Тайны Великой Эрдинии: Во имя грядущего
Шрифт:
Лина переоделась в вечернее платье, – длинное серебряное одеяние, практически обтягивающее её фигуру, с закрытым до горла воротом и без какого-то ни было намёка на рукава, – сверху накрывшись серой атласной накидкой с капюшоном, доходящей примерно до середины спины и напоминающей древнеримский кукуль, обулась в такие же серебряные, как платье, башмачки с невысокими каблучками и спустилась к подъезду своего дома, ожидая Пашу, которая не заставила себя долго ждать. Подруга приехала на такси и открыла заднюю дверцу, жестом приглашая одиноко стоящую на крыльце Лину. Та быстро нырнула в машину, и спустя полчаса девушки уже проходили между колоннами театра, в котором ещё через полчаса должен был начаться концерт.
Лина шла, словно погрузившись в сон. Вокруг неё гремела музыка, но в памяти её оживали (или ей
Бал… Она, как и сейчас, в серебряном платье, но другого покроя. Широкие юбки подметали и без того чистый пол. Швейцар принял у неё длинный серый плащ с серебряной оторочкой и глубоким капюшоном. Она прошла вглубь зала, глаза девушки искали кого-то до боли знакомого и далёкого. Того, кто должен был явиться к ней именно сейчас, только сейчас, лишь в этот миг и ни в какой иной… Её обнажённые плечи чуть зябко поёжились. Ну где же он? Времени у них до безумия мало… Почему его до сих пор нет?…
Лина шла в зал, где должен был состояться концерт. Взгляд девушки заволокла дымка. Сейчас она не слышала ни голоса подруги, казавшегося ей в этот момент щебетом птиц, ни громкой музыки, вырывающейся из больших динамиков, висящих на стенах. Она была здесь… и там… Её сердце ждало, более не желая слушать голос разума. Оно рвалось из груди в ожидании чего-то восхитительного – того, что так долго было скрыто от неё прозрачной пеленой веков. Сейчас! Лина медленно подняла взгляд и словно почувствовала удар, грудь что-то сдавило, дыхание на миг остановилось… Он стоял прямо напротив неё. Она сразу узнала его. Нет! Она не знала, кто он, но она точно знала, что ждала сегодня именно его и пришла на встречу именно к нему. Глубокий взгляд больших карих глаз притягивал, завораживая девушку. Она узнавала чёрный шёлк его волос, волнами спадающих на плечи. Она знала его… и не знала. Где-то там… Может быть, в другой жизни… Но в глубине её сердца был именно он. Единственный. Она ждала, не в силах пошевелиться. В его глазах она прочла те же чувства, что жгли сейчас её душу. Его глаза обнимали её, звали, обещая столько, сколько не обещали даже многие жизни, которые она могла бы прожить. Лишь один миг, одно прикосновение сделали бы её настолько счастливой, что счастье перелилось бы через край, наполнив мир яркими, никогда не выцветающими красками. Её сердце рвалось к нему, но найдя его так внезапно, мгновенно остановилось, не позволяя ни шевелиться, ни даже дышать. Она не могла сделать ни шагу, чувствуя, что ещё мгновение, и силы покинут её, перейдя от девушки в ту тёмную бездонную глубину его глаз, от которых она не в силах была оторваться.
