Тайны Великой Эрдинии: Во имя грядущего
Шрифт:
Вековые дубы толщиной более чем в два человеческих обхвата ограждали небольшую лесную поляну настолько же древнюю, как и мир, в котором она находилась. Множество ночных звуков создавало однообразный фоновый шум. Но стоило только прислушаться, как можно было различить громкое кваканье лягушек на тёмном болоте, расположенном примерно в километре от поляны, уханье филина где-то глубоко в чаще дубов, стрекотание ночных насекомых и ровное дыхание огромного чёрного дракона, спящего в близлежащей каменной пещере, по преданиям в незапамятные времена украшенной человеческой рукой. Новолуние делало ночь более тёмной и зловещей. Скрип подгнивших болотных деревьев отдавался эхом в ночной тиши, напоминая жуткие стоны и наводя страх на обитателей ночного леса. Всё было как всегда, но этот день был особенным. Монахи-хранители ровно семь лет ждали его наступления. И сейчас трое из них, одетые в длинные балахоны, скрывающие очертания их тел, ожидали знака свыше, о котором писали основатели их религии семь тысяч лет назад. Именно в этот момент должно было свершиться то, чего ждали они всю свою жизнь, и что должно было в ближайшем будущем привести к смерти двоих из них. Монахи затаили дыхание, почувствовав приближение назначенного часа, и в тот же самый миг весь мир замер. Больше не было ни одного звука вокруг. Ни пение ночных птиц, ни крики лягушек, ни даже стоны деревьев на болоте – ничто не смело нарушить установившуюся тишину, заполнившую собой безлунную ночь. Монахи знали, что в этот момент не только на их землях, но и на землях, расположенных за границей Драконьих гор, куда до сих пор не было пути живущим в Долине Хранителей, ни одно мёртвое или живое существо, ни один предмет, созданный природой или рукой человека, не издал ни единого звука. Тишина звенела в ушах людей, стоящих на поляне. Тишина звенела в ушах всех, не спящих в этот полуночный час. Она звала, манила ожиданием чего-то огромного, приходящего в тот момент в мир живых. Ровно минуту природа испытывала своих обитателей, но как только минута прошла, звуки вернулись вновь, словно и не исчезали.
– Свершилось! – выдавил из себя шёпот один из стоящих на поляне.
Монахи одновременно откинули капюшоны и подняли взгляды к звёздному небу в поисках подтверждения тому, что только что почувствовали. Яркий свет новой звезды, появившейся чуть восточнее места, где находилась дубовая чаща, скрывающая поляну, высветил лица троих мужчин, стоящих на ней. Старший из них уже перешагнул пятидесятилетний рубеж. Его когда-то красивые, волнистые каштановые волосы посеребрила седина, тонкие губы улыбались, словно их обладатель купался в тёплом свете рождённой звезды, черты лица выражали врождённое благородство, которое не портили даже глубокие морщины, исполосовавшие его лоб, и мелкой сеткой расположившиеся вокруг миндалевидных карих глаз. В этом человеке было столько уверенности, что просто не могло возникнуть мысли, что он может быть хоть в чём-то неправ. Среднему было двадцать пять. Голубоглазый блондин, он свёл бы с ума многих девушек, если бы не монашеское одеяние и не по возрасту серьёзный взгляд. Рядом с ним возникало ощущение покоя и защищённости, чувствовалось, что какова бы ни была ситуация, он не пожалеет собственной жизни, оберегая жизни тех, кто находится подле него. Младший был совсем юн. От роду семнадцати лет, он смотрел на мир широко открытыми серыми глазами. Детский взгляд на жизнь, сочетающийся с самоотверженностью и юношеским максимализмом делал его сильным духом и уязвимым одновременно. Сейчас он восторженно смотрел на новую звезду, вспоминая древние легенды и абсолютно забыв о том, что её рождение, возможно, означает его смерть. Резкий порыв ветра раздул простые серые одеяния монахов, до этого крупными складками спадающие до земли. Затем, переменившись, обтянул одеждами не по-монашески хорошо сложенные, мускулистые тела мужчин, стоявших на ночной поляне. Звезда медленно уменьшила сияние, исчезнув в темноте ночного неба, ветер стих, фигуры монахов вновь окутал мрак безлунной ночи, скрыв их от взглядов обитателей леса.
