Тайны войны
Шрифт:
– Тоже туда. Из политотдела корпуса.
– Да, да, вспомнил! Поздравляю вас с выдвижением! Я готовил ваши документы. Положительная характеристика. Рад за вас!
Розанов приобрел обычный высокомерно-снисходительный тон. Он разогнулся, принял почти вертикальное положение, но снова грохнула невидимая батарея. Розанов мгновенно втянул голову в плечи, снова согнулся и шарахнулся в сторону.
«Хоть бы бойцов постыдился! – неприязненно подумал Андрей. – Ну и бахвал! Уполномоченный округа... Уж по дороге десяток раз умирал от страха...»
Вслух
– У вас что, ишиас или прострел в спине, товарищ Розанов?
Розанов не понял иронии:
– Нет, знаете, нервы. Мне бы лечиться надо, да где теперь... Вот уж когда отвоюем...
До наблюдательного пункта полка Розанов шел согнувшись. Иногда, при близких выстрелах, вздрагивал, втягивал голову и шарахался в сторону. Будто извиняясь, он говорил:
– Вот нервы! Совсем развинтились... Да вообще, знаете ли, зачем испытывать судьбу... Какая польза, если нас с вами стукнет каким-нибудь шальным осколком? Воевать надо малой кровью...
«Лез бы тогда в кювет и лежал», – подумал Андрей. Но ответил более сдержанно:
– Ну, о войне малой кровью совсем в другом смысле сказано: умело воевать надо.
– Да, и в то же время избегать всяких случайностей. Зачем бессмысленно лезть под огонь? Не понимаю, например, какой смысл был посылать меня?
– В таком случае надо в тылу сидеть, – там уж совсем без крови. Разве кирпич на голову упадет...
Откровенная трусость Розанова вызывала все большее раздражение. Андрей с трудом сдерживал себя, чтобы не сказать ему прямо, что он думает.
Солдаты – Тихон Васильевич и связной – шли сзади, будто ничего не замечая. Андрею было мучительно стыдно перед ними за поведение Розанова. И эти рассуждения о малой крови, об испытании судьбы – философия трусливого пошляка.
Когда шли по траншее, связной сказал, прислушиваясь к артиллерийской канонаде:
– Вот молотят, как на току! Молодцы ребята! – Потом, обратившись почему-то к Андрею, но не к Розанову, спросил: – Позвольте нам быть свободными, товарищ старший политрук?
– Да, да... А ты, Тихон Васильевич, капитану привет передай. До свидания!
– Слушаюсь...
В иное время Розанов непременно сделал бы замечание по поводу панибратского отношения командира к бойцам, но заботило его сейчас другое – скорее добраться до блиндажа.
Подошли к командному пункту полка. При виде хлипкого сооружения, которое мог бы разворотить первый угодивший снаряд, Розанов выразил неудовольствие:
– Эх, не умеем мы воевать! У финнов небось не такие укрытия... Он сокрушенно вздохнул и поспешно юркнул в блиндаж – неподалеку разорвался финский снаряд.
Розанов представился майору Могутному, командиру полка, уселся в уголок на нары и не подымался до самого вечера.
Командный пункт, небольшой блиндажик из тесаных сырых бревен, стоял на переднем крае, в траншее. На бревнах, как пот, выступали капли прозрачной смолы. Было в нем достаточно светло, но холодно – печку убрали,
Спереди наблюдательный пункт заслоняла насыпь, и поэтому командир полка часто выходил в траншею, чтобы наблюдать за полем боя. Но пока бой еще не начинался, шла артиллерийская подготовка.
Андрей вышел следом за майором Могутным.
Туман будто начал расходиться. Первые полчаса финны еще отвечали, огрызались на нашу артподготовку, но вскоре интенсивность их огня начала уменьшаться. Вражеские батареи умолкали одна за другой. О подавленных батареях Могутному сообщали с наблюдательных пунктов, и он удовлетворенно делал пометки на своей карте.
А над головой все бушевал ураган. Тучи железа с шелестом, свистом проносились над траншеями и рвались впереди, вздыбливая землю.
По непонятной сперва ассоциации все это напомнило Андрею далекое ощущение детства. Он напряг память. Правильно, Андрей когда-то жил в пристанционном поселке. Рядом, через линию, стоял заброшенный, сгоревший пакгауз. Там всегда гнездились сотни галок. Ребята забирались туда по ночам, подымали суматоху в пернатом царстве. Перепуганные птицы носились в темноте, с таким же свистом рассекая крыльями воздух.
Андрей взял у кого-то бинокль, приподнялся над бруствером и посмотрел вперед. Финские позиции – знаменитая и долго не разгаданная высота 65,5 – были окутаны густыми клубами дыма. Правее тянулось гнилое, так и не промерзшее болото Муна-Суо. Оттуда предстояло вести наступление. Снег в низине стал серым от взрывов. А на подступах к высоте ни кусточка, ни кочки – снежная гладь. Сейчас по линии разрывов легко было определить передний край укрепленного района финнов.
Но вот в гул канонады вплелись новые звуки, они тоже неслись откуда-то сверху. Андрей прислушался и улыбнулся – авиация все-таки поднялась в воздух. Самолеты, сердито гудя, развернулись, пошли вдоль переднего края, и у них из-под брюха посыпались черные точки. От разрывов бомб ходуном заходил блиндажик НП. С бруствера посыпались мерзлые комья глины.
Волнение боя захватило Андрея, это чувство заслонило все остальное. Надолго ли? Все личное, что вчера еще так болезненно ощущалось, теперь отодвинулось в сторону, не исчезло, но притупилось.
Он отыскал начальника штаба, узнал у него обстановку, перенес на свою карту, поинтересовался наличием боеприпасов, санитарным обеспечением, узнал, где развернул палатки медпункт, и решил заглянуть туда, пока шла артподготовка.
Палатки стояли за перелеском. Врачи, санитары, медсестры походили на разведчиков – в таких же белых халатах, натянутых поверх шинелей и ватников. В медпункте как будто бы все было в порядке, все подготовлено, но раненые еще не поступали.
На обратном пути зашел на огневые позиции. Артиллеристы были так заняты, что Андрей не решился их отвлекать и вернулся на командный пункт.