Тайны Великой Эрдинии: Во имя грядущего
Шрифт:
Старший безымянный потряс младшего за плечо, показывая, что пришло его время дежурить. Все годы жизни в монастыре он оберегал своих братьев. Его твёрдая рука часто удерживала младших от необдуманных действий и поступков, способных причинить им и физические страдания, и духовные. Когда подрос средний брат, особой заботы обоих удостоился младший – на редкость бесшабашный, готовый к любой авантюре юнец. Старший брат помнил, как учили его, когда он ещё сам был ребёнком, он помнил тех двоих братьев, которые уже почили, но ни один из них не был настолько самоотвержен и смел. За младшим безымянным постоянно нужно было следить. Его неопытность, присущая юности, часто заводила его в опасные ситуации, из которых он сам выбраться бы не смог. Сейчас младший брат стал юношей, почти мужчиной, он был не по годам умён, и теперь уже на него самого можно было положиться. Но старший безымянный, наверное, по инерции, всё так же внимательно наблюдал за всем, что делает его младший товарищ. Вот и сейчас во внимательном взгляде старшего брата младший увидел сочувствие и понимание той душевной боли, которая мучила его, хотя наверняка тот не имеет представления, что именно снедает душу юноши, заставляя изо всех сил сдерживать слёзы. Старший ободряюще взъерошил непослушные волосы лежащего на земле безымянного, подал ему руку, чтобы тот поднялся, ухватив, как обычно, брата за локоть, и мягко подтолкнул к шалашу, показывая, что перед дорогой необходимо отдохнуть. Младший понуро поплёлся ко временному жилищу, боясь, что если ещё раз оглянется на старшего безымянного, то уже будет не в силах сдерживать свои чувства. А старший, не зная, чем вызвано такое настроение юноши, проводил его беспокойным взглядом, и когда тот скрылся в чёрном проёме входа, подбросил веток в костёр. Ещё некоторое время новый дозорный смотрел на языки пламени в сооружённом им каменном очаге. Ему очень не понравилось то, что он увидел в глазах младшего брата. Там была боль, сожаление и утрата. Что могло случиться такого, чтобы так расстроить юного безымянного? Каждый из них был крепок духом. Эта черта была присуща всем безымянным, начиная с сотворения поселений хранителей. Воины-монахи спокойно относились к любым событиям и бедам, постигшим их. Младший брат не мог так расстроиться из-за его приключения с чёрным драконом. В этом старший безымянный был абсолютно уверен. Не могла его расстроить и предполагаемая смерть. Несмотря на то, что младший из них очень юн, идея бренности бытия была не чужда ему, как и каждому из них. Никто из монахов не боялся смерти, и их религия располагала к этому, долгие годы воспитывая в послушниках идею первичности изначально бессмертного духа над телом, которое есть лишь вместилище, временный дом для духа, проходящего обучение в мире живых. И как только обучение окончится, дух переходит в следующий свой дом, приготовленный для него заранее теми, кто распоряжается этим и другими мирами. Отрицая страх перед собственной смертью, монахи, тем не менее, считали жизнь тем основным, что необходимо защитить, потому что без этой ветви обучения дальнейшее развитие духа было просто невозможно. Именно это служило основой их религии, и именно поэтому они были готовы отдать свои жизни и свой храм за то, чтобы в отдалённом будущем сохранить жизни всех обитающих в этом мире.
Когда младший безымянный ложился спать, старший не видел в нём того горя, которое прочёл в его взгляде сейчас. Значит, что-то случилось во время его дежурства. Но что могло случиться такого, чтобы так выбить его из колеи? Старший встал и медленно пошёл вдоль окрестностей, внимательно изучая лагерь. Ничего. Безымянный вздохнул, ему не нравилось то, что он никак не мог определить причины беспокойства своего юного брата. Он поднял голову, посмотрев на небо, оно уже начинало светлеть. Скоро рассвет. Безымянный двинулся дальше, изучая землю под своими ногами. Увидев небольшой холмик, он пнул его и резко остановился. Его взгляд устремился на выкатившийся из ямки человеческий череп, уже заросший мхом и поэтому не замеченный им ранее. Кто-то здесь уже был, и этот кто-то пытался пересечь горы через Ущелье Миров, найдя свою смерть на этой поляне. Безымянный вынул кинжал и лихорадочно начал раскапывать землю вокруг. Он быстро обнаружил всё остальное, что осталось от этого человека – переломанные кости конечностей, перекушенный хребет. Безымянный горько усмехнулся. Нельзя пересечь Ущелье Миров, не принеся жертвы чёрному дракону, охраняющему эти места. Теперь он понимал смысл того, что безымянных всегда было трое. До него дошло и то, почему в предании говорится, что вернётся с избранной только один из них. С детства его учили, что дракон умён и хитёр, и ум его намного превосходит разум всех людей, живущих в долине. Чёрный дракон бессмертен и неуязвим. Есть только один человек, способный победить чёрного дракона. И он уже рождён. Безымянный подумал, что вскоре должно свершиться седьмое предзнаменование, названное в пророчестве предзнаменованием разума. Сейчас он понял, что младший безымянный, как все юнцы, обратил свой взор к ночному небу. Но юность не умаляла его знаний. Хватило одного взгляда, чтобы прочесть по звёздам то, что один из них останется на этой поляне. Хотя он и не мог узнать, кто именно и почему останется здесь. Всё свершается так, как должно было свершиться. Он дежурит последним. Не было смысла отдавать жизнь более молодого и сильного. Жертва указана и будет принесена.