Паша ухватила Лину за руку, но та уже не чувствовала ничего. Подруга что-то кричала ей в ухо, думая, что Лина не слышит её из-за громкой музыки. Какая чушь! Разве в музыке дело? Паша перевела взгляд на молодого человека, к которому были прикованы глаза её подруги. Он так же, не отрываясь, смотрел на девушку, как и она на него. Паша замерла, не в силах пошевелиться. Было в облике юноши что-то, напугавшее её настолько, что лишь сильное чувство исходящей от него опасности, которое, казалось, не замечала одна только Лина, могло заставить Пашу ухватить подругу за локоть и резко потянуть её подальше от того, к кому был прикован её взор. От черноволосого юноши исходило что-то властное, что-то роковое, роковое настолько, что встреча с ним не могла сулить Лине ничего хорошего. Возможно, его благородная красота, – белая кожа, абсолютно чёрные волнистые длинные волосы, большие карие глаза с чистым, словно прозрачным, и в то же время глубоким, как целый мир, взглядом, – вызывали странные ощущения в тех, кто встречался на его пути. Но Паша отогнала от себя эти мысли. В мире много красивых мужчин, и многих она знала лично, но ни один из них не мог вызывать у неё даже крупицы тех чувств, которые вызывал этот юноша. Нужно было бежать. Бежать, пока не поздно. Необходимо было спасать ту, что стояла сейчас зачарованная и неподвижная, не ощущая даже острых ногтей подруги, впившихся в локоть так сильно, что кожа на нём лишь чудом не трескалась. Паше стало страшно, когда незнакомец плавным шагом направился к ним. По мере его приближения Паше становилось всё более не по себе. Она чувствовала себя как кролик перед удавом. Страх сковывал все молекулы её тела. Сила и уверенность, исходившая из каждого движения юноши, говорили ей о том, что именно он здесь хозяин. Именно он хозяин этого мира, а она лишь жалкая тень, которую он способен уничтожить или подчинить одним лишь светом, исходящим от его духа. Паша испугалась, всё сильнее сжимая руку подруги в попытке сдвинуть её с места, убежать от неотвратимого, надвигающегося вместе с тем, кто сейчас приближался к тому месту, на котором стояла, как будто пришпиленная Лина, но подруга, казалось, уже была настолько зачарована плывущим к ним юношей, что не видела ничего вокруг. Внезапно осознав то, какой вред Лине может принести молодой человек (а ведь Лина, по её мнению, скорее всего, чувствовала себя примерно так же, как и она сама), осмелев в самый последний момент, девушка стрелой вскочила между ними, преграждая дорогу незнакомцу, и оберегая свою подругу. Но юноша, не сводя глаз с Лины, словно взгляд его мог выхватить из огромной толпы только её одну, молча взял Пашу за плечи и, подняв, словно пушинку, переставил,
– Арон, моя прекрасная госпожа!
Его голос звучал, словно песня, – мягко, нежно, немного более высоко, чем ожидала Лина, словно его собственное волнение передалось тембру, придавая ничего не значащим словам особый смысл и силу, отзываясь в душе чуть слышимым перезвоном колоколов.
Немного помедлив, Лина, в свою очередь, подала руку юноше, он незамедлительно чуть коснулся губами её пальцев и тут же отпустил, словно опасался напугать девушку. Паше казалось, что подруга была загипнотизирована своим новым знакомым. Все движения Лины были как будто заученными, плавными и неминуемыми. Неминуемыми в том смысле, что иначе сделать Лина была просто не в силах. С ужасом Паша поняла, что всё это время Лина не отрывала взгляда от глаз Арона.
– Какое изумительное имя! – произнесла Лина, улыбнувшись одними глазами.
– Так меня называют, – открытая улыбка юноши ещё более обожгла сердце Лины, и она пошатнулась, не в силах более устоять на ногах.
Арон быстро подхватил девушку под локоть именно в тот момент, когда ей необходимо было удержать равновесие. Это прикосновение вернуло Лину к действительности. Теперь уже она отчётливо понимала, что не является той сказочной принцессой в бальной зале, которой только что казалась себе. Но всё же ей до сих пор казалось, что перед ней был настоящий принц. Увидев, что собеседница пришла в себя, Арон незамедлительно отпустил локоть девушки.
– Лина! – представилась она, склонив голову в лёгком поклоне, всё ещё не в силах оторвать взгляда от глаз Арона.
