Тайны волхвов. В поисках предания веков
Шрифт:
Захват арабами в 639 году Эдесы вместе со всей северной Месопотамией привел к тому, что «Мандилион» снова оказался вне пределов империи. Это было нестерпимо для византийцев, которые собирали античные реликвии со страстью, достойной современных археологов. В 943 году они осадили Эдесу и потребовали передачи «Мандилиона» в обмен на пленных мусульман и уплаты церкви 12 000 сребреников[69]. Хотя христиане Эдесы не желали расставаться со столь дорогой им иконой, мусульманские правители лучше поняли ценность сделки, в результате которой должны были быть освобождены несколько сот их соплеменников в обмен на тряпку сомнительного происхождения. В конце концов жители Эдесы отдали не без сопротивления «Мандилион», который с триумфом был доставлен в Константинополь и выставлен на обозрение в Софийском соборе прежде, чем быть переданным на хранение в императорский дворец. Хотя византийцы увезли то, что они считали оригиналом, нельзя исключить, что им всучили ту или иную старую копию. Одно можно сказать с уверенностью: жители Эдесы не расстались с ним по
Если предположить, что византийский «Мандилион» сохранился до сегодняшнего дня, тогда его местонахождение остается тайной. Он точно числился среди императорских сокровищ вплоть до разграбления Константинополя в 1204 году во время четвертого крестового похода. С тех пор он отсутствует, и нет ничего невероятного в том, что он существует и поныне и спрятан в каком-то замке или музее либо хранится в полной безопасности в каком-либо уголке Ватикана. Выдвинутая Яном Уилсоном идея о том, что Туринская плащаница и «Мандилион» — это одна и та же вещь, всегда вызывала сомнения, а теперь и вовсе дезавуирована после того, как было доказано, что первая — всего лишь средневековая подделка. Это не означает, что и «Мандилион» был подделкой. Все еще остается в силе ряд других предположений, сделанных Уилсоном в его книге «Туринская плащаница». Заслуживает внимания, как он и говорит, тот факт, что лишь после второго обнаружения «Мандилиона» в 525 году начали появляться портреты Христа, изображающие его в той же манере — как человека с длинными волосами и раздвоенной бородой. Вера в то, что «Мандилион» был оригинальным портретом или «верным подобием», покоится не на сверхъестественном и не зависит от достоверности «Туринской плащаницы». Вполне вероятно, что набросок, выполненный Ханнаном, был подлинным портретом Иисуса и все еще продолжает жить как прообраз бесчисленных икон и картин. Если это так, тогда остается шанс, что этот портрет Христа все еще существует.
Узнав так много об удивительном прошлом Урфы, мы с Ди захотели посетить этот город еще раз. Я припомнил то странное призрачное видение, которое было у меня, когда я заболел во время предыдущего путешествия, и утверждение привидевшегося мне монаха о том, что город хранит свои тайны. Теперь я начинал понимать, что могут представлять собой некоторые из них, и подозревать их связь с волхвами и с Сарманским братством. С этими мыслями в голове мы провели необходимую подготовку и отправились еще раз в Северную Месопотамию.
ГЛАВА 9
ПОВЕСТЬ О ДВУХ ГОРОДАХ
Изучив во всех деталях план путешествия Гурджиева, я уверился в том, что он должен был посетить Эдесу. В своей книге «Встречи с замечательными людьми» он рассказывает, что после находки карты «допесочного Египта» в доме армянского священника в «N» у них с его другом Погосяном были и другие приключения на пути в Смирну (Измир) до того, как они отплыли в Александрию. Чтобы попасть в Смирну, им пришлось пройти через Урфу, и, если иметь в виду связь этого города с «Герметиками», они почти наверняка пожелали посетить и близлежащий Харран. Менее очевидно, что они путешествовали и на север, в Коммаген, но все же это вполне вероятно, поскольку о мемориале Антиоха много писалось и говорилось вслед за его открытием всего за несколько лет до разбираемого нами путешествия, а Гурджиев явно интересовался развалинами культурного рода.
Мы также предвкушали предстоящее путешествие в Урфу. После нашего последнего путешествия в апреле 1994 года я прочитал почти все, что мог найти об этом городе. Я уже знал, что посетившее меня странное, сказочное видение украшавших древний город дворцов и храмов не было сплошной фантазией, что когда-то Эдеса действительно была «оком Месопотамии». И все же я был уверен, что там таится какой-то важный секрет, которого не найти в книгах. Мы с Ди жаждали вернуться туда и посмотреть все самим еще раз, как только спадет неотложность других дел. Итак, в сентябре 1995 года мы вновь оказались на борту самолета, следующего в Турцию. На этот раз я был полон решимости не поддаваться болезням и не провалить поиски. Я буду задавать правильные вопросы и, как бы то ни было, постараюсь раскрыть великую тайну, скрываемую Урфой, и ее связь с легендой о волхвах, если таковая имелась.