Безымянный взглянул на вершины деревьев, окрасившихся светом восходящего солнца, стал на середину поляны, раскинул руки и закрыл глаза в ожидании появления зверя. Всё случилось в одно мгновенье. Он почти не почувствовал боли. Ударом когтя дракон распорол его горло, кровь хлынула из разорванной артерии, залив сочную зелёную траву на поляне, а вместе с ней вытекла и жизнь, добровольно отданная за то, чтобы свершилось предначертанное. Дракон принялся за трапезу, громко разгрызая человеческие кости и отдирая от них куски свежего мяса.
Безымянные, спавшие в шалаше, резко открыли глаза. Страшная боль пронзила каждую частицу их тел. Было ощущение, что их раздирает изнутри, что-то разъедает их плоть. Но эта боль была ничем в сравнении со знанием, пришедшим к ним вместе с пробуждением. Их старший брат мёртв. Они не могли двинуться, пока боль, сопровождающая проникающие в них силы и знания старшего брата, не ослабит свою хватку. Они слышали, как дракон раздирает тело того, кто учил их долгие годы, но не могли ничего сделать, чтобы спасти от надругательства хотя бы то, что осталось. Да и что они могли сделать против чёрного дракона? Выйдя из шалаша, они могли лишь отдать себя на растерзание зверю. А это именно то, что могло провалить их миссию целиком, сделав напрасной жертву старшего из них. Сейчас ощущение того, как мудрость брата проникает в их разум, впитывающий его мысли и чаяния, заботу и любовь, отданную каждому из них, воспринимающий все навыки, знания и умения, пришедшие к погибшему и его предшественникам на протяжении многих веков, прожитых ими в Долине Хранителей, делало боль утраты более резкой, почти невыносимой, такой, от которой не могла их отвлечь даже физическая боль, вызванная проникновением в них силы и опыта. Они познали истории жизней всех тех, кто был до старшего брата, тех, кто отдал ему силу в момент рождения, они восприняли новый опыт, опыт той трети безымянных, который передавался по ветви старшего брата. Теперь им не только было известно, но также и понятно, как именно оставшийся станет единым, вобрав в себя силу всех трёх.
Только через час после того, как дракон покинул поляну, безымянные смогли пошевелиться. Тела их всё ещё болели. Но разве можно было сравнить физическую боль с душевной мукой, испытываемой ими? Им не хотелось смотреть в глаза друг другу. Теперь, когда сила и разум старшего проникли в них, они знали, что он добровольно принёс себя в жертву. Они видели необходимость его поступка. Но души их протестовали против этого решения, сердца твердили, что можно было найти другой выход, хотя разум говорил об обратном. Другого выхода не было. Должен был погибнуть один, чтобы дать возможность остальным продолжить свой путь и исполнить возложенную на них миссию. Безымянные шли по тропе, проложенной за день до того их старшим братом. Не было других мыслей, кроме скорби по утрате. Но, несмотря на горе, лишающее их сил, они должны были идти к своей цели. Зов всё так же звучал в такт биению их сердец, и они машинально продолжали вдвоём тот путь, что был начат тремя. Путь, ведущий их к спасению всего, что было дорого живущим в одном с ними мире.
Глава 4. Смерть императрицы
Эрдинии злосчастная судьба…
Рукою крепкой император в гневе
Достал свой меч. И стала длань крепка,
И беспощадна к тем, кого доселе
Не только уважал, но и любил.
Как горько повелитель был обманут!
Нет! В тот момент он вовсе не забыл,
Кто именно в интригу эту втянут.
Но целью было только отомстить.
Не важно, виноват ли был казнённый…
Отрывок из песни барда.