Все трое накинули капюшоны и, не сказав ни слова, двинулись на восток. Им предстояло длинное путешествие за гряду скалистых Драконьих гор, являющихся восточной границей того места, которое служило домом их сородичам долгие сотни лет. Высочайшие горные вершины, снежными шапками упирающиеся в небо, скрывали их мир от тех, кто жил в остальном мире, даруя им возможность уединения и спокойствия. Впервые за многие сотни лет именно этим троим суждено было покинуть своё убежище, чтобы осуществить начертанное в те времена, когда только зарождалась их цивилизация – цивилизация хранителей. По преданию лишь один из них сможет вернуться, выполнив возложенную на них миссию, и вернётся он один, но в трёх лицах. Именно эту часть предания живущие в храме хранители многие века безуспешно пытались растолковать, но до сей поры она оставалась загадкой. Предание было записано на многих папирусах. Это были подробные рекомендации к действиям в годы исполнения предначертанного, описание событий, которые наступят в том или ином случае, предостережения от поступков, которые могут отрицательно повлиять на дальнейшую судьбу всего мира. В рукописях было многое непонятно, но появление одного в трёх лицах было не просто непонятно, но невероятно, из-за чего именно этот момент настораживал всех толкователей предания и связанного с ним пророчества.
Долгое время, начиная с тех пор, когда пророчество было произнесено, специальным образом отбирались трое воспитанников, которые должны были быть подготовлены всей своей жизнью к началу осуществления предначертанного. Они не имели ни имён, ни семей. Именно из-за этого их называли безымянными. Когда кто-либо из них умирал, его заменяли следующим, подходящим по тем признакам, о которых говорилось в предании. Их всегда было трое, и они всегда ждали, надеясь, что при их жизни осуществится начертанное.
И лишь недавно появились первые признаки того, что пророчество сбывается. В тот день, ровно семь лет назад, в полнолуние родился младенец, мальчик, которому в будущем суждено было покончить с их миром, храмом, жители которого семь тысяч лет ожидали осуществления пророчества, уничтожить всех монахов и принести запустение и смерть религии хранителей. Именно тогда песок времени начал хронологический отсчёт до момента конца, начав осыпаться в огромных песочных часах, украшающих вход в храм и до того момента не подававших ни одного признака того, что песок может течь вниз. Это и послужило первым из семи предзнаменований начала свершения того, ради чего существовала их вера, их храм, их религия. Вторым предзнаменованием было рождение и смерть первой звезды из двух предначертанных пророчеством, которая должна была возникнуть в момент появления мальчика на свет над тем домом, в котором он родился. Третьим из предзнаменований, проявившим себя в этот же день, послужила смерть матери младенца. Её жизнь была отдана первой из того множества жизней, которые будут принесены в жертву ради будущего всего человечества, ради того, чтобы у человечества было это будущее. Четвёртым предзнаменованием был знак на правом плече младенца в виде алого месяца, окружённого семью равномерно расположенными семиконечными голубыми родинками-звёздами. Младенца забрали из рук умершей матери и принесли на воспитание в храм. Мальчика назвали Арон, что в переводе с древнего языка означало «ковчег завета», ибо именно ему было суждено закончить историю, описанную в древних преданиях, закончить её ради любви, ради будущего, ради жизни.
