Тайны уставшего города (сборник)
Шрифт:
Гребнев говорил спокойно и устало. За эти дни ребятам из МУРа досталось по полной программе.
У Пазнухова была одна твердая зацепка. Золотые дамские часики. По тем временам вещь особо редкая. Поэтому и начали отрабатывать версию «Лонжин».
За несколько часов поставили на уши всех перекупщиков золота и часов, отработали барыг у скупок золота на Сретенке, на Петровке и Арбате.
А к вечеру позвонил начальник розыска 50-го отделения и сообщил, что часики «засветились».
Пазнухов пришел в Столешников
Надо сказать, что при суровом сталинском режиме в Москве большинство часовых мастерских были частными.
– Мне их принес какой-то приблатненный в сером пиджаке с чужого плеча. Я знаю, чьи это часы, кто их купил и у кого. Более того, я их ремонтировал.
– Сколько он попросил? – спросил Пазнухов.
– Три куска.
– Не много.
– Так товар-то паленый. Он пообещал принести еще часы и золотые коронки.
– Во сколько он должен прийти?
– В семь часов.
Золотые коронки были ниточкой к банде ночных грабителей, которые не только раздевали людей, но и лагерным методом, при помощи ложки и молотка, выбивали золотые зубы.
Две недели сыщики разыскивали эту банду, о которой даже московские воры говорили как о беспредельщиках.
Мастерская Шекмана была во дворе и располагалась так неудачно, что практически невозможно было незаметно устроить засаду. Поэтому решили отпустить домой двух часовщиков, работавших у Якова Борисовича, а вместо них синие халаты надели сыщики.
Наглый парень лет двадцати двух, в сером габардиновом пиджаке, украденном у министра Зотова, появился в мастерской в начале восьмого.
Пришел не один, на улице его ожидали трое мужиков.
– Ну что, Борисыч, – начал он с порога, – лаве приготовил?
– За деньгами дело не станет, где товар? – спокойно ответил Яков Борисович.
Он вел себя так спокойно, будто всю жизнь скупал паленый товар у блатников.
Парень усмехнулся и сказал:
– Предъяви хрусты.
Яков Борисович открыл сейф и вытащил толстую пачку сотенных.
– А вот и мой товар.
Парень высыпал на стол штук двадцать часов, золотые кольца и серьги, сорванные с зубов коронки.
– Сколько хочешь за все?
– Десять кусков.
– Состоялось. Только мы должны часы проверить. Может, ты нам одни корпуса втюхиваешь. Фима! – крикнул Яков Борисович.
В комнату вошли Пазнухов и муровский опер.
– Сиди тихо, огрызок, – Пазнухов толкнул наглого парня стволом в шею, – а то башку снесу.
Он опустил занавесочку на окне.
Первое, что сделал Пазнухов, – стянул с вора министерский пиджак. В нем рядом со справкой об освобождении лежало сафьяновое удостоверение Совета Министров СССР за подписью Сталина.
А приблатненный оказался московским вором Юркой Солдатовым из Большого
Тем же вечером в сарае рядом с Юркиным домом взяли всю шайку. Все они были с одной зоны, после освобождения решили «подковаться» в Москве, а потом разбежаться по разным городам.
С амнистированными урками покончили в конце мая 1953 года.
Они обосновались в старых вагонах на Москве-Товарной. Там пили, делили добычу, оттуда ночью уходили на дело.
Утром вагоны окружили автоматчики, на железнодорожной насыпи поставили пулеметы Дегтярева.
Генерал-полковник, замминистра внутренних дел, подошел к вагону и постучал.
Дверь отъехала.
– Чего тебе, начальник?
– Давайте миром, стволы и ножи сбрасываете и сдаетесь.
– Мы, начальник, на зону больше не пойдем.
– У меня приказ открывать огонь на поражение.
– Не бери на понт, начальник.
Генерал отошел и махнул рукой.
Пулеметы ударили под крыши вагонов.
– Все, сдаемся!
Бандитов разоружали и отправляли в Таганку, где следователи открыли на них новые уголовные дела.
Амнистия не дестабилизировала положение в стране, уж слишком силен был карательный аппарат.
А мой кореш Женька, брат Кости Лешего, вернулся. Пришел домой, но не оправдал надежд Кости. Одной ходки на зону ему вполне хватило.
Он пошел в военкомат и написал заявление, что хочет уйти добровольцем в армию.
– Как же я тебя возьму? – сказал военком. – Ты же судимый.
– Судимость по амнистии снята.
– Это ты другим рассказывай. На Север, на флот пойдешь?
– Пойду.
Женька четко отслужил пять лет на Северном флоте. Потом в Игарке окончил речное училище. Ходил по заполярным рекам, затем вернулся в Москву и стал командиром речного трамвайчика.
Хорошо погуляли мы на его плавединице.
От прошлого у него осталась золотая фикса во рту да татуировка: «Кто не был – тот будет, кто был – не забудет».
И только совсем недавно я понял великую правду, синей тушью наколотую на груди моего товарища.
«Кто не был – тот будет…»
В те годы каждый, кем бы он ни был, мог в любой момент загреметь на этап.
Слава богу, что нынче нам ближе вторая часть этой татуировки: «…кто был – не забудет».
А может быть, я ошибаюсь?
Время покажет.
Затерявшийся в Москве
Этого литератора давно забыли, он был современником Михаила Булгакова, Юрия Олеши, Валентина Катаева, Бориса Пильняка.