Тайны ушедшего века. Сенсации. Антисенсации. Суперсенсации
Шрифт:
(Ставит дату «7 августа 1959 г.» и расписывается. Затем достает из железного шкафа партбилет и проставляет в конце листа его номер — № 02835500. После чего указывает: «Член КПСС с ХII м-ца 1940 г.».)
ЭПИЛОГ
Решением Бюро ЦК КПСС по РСФСР от 13 августа 1959 года члену КПСС, заместителю министра здравоохранения РСФСР Г. С. Еременко был объявлен выговор «за неправильные действия». В вину незадачливому эскулапу вменили потерю бдительности — почему не перепроверил телефонный звонок? Проштрафившийся хотел было изумиться — как, перепроверять работников ЦК? Но вовремя сдержался.
Все, о чем рассказано в этой истории, — истинная правда. Подлинник докладной записки директора дома отдыха «Карачарово» и другие материалы
Основной документ, на котором построена вторая история, тоже хранится в архиве ЦК. Касается она соратника Кагановича по «антипартийной группе» Николая Александровича Булганина.
Булганин, как и Каганович, прожил долгую жизнь. Скончался он в возрасте восьмидесяти лет в 1975 году.
В 1937 году, когда Булганину было чуть больше сорока, он стал Председателем Совета Народных Комиссаров РСФСР, а через год одновременно и заместителем главы союзного правительства. В годы Великой Отечественной войны был членом военных советов ряда фронтов, членом Государственного Комитета Обороны и заместителем наркома обороны СССР. После войны возглавил Министерство вооруженных сил. В 1955–1958 годах — Председатель Совета Министров СССР. С 1947-го по 1958-й год имел звание Маршала Советского Союза. За участие в «антипартийной группе» Хрущев снял его с поста советского премьера и отправил в Ставрополь возглавлять местный совнархоз. Одновременно Булганин был лишен маршальского звания и разжалован в генерал-полковники. В 1960 году стал пенсионером.
В 1966 году бывший премьер-министр и маршал обратился с письмом к Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу. Оно короткое и заслуживает того, чтобы быть приведенным полностью:
«Многоуважаемый Леонид Ильич!
Последний раз я имел возможность лично говорить с Вами на встрече Нового, 1964 года. Затем, сразу же после октябрьского Пленума (на котором Хрущев был смещен, а Брежнев избран Генеральным секретарем. — Н. З.),я послал Вам телеграмму. Очень хотелось встретиться с Вами. Сейчас я обращаюсь к Вам по личному вопросу. Девять лет я не лечился и не отдыхал на юге. Обходился неоднократным пребыванием в Кунцевской больнице. Сейчас крайне необходимо уехать от московской осени. Прошу: во-первых, Вашего разрешения и, во-вторых, указаний кому следует — дать мне возможность поехать на октябрь, а может быть, и ноябрь куда-либо в район Сочи. Прошу Вас благоприятно решить этот вопрос и, если будет принципиальное Ваше положительное решение, не откажите дать указание, кому найдете нужным, решить со мной практически связанные с этим вопросы».
Из справки, приложенной к письму, известно, что Леонид Ильич дал указание «кому следует»: «В архив. Тов. Смиртюков (управляющий делами Совета Министров СССР в 1964–1989 гг. — Н. З.)сообщил, что т. Булганину предоставляется люкс в санаторий „Сочи“ 4-го Главного управления в октябре 1966 г. Тов. Булганину сообщено. К. У. Черненко. 29.09.66 г.».
Вот на каком уровне решался, казалось бы, пустяковый вопрос! Не дай Бог было оказаться в положении отлученного от власти.
Это прекрасно понимал Николай Викторович Подгорный, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, которого неожиданно для него отправили на пенсию… без всякой мотивировки. Недавнего соратника Брежнева испугал не столько сам факт отправки на пенсию, о чем он, наверное, иногда уже подумывал, сколько нестандартная формулировка, которая не предусматривала положенные лицам его ранга льготы и привилегии. Больше всего всполошила его перспектива быть отлученным от кремлевской кормушки, госдачи и комфортабельных санаториев.
Изложим все по порядку.
