Тайны Великой Эрдинии: Во имя грядущего
Шрифт:
Триста пятьдесят, триста пятьдесят один, триста пятьдесят два… Шум крыльев огромного чёрного дракона заглушал звуки леса, когда он пронёсся над ними. Лес стих, словно замер, не желая выдавать себя движением гигантскому голодному чудовищу…
Восемьсот тридцать девять, восемьсот сорок, восемьсот сорок один… Мимо кучи хвороста пробежал кролик, пытаясь затаиться за ближайшим деревом, замереть, застыть. Шум крыльев приблизился. Но теперь он был уже другим. Дракон пикировал, рассекая воздух, создавая резкий, звенящий свист. Кролик, конечно, маловат, но на голодный желудок можно закинуть в себя и его. Пронзительный писк оказался последним звуком, который издало маленькое животное.
Восемьсот шестьдесят пять, восемьсот шестьдесят шесть, восемьсот шестьдесят семь… Чёрный дракон шумно взмахнул крыльями, поднимаясь в светлеющее небо в дальнейших поисках пищи.
Две тысячи одиннадцать, две тысячи двенадцать, две тысячи тринадцать… Новый звук, распознанный безымянными. Звук приближающегося оленя. Все трое затаились, боясь даже дышать. Две тысячи двадцать два, две тысячи двадцать три, две тысячи двадцать четыре… Свист пикирующего дракона. Вскрик. Всё кончено. Дракон кинул свою добычу рядом с кучей хвороста, осыпанного листьями, под которой прятались безымянные, и начал медленно трапезничать, отрывая, громко пережёвывая и заглатывая куски сочного сырого мяса.
Две тысячи девятьсот
Три тысячи сто пятьдесят девять, три тысячи сто шестьдесят, три тысячи сто шестьдесят один… Чёрный дракон разворошил лапой хворост и, очистив единым жарким выдохом их тела от оставшихся на них листьев, в упор посмотрел на людей. Безымянные молча, затаив дыхание, лежали на спинах, глядя в круглые, словно блюдца, чёрные глаза огромного чудища. Они были величайшими воинами, но даже вооружённые они не смогли бы справиться с чёрным драконом, покрытым блестящей непробиваемой чешуёй. Дракон был сыт, поэтому единственное, что они могли сделать – лежать, не двигаясь, стараясь не разбудить охотничий инстинкт преследования. Дракон, казалось, чувствовал животный страх, исходящий из их душ, вспыхнувший в глазах каждого из трёх, парализовавший их волю вместе с телами, не дающий ни пошевелиться, ни даже вздохнуть.
Оскалившись, дракон по очереди пошевелил их лапой с когтями длиной с лезвие боевого кинжала хранителя, аккуратно взял в лапы самого молодого из них, взмахнул крыльями и взмыл в воздух, неся свою жертву в сторону пещеры, служившей ему жилищем. Оставшиеся двое безымянных глубоко вдохнули, пытаясь наполнить замершие во время их осмотра драконом лёгкие живительным кислородом. Дракон сыт и не питается падалью, поэтому он не станет убивать свою жертву сейчас. Скорее всего, он отнесёт пленённого безымянного в пещеру, оставив его там до времени следующего приёма пищи. Это давало время на то, чтобы попытаться спасти юношу, припасённого зверем для более поздней трапезы.
Зная это, один из оставшихся в лесу безымянных повернул к пещере. У него ещё было время, чтобы спасти попавшего в лапы к чудовищу товарища. Самый старший из монахов взглянул на него, молча кивнул седеющей головой, одобряя его решение, повернулся и отправился на восток, подчиняясь внутреннему зову. Двадцатипятилетнему мужчине не нужен был старик, чтобы помочь вызволить из пещеры юнца. Тем более что по наблюдениям хранителей, дракон в пещере появлялся довольно редко, улетая днём в известные только ему места. Люди в пещеру не заходили. Во всяком случае, за долгие тысячи лет не было известно ни одного случая, когда человек посетил бы пещеру дракона, но многие видели, как каждое утро зверь улетает на юг, за обжигающие пески непроходимой пустоши, превращаясь сначала в точку, а затем и вовсе исчезая из виду. Возвращался он чаще всего приблизительно к полудню, но иногда и к ночи. Дракон не проявлял интереса к людям, пока они не приближались к священным дубам, путь через чащу которых по старым записям в книгах путешествий вёл к Ущелью Миров, через которое можно было покинуть земли Хранителей. Поэтому дракона здесь не очень боялись, даже если он пролетал достаточно низко над землёй. Ведь не было ни одного случая, когда бы он похитил даже овцу или курицу, принадлежавшую местным жителям.