Время текло, текло медленно и размеренно, неминуемо приближая рождение второй звезды. Теперь уже было известно начало отсчёта, тот момент времени, когда начинается новая история, закрыв все старые пути. И с этого момента уже давно был определён ход событий, в том числе и его хронология…
Вот уже семь лет весёлый, радостный смех подвижного и общительного Арона оглашает стены жилища хранителей. Чёрные, как крыло дракона, волосы мальчика крупными волнами спадают на его бледное лицо с огромными карими глазами. Сочетание настолько чёрных волос и абсолютно светлой кожи с ярким алым румянцем на щеках было настолько же удивительным, насколько и красивым. Большинство людей, живших в долине Хранителей, были блондины, иногда встречались светло-каштановые, реже рыжие волосы, но таких чёрных блестящих волос на памяти местных жителей ни у кого ещё не было. Арон казался всем необычным ребёнком, скорее чужаком, чем своим. Но его самого это мало смущало. Он словно не чувствовал тех взглядов со сквозившими в них восхищением, удивлением и неподдельным интересом, которыми одаривали его видевшие мальчика впервые. Не замечал он и некоторой обособленности своей от остального мира. Детей в стенах храма, исключая Арона, не было, и мальчик мог общаться только с прислугой. Пока не началось обучение, ему позволялось абсолютно всё, что было для него безопасно. Именно такие методы воспитания были распространены в Долине Хранителей. Но с того момента, как начнётся обучение мальчика, строгая дисциплина будет сопровождать его всегда. Серые монахи, ухаживающие за храмом, почти всё время проводили в молчании и молитвах. Поначалу, как только Арон вырос настолько, что ему разрешили ходить по всему замку, мальчик инстинктивно побаивался монахов-хранителей, но со временем он привык к их суровым лицам. Природная жажда Арона к рискованным приключениям проявляла себя уже тогда. Маленький Арон носился по коридорам замка, иногда специально налетая на одного из молчаливых жрецов, который подхватывал его, чтобы мальчик не упал. Затем, когда монах ставил его на ноги, одаривая очередным суровым взглядом, способным пригвоздить к месту кого угодно, но только не Арона, мальчик со всех ног убегал от него за ближайшую дверь, и там, уже отдышавшись, начинал громко и радостно смеяться, ощущая себя героем, способным на самые смелые поступки и самые невероятные подвиги. Мрачные лица Верховного Жреца и служителей-монахов не могли уничтожить в Ароне радость жизни. И последние семь лет мир храма крутился именно вокруг этого мальчика, которому, согласно пророчеству, суждено было стать тем, кто принесёт смерть его обитателям, но который до самого последнего момента не должен был узнать свою судьбу.
Сегодня в назначенный час середины ночи седьмого года с момента начала отсчёта времени, в новолуние случилось пятое предзнаменование. Им было рождение и смерть второй звезды из двух, предначертанных пророчеством. Это предзнаменование означало появление на свет второго ребёнка – девочки, дочери короля далёкой страны, на поиск которой в тот миг, как только звезда погасла, и отправились трое безымянных монахов вслед за зовом, возникшим в их сердцах в момент рождения второй звезды. Всё путешествие с момента, когда родилась вторая звезда, до того времени, когда девочка окажется у них, безымянные должны были провести в полном молчании. Они отправились ни с чем, прибудут ни с чем и вернутся с младенцем, зная, что лишь один из них достигнет цели этого путешествия и будет обучать девочку до момента конца своей жизни, своего мира. Это были хорошо обученные, сильные воины, способные передавать силу и власть наследникам своего дела не только в качестве науки, но и физически. Каким-то образом в момент смерти безымянного монаха-хранителя и рождения его наследника, умирающий передавал силы новорожденному. Поэтому каждый следующий безымянный обладал силой трети всех предшествовавших ему. И до сей поры тройка безымянных всегда имела трёх потенциальных наследников, рождающихся в момент смерти каждого из них. Но теперь у них вместо троих наследников будет лишь один – маленькая девочка, рождённая в этот безлунный день. На настоящий момент осталось только два предзнаменования, после свершения которых пути назад больше не будет.
