Тайны войны
Шрифт:
– Я как раз об этом и говорю.
– А я не об этом. Кому не ясно, что финнов в эту войну втравили! Всем ясно. И то, что безопасность Ленинграда надо обеспечивать, тоже ясно. Яснее, чем вам. Я, батенька мой, в гражданскую у Буденного Семена Михайловича конником был, малограмотным парнем, а в толк еще тогда взял, что такое Антанта. Вы про это в политкружках учили, а я на собственной шкуре испытал, что такое нашествие четырнадцати государств. Как это тогда пели: «Мундир английский, погон французский...» Сейчас вспоминать приходится про эти мундиры. Когда Маннергейм торгует плацдармами
– Теперь ждать недолго, – возразил Андрей.
Он взял со стола кружку, налил из чайника чаю и с наслаждением отхлебывал, обжигая губы. – Завтра начнем. Приказ когда получили, Степан Петрович?
– Вовремя. Я вчера о нем на военном совете узнал. Пакет сегодня пришел.
Комдив медленно остывал. Андрей так и не понял, против чего возражал он майору. Оба сходились на том, что белофиннов подзуживают, помогают им с Запада. Что касается барона Маннергейма, дворцового генерала из свиты последнего царя Романова, то он еще с революции затаил злобу на Советскую власть. В этом тоже сходились оба. Скорее всего комдиву нужна была внутренняя разрядка, потому и заспорил. Вероятно, и в шахматы играл для того же – чтобы отвлечься, рассеяться.
Комдив пользовался еще одним излюбленным средством – пил крепкий чай. Заваривал он в чайник сразу полпачки и наливал в кружку чай, крепкий, как деготь. Полковник уверял, что для бессонной ночи достаточно трех стаканов – усталость снимает начисто.
Андрей месяца полтора назад ушел из дивизии, как раз вскоре как взяли Бобошино и застряли перед линией Маннергейма. Служил он комиссаром саперного батальона. Только сжился, освоился – и на тебе, взяли инструктором в политотдел корпуса. Однако дивизию Воронцов по-прежнему считал своей, и в дивизии его считали своим, но убывшим вроде как в длительную командировку.
Вскоре зашел начальник штаба. Андрей допил чай, отогрелся и стал собираться.
– Так, значит, в полк, к Могутному? – спросил комдив.
– Да, в третьем батальоне и заночую.
– Знаю, знаю, дружок там. А завтра на КП полка будешь? Там встретимся. Ох и представителей набирается, хоть пруд пруди! Ну, скажи мне на милость: делать, что ли, вам нечего?
– То есть как?
– А вот так. Из корпуса ты приехал? Раз. – Комдив заложил на руке палец.
– Не только я, во все полки людей послали.
– Тем более. Из политотдела армии двоих прислали. Два. Из штаба округа есть? Есть. Это три... Ты посмотри, что завтра у меня на НП дивизии будет твориться, – либо боем управлять, либо представителей принимать. Я уж заранее знаю, что скажут: у тебя, мол, направление главного удара, политическое обеспечение надо
– Ну, так не все ж такие, не все на НП отсиживаются.
– Ты на свой счет, Воронцов, не принимай. Про своих политотдельцев тоже не говорю. Они у нас иной раз где и не надо лазят.
В ротах живут. А вот представители ваши – вроде свадебных генералов. Отсидел положенное – и назад.
Андрей стоял уже одетый и затягивал поясной ремень. Спорить ему не хотелось. Он сказал:
– Глянуть со стороны – выйдет, что недолюбливаете вы нашего брата политработника... Ну, я пошел. Спасибо за чай!
– Ты не мели чего не надо! – Комдив начал снова сердиться. – Я сам коммунист. А на войне без дела сидеть нечего... Ты связного возьми, у нас поодиночке не ходят.
– Да нет, дорогу знаю, пройду.
– Не спорь, приказ есть. Ближе к роще Фигурной «кукушки» пошаливают. Вечером ничего, но все-таки...
Связной оказался из того батальона, в который Андрей собирался идти ночевать. Боец шел ходко, и Воронцов едва поспевал за ним. Краем лесочка вышли к болоту, свернули к артиллерийским позициям и снова пошли вдоль болота. Впереди, на финской стороне, к небу взмывали ракеты и медленно опускались вниз.
– Вишь, фонарей навешали. Боязно, знать, финнам-то...
Связной шел всю дорогу молча и только сейчас решил вступить в разговор.
В бледном свете ракет, похожем на лунный, но усиленном во много крат, открывалась унылая низменность, покрытая редким кустарником. Когда в небе загорелись сразу две ракеты и осветили местность, связной приостановился и пошел рядом с Андреем.
– Обождем, может, товарищ командир? Днем-то здесь из болота «кукушки» постреливают... – Боец испытующе посмотрел на Андрея, не сдрейфит ли его спутник.
Андрей понял.
– А ты как думаешь? – спросил он.
– Да мы-то что, привышные!
– Тогда пойдем, здесь уже недалеко.
Боец поправил на плече винтовку и снова зашагал впереди. Спустя несколько минут он спросил:
– Стало быть, бывали у нас, товарищ командир? А то в новинку-то боязно как-никак...
– Бывал. Комбат на старом месте живет?
– Там же в блиндажах и живем. Хоть обогреться есть где.
Связной говорил уже доверительным тоном, удовлетворенно поняв солдатским чутьем, что рядом с ним идет человек бывалый.
– Гляжу я, товарищ командир, – чудная здесь сторона. Морозы-то эва какие стоят, а болота гнилые, не стынут... Разведчики прибредут мокрущие все. Одежа колом на них, как в панцирях.
– А ты, видно, с Псковщины? Из каких мест?
– Точно, товарищ командир, – боец оживился, – из-под Новгорода, приильменские мы. Как это вы угадали?
Андрей усмехнулся.
– Раз «эва» говоришь, значит, псковской, скобарь.
– И то правильно, скобарями нас прозывают, по-старому если... А вы, товарищ командир, в каком же звании будете?