24 мая 1974 года состоялся очередной Пленум ЦК КПСС. Он рассмотрел плановые вопросы, о которых члены ЦК были заранее уведомлены, и уже подходил к концу, когда председательствовавший Суслов, только что проведший голосование по основному вопросу, неожиданно произнес:
— Товарищи, предлагается проект второго постановления Пленума: в связи с предложениями членов ЦК КПСС считать целесообразным, чтобы Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Брежнев Леонид Ильич одновременно занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
В зале вспыхнули
— В связи с этим освободить Председателя Президиума Верховного Совета СССР товарища Подгорного Николая Викторовича от занимаемой должности и от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС.
Председательствовавший поставил вопрос на голосование. Единогласно! Стенограмма доносит реакцию зала: бурные аплодисменты, все встают.
А назавтра, 25 июня, Брежневу, совместившему в одном лице две крупнейшие должности в партии и государстве, легло на стол письмо. Оно имело пометку — «Лично».
‹‹Дорогой Леонид Ильич!
Ты должен понять мое сегодняшнее состояние, поэтому все сказать, как этого хотелось бы — просто трудно, да, пожалуй, и невозможно.
Для меня вчерашнее решение было просто потрясающим. Я целиком и полностью согласен с тем, что нужно объединить пост Генерального секретаря ЦК КПСС с постом Председателя Президиума Верх. Совета СССР. Сама жизнь подсказывает, что в условиях той роли, которую занимает Генеральный секретарь нашей руководящей и направляющей всю внутреннюю и внешнеполитическую деятельность нашего общества — партии, единственноправильное решение.Еще года два или три тому назад, если ты помнишь, мы вели с тобой на эту тему беседы. Ты тогда сказал, что несвоевременно. Но теперь такое время наступило для его осуществления. Я с этим, безусловно, согласен и, следовательно, с решением об освобождении меня от обязанностей Председателя Президиума Верх. Совета и члена Политбюро ЦК КПСС.
Что касается формы и существа формулировки, принятой и опубликованной в печати, радио и телевидению « Освободил от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС»без всякой мотивировки — я думаю Леонид Ильич, этого я не заслужил.
Ведь если это было заранее предрешено, то можно было бы сказать мне — подай заявление об освобождении, то ли по болезни, возрасту и др. причинам, или уход объяснить в связи с переходом на пенсию.
Сейчас каждый может думать что в голову сбредет (так в тексте. — Н. З.),то ли он политический преступник или вор, то ли у него не сложились отношения в Политбюро ЦК и т. д.
Дорогой Леонид Ильич!
Я в партии уже свыше 52 лет. Я всегда и во всем выполнял задачи, которые на меня возлагала партия, ни на что не претендуя. Мы с тобой старые друзья, по крайней мере, до последнего времени. А 1964 год нас настолько сблизил, что, казалось, и клялись в этом, нашей дружбе не будет конца. То что могло нас ожидать и даже подстерегало нас, не могло изменить дело потому, что мы стояли на принципиальных партийных позициях. Запугивания и пророчества нас не запугали, мы в обмороки не падали и не бледнели. Я всегда чувствовал твою дружбу, твою поддержку и это поддерживало и окрыляло меня в моей и нашей совместной работе, за что я тебяискренне благодарю.
Конечно, в работе все бывает, бывало и у нас с тобой. Но поверь мне, Л. И., я всегда желал тебе и в твоем лице ПБ, и всей партии всяческих благ и больших успехов. Все то хорошее, а его было много, останется до конца моей жизни.
Желаю тебе здоровья, больших успехов на благо нашей партии и Родины.
P. S. Немного отойду, успокоюсь, постараюсь написать более складно, а сейчас, если что не так, извини.
Письмо, ныне хранящееся в архиве Президента Российской Федерации, приведено полностью, стиль и орфография автора сохранены без изменений. На последнем листе письма помета: «т. Брежневу Л. И. доложено. К. Черненко».
Брежнев уважил просьбу недавнего сподвижника и через Черненко передал — пусть напишет заявление об освобождении с такой формулировкой, какая ему больше приемлема. Подгорный выбрал: в связи с возрастом и состоянием здоровья, не позволяющими выполнять с полной отдачей стоящие задачи. На его заявлении стоит дата — 24 мая. Но, скорее всего, заявление было им написано 25 или 26 мая, потому что 24 мая он еще не знал, что будет освобожден. Дата, поставленная задним числом, — для протокола.