Тайны войны
Шрифт:
Против такой атаки не мог устоять даже инспектор в комиссариате. Он проверил, перечитал статью, по которой медицинская комиссия считала возможным перевести берсальера в резерв, и неохотно подписал справку. Сухопарый инспектор с лицом прижимистого ростовщика передал ее Бруно с таким видом, будто расставался с уходящим из его власти сокровищем.
На радостях мать зашла после работы в храм Тринита деи Монти возблагодарить святую мадонну. Ей казалось, что молитва скорее дойдет по назначению именно здесь, среди церковной роскоши и благолепия. Железную тачку для мусора Кармелина оставила подле ступеней храма и, пока молилась,
Наконец Бруно мог подумать о постоянной работе. Переход в резерв чудодейственно повлиял на излечение. Не прошло и недели, как Челино почувствовал себя совершенно здоровым и свободно мог танцевать с Анжелиной под шарманку на улицах. Его не устраивало снова быть чичероне: все-таки собачья работа – разгуливать у достопримечательных мест и чутьем ищейки угадывать в прохожих досужих туристов. А туристов стало совсем немного, – кто поедет смотреть Вечный город, когда только и разговоров что о войне!
На помощь пришла Анжелина. Она работала на макаронной фабрике синьоры Риенцы. Для начала там можно устроиться в упаковочный цех. Денег немного, но это временно, зато они вместе будут ездить на работу, здесь всего минут десять на велосипеде.
А девчонка, видимо, любит его. Когда он вернулся из армии, Анжелина сразу же бросила своего ухажера Джузеппе, да, может быть, у них ничего и не было. Бруно решил, что лучшего сейчас не придумаешь, и в первый же понедельник отправился на работу.
В резерв Челино-младшего перевели как раз вовремя – месяцем позже его ни за что не отпустили бы из армии. Слухи о войне все сильнее холодили сердца, она могла разразиться в любой день, но Бруно чувствовал себя в безопасности. Вечерами они отправлялись с Анжелиной бродить по городу, у них был свой излюбленный маршрут. Иногда, если заводились деньги, они заходили в тратторию съесть порцию макарон или выпить дешевого вина.
В один из воскресных дней конца августа 1939 года Бруно с подругой шли, обнявшись, по улице. Им не было дела до шумливой толпы, до продавца гребенок с ярким шерстяным шарфом на шее, который с упоением декламировал стихи о расческах. Их не интересовали ни торговцы жареными каштанами, приютившиеся с жестяной печуркой на тротуаре, ни безработный художник, рисующий на панели цветными мелками.
Ненадолго привлек внимание уличный музыкант с шарманкой, напоминающей большой и замысловато разукрашенный торт-пирамиду. Они потанцевали немного и пошли дальше, в сторону Колизея.
С бумажным шелестом затрепетали пальмы – наконец-то перестал дуть жгучий, останавливающий кровь сирокко и с севера потянуло прохладой.
Молодые люди шли неторопливой, слегка утомленной походкой – они целый день провели вместе и все время на ногах. Только с полчаса, может быть, посидели они на вершине зеленого холма Пинчо. Сидели у балюстрады, отгораживающей крутой, почти отвесный обрыв. Они любовались сверху аллеей каменных изваяний знатных римлян. Бруно не раз бывал здесь с туристами, но никогда не говорил с таким жаром и вдохновением о прошлом Вечного города, как в тот день перед единственной и очаровательной слушательницей с тонким, задорным носиком и блестящими карими глазами, затененными густыми и длинными ресницами. Анжелина выглядела совсем девочкой в своем наряде. Ее талию перетягивал высокий темный пояс с бронзовой пряжкой в форме головы дракона. А синяя юбка была так широка, что с каждым дуновением ветерка захлестывала, пеленала ноги Бруно. Это волновало так же, как прикосновение ее локтя к обнаженной руке Бруно, – берсальер запаса давно ходил в клетчатой безрукавке с распахнутым воротом.
В конце августа в Риме темнеет не рано, но в тот день, впрочем, как и всегда, когда они были вместе, Бруно и Анжелина не заметили, как быстро сгустились сумерки. На папертях храмов, под арками, в подъездах домов не таясь целовались влюбленные, да на них и не обращали внимания. Кому какое дело! Хорошо тем, что живут на Виа Корсо или Монте Каприно, им есть где поцеловаться, а как быть таким, как Бруно и Анжелина, населяющим дома-клоповники Гарбателлы, Сан-Джиованни или других тесных и зловонных окраин? Куда им податься? Бруно, например, предпочитал забираться с подругой в развалины Колизея.
Любовь несомненно древнее Вечного города. Что осталось от Колизея – руины! Но в сумерках гостеприимные развалины наполнены страстью молодых сердец так же, как много веков назад. Бруно обнял Анжелину, она ответила на поцелуй...
Среди колонн с упавшими капителями и разрушенных галерей стало совсем темно. Когда шли обратно, Анжелина сказала:
– Смотри, как долго не включают прожекторы!
Бруно только заметил – и в самом деле прожекторы, установленные на Капитолийском холме, не освещают развалин цирка. Но улицы, по которым они шли, тоже, казалось, наполнились мраком.
– Что-то случилось. Может, на станции.
– Нет, там в окне горит свет... Вон еще.
С противоположной стороны улицы раздался голос карабинера, топавшего по каменным плитам тротуара:
– Эй вы, гасите свет! Или ждете особого приказа?
– Это не нам, – сказала Анжелина. – Какой приказ?
– Не знаю... Мы с тобой все проворонили.
В окне, подле которого остановились карабинеры, свет погас, и на улицу высунулся человек в белом:
– Извините, синьоры, но жена куда-то задевала мои ночные туфли.
– Это нас не касается. В потемках теряйте хоть собственную жену... Эй вы! Какого черта не тушите свет? Слышите, на четвертом этаже!
Фасад большого дома погрузился во мрак, и только под крышей в единственном окне теплился свет. Карабинер еще раз выругался и сказал другому:
– Придется лезть самому. На лестнице такая темень, дай твой фонарик.
Говоривший исчез в подъезде, другой остался ждать на улице, глядел, подымая голову, – выключен ли наверху свет.
Бруно с Анжелиной постояли из любопытства и, дождавшись, когда погас в окне свет, пошли к дому. Они рассчитывали еще завернуть в тратторию перекусить.
В окнах траттории тоже стояла темень, а на двери висела квадратная бумажка. Она белела, как выстиранное полотенце на веревке, перекинутой через улицу. Рядом, загораживая дорогу, стоял еще один карабинер и говорил с подвыпившими прохожими.
– Можно пройти? – спросил Бруно.
– И ты тоже! Сказано – все заведения закрыты. Завтра мобилизация. – Карабинер заметил Анжелину, наклонился, разглядывая ее лицо. – Придется, красавица, расстаться со своим дружком. Может, оставишь мне адресок, чтобы не было скучно?