Монах-хранитель, отправившийся на помощь юному другу, оглянулся, взглядом дав понять безымянному, с которым провёл всю свою жизнь – самому старшему из них троих, – что догонит его, как только выполнит свою миссию. После того, как ответный взгляд старшего безымянного убедил его в том, что тот всё понял, он повернулся, подоткнул подол балахона, чтобы легче было бегом пересекать густую лесную чащу, закатал рукава и, повинуясь голосу своего сердца, отправился в пещеру дракона. Он не мог позволить себе идти медленно. Только передвигаясь бегом, он смог бы успеть спасти товарища, который был ему словно младший брат. Долгие годы он вместе со старшим безымянным обучал и воспитывал этого юношу, проводя огромное количество времени за чтением древних рукописей, рукопашными схватками и поединками на мечах, кинжалах, цепях, а также с использованием другого оружия. Ему казалось, что три души безымянных связаны настолько тесно, что было бы кощунством позволить погибнуть одному из братьев, даже не пытаясь прийти ему на помощь. Монаха подгоняли воспоминания о том, как на его руках рос этот юноша. Он видел, как тот сделал свой первый шаг, сказал первое слово, прочёл первую книгу. Он видел, как крепла рука младшего безымянного, как закалялась его воля, как мальчик превращался в мужчину. Он помнит его первую победу в учебном бою, которую тот одержал над ним, радость, светившуюся в глазах тогда ещё мальчика, в тот момент, когда он осознал, какое значение имеет для будущего человечества. Он вспомнил и тот день, когда мальчик был впервые наказан за свой первый проступок – тогда тот ушёл в древний лес, не предупредив своих учителей. В тот день юный безымянный узнал, что именно он повинен в смерти своих родителей, поскольку рождение безымянного знаменуется гибелью тех, кто даровал ему жизнь. Не замедляя бега, монах вспоминал, как на следующее утро именно ему было поручено разъяснить юнцу важность той миссии, которая возложена на тройку воинов-хранителей, и необходимость тех жертв, которые они должны приносить в течение всей своей жизни. До сих пор перед мысленным взором среднего безымянного стоят заплаканные глаза мальчика, которому он вынужден был говорить слова настолько жестокие, что ни один ребёнок его возраста не смог бы выдержать этого. Воспоминания проносились в голове бегущего монаха, словно ножом кромсая его сердце и подгоняя, заставляя нестись с такой скоростью, которую в обычной ситуации он вряд ли бы выдержал. Монах знал – выживет лишь один из них. И этот выживший будет самым достойным, сильным и мудрым. Но ни эта мысль, ни какая-либо другая, не смогли бы остановить сейчас его порыв, его желание спасти того, кому он посвятил практически всю свою жизнь. Ноги несли монаха быстрее лани. Мимоходом огибая толстые стволы деревьев, перескакивая муравейники и кустарники, раздирая в кровь лицо и руки попадающимися на пути ветками, безымянный спешил на помощь своему младшему другу, понимая, что с каждой секундой времени у него остаётся всё меньше и меньше.
Добежав до склона горы, прямо возле которого заканчивался лес, он с удивлением обнаружил вырубленные в камне ступени, ведущие в пещеру чёрного дракона. Монах впервые был здесь. Он слышал о том, что пещера была создана руками людей в глубокой древности, но никак не мог даже предположить, что ступени содержатся в таком превосходном состоянии, как будто за порядком здесь постоянно следят. Насколько было известно монаху, сюда не заходил ни один житель Долины Хранителей. А если кто-то и отваживался подходить к пещере достаточно близко, то его уже больше никто не видел ни живым, ни мёртвым. Чёрный дракон не позволял никому нарушать границы его владений. Подумав, что здесь ещё не ступала нога человека, по крайней мере, за последние семь тысяч лет, монах осторожно начал подъём. Растительности здесь не было вовсе. Широкие рукотворные ступени поднимались к довольно большой площадке перед входом в пещеру. Аккуратно вырезанный из камня и обработанный вход был украшен орнаментом из неизвестных монаху символов, видимо, настолько же древних, насколько древней была сама пещера. Безымянный, к удивлению своему, обнаружил в проёме массивную дубовую дверь, и этой двери было явно менее семи тысяч лет, так как за такое время она бы давно сгнила. Монаху некогда было сейчас размышлять, как именно попала сюда эта дверь, если доподлинно было известно, что люди сюда не доходили. Решив, что эту загадку разгадает чуть позже, безымянный, осторожно ступая, подошёл к полуоткрытой двери. Ему казалось, что совсем недавно он слышал, как хлопали крылья дракона, улетающего на юг. Но он мог и ошибаться, так как в спешке не стал отвлекаться и нёсся с наибольшей возможной скоростью в попытке спасти того, кто сейчас, по его мнению, находился внутри. Безымянный прижался к правой внешней стене пещеры и, стараясь не шуметь, заглянул внутрь. Там было темно. Настолько темно, что не было ничего видно. Три раза глубоко вздохнув и попытавшись унять учащённое сердцебиение, вызванное страхом перед огромным чудовищем, в дом которого он сейчас собирался войти, безымянный резко повернулся, загородив собой вход в пещеру, и медленно