Прилетев на этот раз в Диярбакир — древний город-крепость на реке Тигр в 183 километрах к северо-востоку от Урфы, мы взяли такси и вскоре неслись по сельской местности — унылому ландшафту, усыпанному в основном черными камнями и заросшему мелкими кустиками, пригодными в пищу лишь для самых неприхотливых овец и коз. Там и тут среди этой дикой местности виднелись небольшие зеленые пятна, где наличие воды в ближайшем колодце позволяло выращивать кое-какой урожай табака или хлопка, но по большой части эта земля мало чем отличалась от пустыни, в которой не увидишь ни одного деревца, да и кусты встречаются редко. Нашим водителем снова оказался курд, который, руля по пустой дороге, поставил для нас кассету с курдской музыкой. Однако он явно побаивался военных и, как только мы приближались к очередному блок-посту (а
Прибыв в Урфу, мы остановились в гостинице «Харран», хранившей, казалось, память о моих неприятностях в прошлом году. На этот раз мы приехали лучше подготовленными — с аптечкой, которая сослужила бы службу даже в экспедиции в верховья Конго. К нашему счастью, как оказалось, она нам не понадобилась. Вскоре после того, как мы поприветствовали Мустафу, помнившего нас с прошлого года и выросшего теперь до звания управляющего, мы отправились пешком на старый рынок. В этот наш приезд ни пыль, ни запахи, ни толпы людей уже не казались нам столь неприятными. Теперь, когда мы лучше разбирались в истории города, все это имело особый смысл. Если в прошлый наш приезд мы были почти полностью изолированы от кипевшей вокруг нас жизни и поэтому не очень-то и понимали ее, то на этот раз мы постарались стать частью ее. В каком-то смысле благодаря нашим усилиям вернуться сюда Урфа стала теперь и нашим городом, и мы как бы обрели право узнать кое-что из ее тайн.
На вершине небольшого холма мы обнаружили развалины того, что было когда-то весьма большим зданием, ибо оно занимало по меньшей мере один акр. Один его угол явно использовался до недавнего времени в качестве мечети, ибо его стены были покрашены в бирюзовый цвет. Сейчас — лишенный крыши и разграбленный — угол представлял собой пустую коробку. Остальная часть комплекса пребывала ниже уровня земли, и хотя его центр использовался как склад строительных материалов, в нем оставались еще подземные склепы, ждущие своего исследователя. Эти склепы с готическими сводами и декоративными окнами явно были очень древней постройки, восходящей, по крайней мере, ко времени крестовых походов, если не к еще более ранним временам. Могли ли эти убогие, заброшенные руины быть когда-то знаменитым кафедральным собором Эдесы? Ничто не свидетельствовало об этом, как ничего не упоминали и всевозможные путеводители, однако представшее взору как бы намекало, что так оно и могло быть.
За «собором» находились два интересных моста, один — явно римский — над высохшим руслом реки Дайсан. По обе его стороны располагались жилые дома, дававшие кров части городского населения. Но даже и так эти осязаемые остатки былых империй продолжали производить впечатление по крайней мере тем, что их все еще использовали. Спускаясь по холму в направлении к цитадели, мы прошли мимо многих реликвий. С улицы можно видеть то, что признается ныне как древняя Церковь Св. Иоанна. Лишенная крыши и открытая всем стихиям, с колоннами и готическими окнами, явно указывающими на их былое духовное использование, даже если позже она служила жильем или магазином. Вблизи от этой церкви находились несколько маленьких магазинчиков без передней стены, из тех, которых уже не увидишь в Западной Европе. В одном из них три мальчика переделывали большие консервные банки в дуршлаги. Простенький процесс пробивания дырок гвоздями в дне банки служил наглядным примером повторного использования вещей. Ниже по склону начинался собственно крытый рынок. Здесь мы увидели, прямо-таки в стиле Али Бабы, настоящий муравейник улиц и переулков, каждый из которых предлагал свой тип товаров. В одном торговали продуктами питания, в другом — обувью, в третьем — столярными и в четвертом — ювелирными изделиями. Рынок сохранился в том виде, каким он был, вероятно, тысячу лет назад, и, как я представил себе, показался бы знакомым и царю Абгару Великому. Утомившись, мы решили вернуться в гостиницу, чтобы освежиться перед ужином. Мы хотели оставить самые интересные достопримечательности Урфы на потом, когда, хорошенько отдохнув, мы сможем больше насладиться их видом.
На следующий день мы отправились прямо на рынок, а оттуда прошли к нижней части цитадели, где в свое время стояли дворцы Абгаров. По объяснениям местных жителей, название «Урфа» — производное от первоначального названия города задолго до того, как сюда явились греки, переименовавшие его в Эдесу. Они говорили о городе «Урсу», упоминавшемся в аккадских, шумерских и хеттских текстах, и утверждали, что именно его называют в Библии Уром Халдейским. Согласно этим преданиям, патриарх Авраам родился в пещере у основания цитадели. Сегодня эта пещера является важным центром паломничества набожных мусульман, составляющих большинство туристов, посещающих Урфу. И приезжают они не только из Турции, но и из Сирии, Ирака и других стран. Заплатив за вход, мы с Ди вошли в пещеру. Она оказалась разделенной перегородкой на две части — комнаты для представителей двух полов, ибо — как принято в мусульманских странах — мужчины и женщины молятся отдельно. Я прошел в мужскую половину — тесную и душную каморку. В глубине ее металлическая решетка отделяла ее от мелкого прудика с водой, которую можно видеть, но не трогать, и которая поступала из естественного источника. На правой стене имелся кран, из которого паломники могли напиться, но не в этом, похоже, состояла цель посещения пещеры: на моих глазах мужчины падали ниц и исполняли свой зикр и, занятые этим, даже не заметили моего появления. Смущенный тем, что невольно посягнул на столь интимные проявления веры, я оставался в пещере совсем недолго и вышел на цыпочках. Ди испытала те же ощущения на другой, женской, половине и к тому же большую скученность. Как и в жизни, при посещении пещеры женщин оказывалось в пять раз больше, чем мужчин, и многие из них приводили с собой детей, так что в каморке яблоку некуда было упасть, не то что места, чтобы пасть ниц, как полагалось. Туда втиснуться-то было трудно.