наше плавание, как и семь путешествий Синдбада, станет еще одной морской историей. Не бесславной.