Трое безымянных огибали чёрные толстые стволы дубов, притаптывая прошлогоднюю листву, тихо шелестевшую у них под ногами. Кроны деревьев полностью скрывали ясное звёздное небо, отчего темнота, подступившая к монахам, как только они вошли в чащу леса, буквально придавливала их к земле. Безымянные шли почти на ощупь, и лишь их врождённые инстинкты позволяли чувствовать препятствия, обходить ямы-ловушки и не натыкаться на разросшиеся вокруг кустарники и практически невидимые древесные стволы. Их путь лежал на восток, откуда они слышали зов, звучащий в их сердцах, манящий их слабым, почти неслышным перезвоном колокольчиков, на который отзывались только их души, ибо сегодня он был слышим только ими. И ничто, кроме смерти, не могло остановить их на пути к этой цели. Цели, которой были посвящены и их жизни, и жизни всех тех, кто семь тысяч лет совершенствовался в своих умениях, чтобы передать им всё до последней крупицы из того, что они, в свою очередь, должны были передать той, которая родилась сегодня, той, зов души которой последний из них будет слышать теперь до самой своей смерти. Это был какой-то древний инстинкт, заложенный в них, возможно, самими создателями рода человеческого. Чувство, притупляющие все иные природные инстинкты – голод, страх, самосохранение. Чувство, навеянное древним волшебством, обозначенным религией хранителей. Чувство, неподвластное ни одному смертному, способное побудить безымянных преодолеть все возможные препятствия на пути к достижению цели.
Монахи не знали, сколько времени шли рука об руку, и лишь увидев, что небо чуть заметно окрасилось в светлые тона, поняли, что прошло уже полночи. Один из безымянных поднял голову вверх. Верхушки деревьев должны были вот-вот осветиться первыми лучами солнца, тьма ночи отступала. Безымянные знали, что как только дубовых листьев коснётся солнечный свет, проснётся чёрный дракон. Вылетев из пещеры, в первый час рассвета он будет искать пищу. И что было абсолютно точно – дракону будет всё равно, олень это или человек. Безымянные переглянулись, и, поняв друг друга по одному лишь взгляду, быстро набрали большую кучу хвороста, забравшись под которую можно было переждать первый час после рассвета. Дракон не мог учуять людей под ветками и прошлогодней листвой, так как летал высоко над вековыми дубами, но зрение и слух его были острее, чем у любого, кто жил на этой земле. Любой шорох, любое движение привлекало внимание крылатого зверя.
Безымянные неподвижно лежали под насыпью хвороста и листвы, куда они успели забраться за несколько мгновений до того, как первый солнечный луч осветил первый лист самого высокого и древнего дуба в этом лесу. Тонкие сухие ветки царапали открытые участки кожи, кололи тело через балахоны, но монахи старались не обращать на это внимания, даже не пытаясь смахнуть неудобно лежащие ветки с лица или стряхнуть надоедливых муравьёв, временами прокладывающих путь по их телам. Они знали, что даже падающий с дерева лист может заставить спуститься огромного зверя, летящего в медленно светлеющем небе над вершинами вековых дубов, раскинувших свои кроны в этой части Долины Хранителей. О великолепном слухе и зрении дракона ходили легенды среди жителей этих мест. Зверь инстинктивно чувствовал добычу, ещё не видя её. Ничто не могло укрыться от него в древней дубовой чаще, пройти которую было необходимо, чтобы добраться до Ущелья Миров, отделяющего Долину Хранителей от земель Внешних Королевств, куда сейчас лежал путь странников, подчиняющихся зову духа избранной. Сдерживая даже дыхание, монахи считали биение своих сердец, чтобы иметь представление о времени, которое должны провести под искусственно созданной насыпью, скрывающей их тела от чёрного дракона. Они знали, что выживет только один из них – самый сильнейший, но закончить свою жизнь в пасти чудовища не желал никто. Зов сердца звучал в унисон с тактом их пульсов, сливаясь с сердцебиением, будя в них прекрасную, завораживающую музыку. Семьдесят ударов в минуту, четыре тысячи двести ударов в час отсчитывали трое безымянных, замерев в ожидании продолжения своего долгого пути, который начался только сегодня ночью.