пошёл вперёд. Что-то заставило его протянуть руку, и он с изумлением наткнуться на факелодержатель. Пошарив рукой по стене, он нашёл выемку, в которой лежал камень с металлическим стержнем. Безымянный высек искру, подпалив факел. Внезапно один за другим стали загораться остальные факелы по всей круглой стене пещеры, заканчивающейся у другой стороны входа. Теперь ему было видно, что факелодержатели соединялись трубками, по которым, вероятнее всего, передавалось то, что помогало разжечь все светильники один за другим. Безымянный перевёл взгляд на центр пещеры и замер. Внутри пещеры на постаменте из белого мрамора стоял хрустальный саркофаг, крышка которого парила прямо над ним, не поддерживаемая ни цепями, ни верёвками, – ничем, что могло бы помочь ей не упасть на сам саркофаг. Внутри хрусталя отсвечивали переплетённые друг с другом в причудливые узоры золотые и серебряные нити проволоки. В голове безымянного промелькнула мысль, что эти нити, каким-то образом вплетённые неизвестным мастером в хрупкий материал, придают ему такую прочность, что разбить этот саркофаг вряд ли представляется возможным даже огромному чёрному дракону. В саркофаге лежал похищенный зверем юноша, тщетно пытаясь вытолкнуть положенный вместо крышки большой камень, не позволяющий пленнику выбраться наружу. Пол пещеры был выложен более тёмным мрамором, подобранным так, что создавался причудливый рисунок в виде семиконечной звезды, в центре которой и стоял мраморный постамент с прикрытым камнем саркофагом. От звезды во все стороны шло холодное яркое свечение. Полупрозрачный чистый мрамор создавал ощущение какой-то размытости и нереальности, словно ступаешь по гладкому чистому льду, внутри которого видишь изумительный бежево-голубой орнамент. Гранитные стены сверкали прозрачными вкраплениями, переливающимися в лучах зажжённых факелов. В задней стене было углубление, похожее на ложе, застеленное шкурами животных и отделанное золотом.
Памятуя об ограниченности во времени, безымянный отвлёкся от созерцания великолепия пещеры, подошёл к саркофагу, нагнулся, сделав знак рукой находившемуся внутри, затем упёрся в камень, всеми силами пытаясь сдвинуть его с места и чувствуя, что младший товарищ старательно руками и ногами выталкивает камень со своей стороны, пытаясь высвободиться из саркофага, в который поместил его чёрный дракон. Камень медленно начал сдвигаться и, спустя некоторое время, с грохотом упал на пол. Юный безымянный одним прыжком выскочил из саркофага. Увидев, что старший товарищ уже около выхода молча продолжает свой путь, младший монах-хранитель вскочил и бегом припустился догонять своего спасителя, прекрасно понимая, что задерживаться и опасно, и нерационально. Нужно было как можно быстрее найти девочку, что-то внутри подсказывало безымянному, что ребёнок в опасности. Теперь все трое были связаны с избранной незримыми узами и могли ощущать то, что происходит с ней, где бы она ни находилась. Когда безымянные вышли из пещеры, юноша оглянулся в поисках старшего из них и, не найдя, вопросительно взглянул на своего спутника. Тот, не делая никаких попыток объяснить происходящее, пошёл вдоль гор, следуя внутреннему зову, ведущему их к цели. Младший, вздохнув, последовал его примеру, раскрыв своё сердце волшебному звучанию мелодии, ритм которой совпадал с ритмом биения его сердца. Вдоль гор было идти намного легче, чем по лесу. Здесь росла только трава, редкая поросль мелких кустарников и маленьких деревцев, семена которых доносили сюда на своих крыльях пернатые обитатели леса. Громко пели птицы, стрекотали кузнечики, над яркими соцветиями жужжали шмели, а двое безымянных, не отвлекаясь на красоты окружающей природы, быстро шли вдоль горной гряды, выискивая ущелье, которое поможет им перебраться через природную границу, уже семь тысячелетий отделяющую их народ от внешнего мира.
Глава 2. Подмена
Когда дитё невинное родилось,
И над землёй знаменье пронеслось,
От ока безымянных не укрылось
То, что в тот чёрный день в Эрдинии сбылось.
Тогда, когда возрадоваться должен
Живущий каждый был, зла семя проросло.
Возникла ложь. Раб вынул меч из ножен,
И чувство преданности вдруг переросло
В предательство. Раб, что творил, не ведал.
Благи были намеренья его…
Отрывок из баллады.
Нора забилась в угол кареты, поглядывая на маленький свёрток с младенцем, лежащий в корзинке напротив неё. Нагнувшись, она поправила тюль, покрывающий корзину. Молодая женщина испытывала страх при мысли, что она дала слишком много снотворного младенцу, лежащему в импровизированной колыбели. Девочка спала уже часов шесть. Ехать было далеко. Императрица дала Норе в дорогу довольно много денег, вполне достаточно для того, чтобы была возможность хорошо питаться и останавливаться в неплохих гостевых дворах. Но всё же Нора ни за что не решилась бы вылезти из кареты. Никто, даже те, кто вёз её, не должен был видеть содержимое корзинки, перевозимой Норой в замок матери императрицы. Поэтому женщина решила тратить деньги лишь на еду и замену возниц и лошадей, незамедлительно продолжая путь после каждой остановки. Даже сама императрица не знала, какой драгоценный груз везёт её любимая служанка.