– Лина… – повторил он, и в его устах её имя зазвучало волнующей трелью маленьких, слышимых только ею колокольчиков. – Лина…
– Ты пришёл на концерт? – встряла Паша с явно глупым вопросом, изо всех сил желая разорвать связь, внезапно приковавшую подругу к странному типу, появившемуся на их пути.
Паша часто замечала странности в поведении Лины, они не раздражали, даже придавали Лине некоторое очарование в глазах подруги. Но то, что произошло секунду назад, всерьёз напугало девушку. Юноша заворожил Лину настолько, что та готова была податься вслед за ним на край света, не думая о последствиях. Лина была загипнотизирована этим …Ароном.
Арон не ответил на вопрос Паши, видимо не сочтя необходимым говорить очевидное. Действительно, куда он мог ещё прийти, если здесь сейчас будет проходить концерт группы, членом которой он не является? Арон не отрывал взгляда от Лины, не обращая внимания ни на Пашу, ни на кого бы то ни было ещё, но Паша была уверена, что юноша, в отличие от Лины, вполне в своём уме и понимает всё, происходящее вокруг, в том числе и прекрасно слышит Пашу.
– В соседней зале играет вальс, – обратился Арон к Лине. – Моя прекрасная госпожа позволит ангажировать её?
Наконец оторвавшись от глаз Арона и опустив взгляд, Лина кивнула. Щёки девушки покрылись лёгким румянцем. Паша же, почуяв, что незнакомец хочет разлучить её с подругой, и одновременно понимая, что ни в коем случае нельзя отпускать её с ним, вцепилась в кисть Лины. Арон перевёл взгляд на Пашу и, улыбнувшись той одними губами, холодно-вежливым тоном спросил:
– Разреши?
Юноша указал взглядом на руку Паши, сжимающую кисть подруги. В глазах его горел огонь. Было невозможно противоречить ему, он завораживал и пугал… Что-то властное было во всех его жестах, в каждом движении головы, в звуках его голоса, в огне, скрывающемся в глубинах глаз. Паша в страхе выпустила Лину, словно её внезапно обожгло пламя, сияющее в хищном взгляде Арона. Юноша предложил руку Лине, и в этом жесте было что-то царственное, как и в том, как Лина приняла его руку. Паша с ужасом смотрела, как Арон уводит её подругу в соседнюю залу, но обычно смелая и расторопная девушка на этот раз не сумела сделать ни шагу в сторону удаляющейся пары. Она была практически уверена в том, что сегодня больше не увидит Лину, которая, в сущности, и приволокла её на концерт, оторвав от мягкого кресла перед телевизором в этот воскресный день. И она не была уверена в том, что в этот день не потеряет ту, дружба и расположение которой, как и самая её жизнь, стоили для Паши значительно больше всего остального мира.
Лина кружилась в вальсе с Ароном, бережно держащем правой рукой руку девушки. Вторую руку юноша отвёл за спину, словно не смея прикоснуться ею к талии партнёрши, как это делали те, кто танцевал в одной зале с ними. До сих пор Лина была уверена, что не умеет танцевать, но сейчас танец давался ей настолько легко, словно тело само вспоминало давно забытые движения, повторяя каждый шаг, каждое действие партнёра. В этот момент Лине казалось, что танцует она не впервые, и раньше балы были частым её времяпровождением. Но она не могла вспомнить ничего, связанного с этим. Да ей сейчас и не хотелось вспоминать. Рядом с Ароном тело её окутывала сладкая нега, ей казалось, что за спиной выросли крылья и всё, абсолютно всё стало возможным для неё в этом мире! И сам мир сейчас существовал лишь для неё, для неё одной… Она была повелительницей мира, а тот, кто сейчас держал её за руку, был его повелителем. Но что-то неуловимо грустное было в этом откровении. Что-то не давало покоя её душе. Как будто этот миг мог больше никогда не повториться, как будто он был единственным мигом, который она будет вспоминать всю свою дальнейшую жизнь. И этот миг мог отнять у неё радость и счастье, если…