Тайны войны
Шрифт:
– Старший политрук я.
– Так, так! – уважительно проговорил связной.
Он хотел спросить что-то еще, но на тропинке выросла фигура часового.
– Стой. Кто идет? – вполголоса окликнул он.
– Свои!
– Пропуск!
– Граната! – Связной произнес это совсем тихо, почти шепотом.
– Проходи...
Андрей с бойцом пересекли линию надолб, торчащих из-под снега острыми полуметровыми зубьями. Спустились в обледенелый противотанковый ров.
– Эва нагородили чего... А что, товарищ старший политрук, линия Маннергейма, говорят,
Андрей не успел ответить. За поворотом они почти столкнулись в потемках с двумя бойцами. Один из них выругался. Связной обиделся.
– Чего лаешься? Прешь как угорелый! Кто это? – Новая ракета осветила ров. – Тихон Василич, ты, што ль?
– А кто же? С кем вы?
– Старшего политрука сопровождаю, к нашему комбату идут.
Бойцы подтянулись. Тот, что выругался, пристально посмотрел на Андрея.
– Да никак товарищ комиссар к нам! Извините нас, сорвалось... В потемках ничего не видать... Вот капитан обрадуется, давненько не бывали у нас!
Боец засуетился. Андрей узнал в нем Тихона Васильевича, выполнявшего у Николая обязанности ординарца.
– Пожалуйте, пожалуйте! – приглашал он. – Не оступитесь здесь.
Ступеньками, вырубленными в откосе противотанкового вала, поднялись наверх. Впереди мелькнул и вместе с погасшей ракетой исчез перелесок.
– А ты ступай, ступай себе, мы товарища комиссара сами проводим.
Связной остановился как бы в раздумье.
– Разрешите, товарищ старший политрук? Я бы прямо на КП полка и махнул... Вам тут близенько...
– Ступай, ступай! Мы теперь с Тихоном Васильевичем доберемся.
– Доброго здоровья вам, счастливо оставаться! – Потом связной перешел на официальный язык и сказал по-уставному: – Разрешите идти, товарищ старший политрук?
Он повернулся и зашагал обратно к надолбам. Остальные пошли прямо, теперь уже к недалекому перелеску.
Капитан Занин сидел в блиндаже у огня и отогревал закоченевшие руки. Блиндаж был большой, круглый, прикрытый в четыре наката толстенными стволами сосен. Сверху финны навалили еще груду дикого камня. Комбат только пришел из траншей – проверял посты. Всех, кого только возможно, приказал отвести в блиндажи, чтобы люди могли в тепле отдохнуть перед боем. Солдаты укладывались вповалку на лапнике, прикрытом плащ-палатками. Иные уже спали, подняв воротники и нахлобучив шапки; другие что-то перебирали в вещевых мешках; двое писали письма. Они иногда останавливались, устремляли на огонь невидящие глаза. Сидели задумавшись, потом, очнувшись, принимались выводить карандашом строчку за строчкой. Видно, мысли их витали где-то далеко-далеко...
Тихон Васильевич пропустил Андрея вперед.
– К вам, товарищ капитан. Гостя привел, – предупредил он капитана.
Николай заслонил рукой свет от печки, но сразу не мог разглядеть. Андрея узнал, когда тот подошел совсем близко.
– Андрей! Вот здорово! Какими судьбами? – Занин вскочил и стиснул приятеля в объятиях. – Надолго?
– До утра. К вам в полк прислали. Завтра с утра на НП надо быть.
– Ну
– Товарищ капитан, – вмешался Тихон Васильевич, – может, к себе в блиндаж пойдете? Я туда и чайку принесу.
– Чайку – это мало. Покрепче ничего нет?
– Как так нет! Ворошиловский паек имеем. Старшина без вас принес. Климент Ефремыч нас не забывает...
– Тогда пошли. И товарищам мешать не будем, – Николай кивнул на солдат, писавших у огня. – Только на минутку по блиндажам пройду. Ты, Андрей, иди пока грейся. Тихон Васильевич проводит.
– Товарищ капитан, а вы тоже идите. Я и не доложил вам – товарищ политрук наказывал, как капитан придет, пусть, мол, отдыхает. А он по блиндажам сам пошел.
– Ну, так, то так! Пошли, старина! Соскучился я без тебя. Правду говорят, друзей в детстве да на войне находят. – Занин снова стиснул плечи Андрея.
– Уйди, медведь! Тебе только пушки ворочать. Чего ты такую специальность выбрал: то архитектор, то пехотинец...
Николай захохотал. Смех у него был задорный, какой-то особенно веселый и заразительный.
– Ну как, получил наконец весточку? Пишет Зина-то? А ты горевал!
Приятели вошли в блиндаж. Николай шел первым и не заметил, как Андрей, вздохнув, помрачнел.
– Нет, до сих пор ничего нет. Вот уж месяц, И адрес новый послал – опять ничего...
Николай погасил улыбку.
– Ты меня извини, Андрей, невпопад я спросил, как биндюжник. Не понимаю твоей Зинаиды. Что она думает?
– Честно говоря, за тем и пришел к тебе. Сначала хотел в штабе заночевать. Больно уж на душе муторно. Хоть поговорить с кем!
– Вот за это спасибо! Раздевайся. Ночь впереди длинная.
Андрей закоченевшими пальцами отстегнул крючки полушубка, только верхний никак не поддавался.
– Дай-ка я, товарищ комиссар, – Тихон Васильевич успел сбегать за кипятком и, поставив чайник, ловко отстегнул крючок.
– Спасибо, Тихон Васильевич. Ну, как поживаешь?
– А так, помаленечку. Куда Николай Гаврилович, туда и я...
– Он у меня сердитый, Андрей. При тебе только не ворчит. Иначе досталось бы мне, что не обедал сегодня.
– Да ведь как же, товарищ комиссар, я не погляжу – кто и посмотрит? Вера Константиновна от нас далече. А вам я скажу – не жалкуйте без писем. Придет. Беспременно. Не сегодня, так завтра аккурат и будет. Может, на полевой почте где завалялось. Дело военное... Вы вот сюда садитесь, пот'eпле здесь...
Он продолжал говорить, ни на минуту не оставаясь без дела. Голос у него был спокойный, ласковый. Тихон Васильевич достал полотенце, постелил на столе вместо скатерти. Из рюкзака достал консервы, ловко вскрыл их ножом с цветной рукояткой из плексигласа. Нарезал шпиг, поставил баночку масла, высыпал печенье, полученное по доппайку, и все приготовления завершил тем, что торжественно водрузил на стол солдатскую флягу с водкой.
– Вот теперь будто и все, – осмотрев стол, сказал он. – Чайку-то сами нальете, а я добегу, тут недалече.