Император Великой Эрдинии был в великолепном расположении духа. Сегодня рано утром ему доставили известие о рождении долгожданного наследника. Щедро наградив посланца, император незамедлительно отправился в путь. Галопом на любимом чёрном скакуне в сопровождении всего восьми телохранителей он пересекал Вержинские равнины. Его сейчас мало заботили оставленные на поле брани войска. Генералы Ребикс и Зинг вполне способны были справиться с ситуацией и заменить на время своего государя. Тем более что вражеские войска практически уже были разбиты, осталось лишь закрепить свою победу, уничтожив пару близлежащих к осаждённому городу деревень. Император никогда не разрушал всего, лишь небольшую часть для острастки. Но делал он это весьма умело. Так, чтобы ни у кого из его новоприобретённых подданных не возникало желания восстать против его власти.
В течение его правления границы Великой Эрдинии значительно расширились. Не было в мире силы более разрушительной, чем его войска. Он со всей страстью желал оставить своим наследством крепкое нерушимое государство, опирающееся на твёрдую руку правителя. Все его силы, весь пыл уходили на то, чтобы расширить границы своего государства настолько, чтобы ни один правитель ни сегодня, ни в оные времена не смог подобраться к его землям. С запада Эрдинию окружали непроходимые горы, с юга – выжженная пустыня, которую до сей поры не мог пересечь ни один из живущих, а вот восток и север страны были недостаточно защищены естественными границами. Тайно собрав крепкие войска на границе двух государств, потенциальный враг вполне мог причинить достаточно беспокойства его потомкам. Именно эта мысль гнала императора на завоевание новых земель, расположенных на северной и восточной границах. Сейчас под его правление сдалось уже восемь государств – Сидирия и Завадия на востоке, Мирун и Кордия на юго-восточной границе, Туверия, граница с которой ранее занимала практически весь юг страны, Воладия с северо-востока, Кринит и Тува, ранее граничившие с Эрдинией с северной стороны. Чтобы осуществить окончательное завоевание земель до Северного моря и Кохатских гор, расположенных с востока от Эрдинии и считающихся границей мира, оставалось полонить ещё две страны – Хордию и Зуру, – первая из которых уже практически была повержена. Вторая же, уже полностью окружённая со всех сторон, кроме востока, новыми границами Эрдинии, была слишком маленьким государством, чтобы его завоевание представляло какую-никакую проблему. Зура была городом-государством, крепостью, которая никогда не пыталась с кем-то враждовать и до сих пор сохранила свой суверенитет только за счёт искусной дипломатии и политики невмешательства в споры соседей. Император был уверен, что наслышанные о его жестоких расправах над теми, кто не подчинялся его власти, правители Зуры сами выкинут белый флаг и станут его вассалами. Поэтому единственной проблемой на настоящий момент император считал отсутствие того наследника, которому он мог бы передать в наследство государство, которое годами укреплял и расширял великий правитель.
Но было ещё кое-что… Вопреки его ожиданиям императрица чем-то задела струны не только его сердца, но и завоевала всеобщую любовь его подданных. Эта женщина, которую он хотел в обход традиции, установившейся во время его правления, оставить себе даже в случае рождения девочки, принесла ему подарок, ожидать который император уже отчаялся. Он скакал настолько быстро, что восемь телохранителей, усиленно пришпоривая коней, никак не могли поспеть за ним. Радости императора не было предела. Осталось немного. Сейчас он проедет последнюю деревню и вступит в ворота дворца, осыпаемый почестями и поздравлениями. Наследник! Его наследник! Гордость Эрдинии! Радость всех живущих в стране! Будущий правитель мира! Император снова слово за словом повторял в уме то, что сказал ему колдун. Не сходилось только одно. Долгожданный сын должен быть от пятой жены. Но, скорее всего, будучи императором – наместником богов на земле, – он смог изменить судьбу, решив оставить себе четвёртую императрицу. Её достоинство, красота и кротость разбудили в душе императора доселе неизвестные ему чувства, заставив сожалеть о том моменте, когда ему нужно будет расстаться с четвёртой императрицей. Но происшедшее двумя днями раньше отмело эти сожаления. Теперь ему не придётся ничего менять! Императрица Екатерина останется с ним. Теперь уже навсегда. Император улыбнулся, предвкушая встречу с супругой.
Внезапно размышления императора были прерваны какой-то старой крестьянкой, которая бросилась под копыта его коня, причём так ретиво, что телохранители, скакавшие по бокам от его лошади, едва успели схватить селянку. Император резко осадил скакуна, стараясь не раздавить подданную. Он нахмурился. Взгляд императора не обещал ничего хорошего той, которая посмела остановить его в этот момент триумфа. Но женщина всем своим видом выражала такую тревогу и отчаяние, что император решил на этот раз пощадить её, по крайней мере до того момента, пока он её не выслушает. А тогда уже можно будет решать, жить ей или умереть.