Тайны языческой Руси

Мизун Юрий Гаврилович

10. Заговор ратнаго человека, идущаго на войну. Завяжу я раб (такой-то), по пяти узлов всякому стрельцу немирному, неверному на пищалях, луках и всяком ратном орудии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, замените все пищали, опутайте все луки, повяжите все ратныя оружия. И стрельцы бы из пищалей не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратныя оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча, сила могуча змеиная сокрыта, от змия двунадесять главаго, того змия страшнаго, что прилетел со Окиан-моря, со острова Буяна, со меднаго дома, того змия, что убитъ двунадесятью богатырями под двунадесятью дубами; в моих узлах зашиты моей мачихою змеиныя головы. Заговариваю я раба (такого-то) ратнаго человека, идущего на войну моим крепким заговором, крепко накрепко.

ЗАГОВОРЫ ЛЮБОВНЫЕ

1. Заговор молодца на любовь красной девицы. На море на Окиане, на острове на Буяне лежит тоска; бьется тоска, убивается тоска, с доски в воду, из воды в полымя, из полымя выбегал сатанина, кричит: «Павушка

Романея, беги поскорее, дуй раб (такой-то) в губы, в зубы, в ея кости и пакости, в ея тело белое, в ея сердце ретивое, в ея печень черную, чтобы раба (такая-то) тосковала всякий час, всякую минуту, по полудням, по полуночам; ела бы не заела, пила бы не запила, спала бы, не заспала, а все бы тосковала, чтоб я ей был лучше чужаго молодца, лучше роднова отца, лучше родной матери, лучше роду племени. Замыкаю свой заговор семьюде-сятьюсемью замками, семьюдесятьюсемью цепями, бросаю ключи в Окиан море, под бел горюч камень Алатырь. Кто мудреней меня взыщется, кто перетаскает песок из всего моря, тот отгонит тоску.

2. Заговор для любви. Исполнена еси земля давности. Как на море, на Окиане на острове на Буяне есть горючь камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня; в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из утла в угол, от пола до потолка, оттуда чрез все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь тоски, киньтесь тоски в буйную ея голову, в тыл, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретиво сердце, в ея ум и разум, в волю и хотенье, во все ея тело белое, и во всю кровь горячую, и во все кости, и во все суставы, в 70 суставов, полусуставов и подсуставов; и во все ея жилы, в 70 жил, полужил и поджилков, чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала во всяк день, во всяк час, во всякое время; нигде б пробыть не могла, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги, и перепутья с трепетом, туженьем, с плачем и рыданьем, зело спешно шла бы и рыдала и пробыть без того ни минуты не могла. Думала б об нем не задумала, спала б не заспала, ела бы не заела, пила б не запила и не боялась бы ничего, чтоб он ей казался милее свету белаго, милее солнца пресветлаго, милее луны прекрасный, милее всех, и даже милее сна своего во всякое на молоду, под полнъ, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается и укрепляется, и замыкается. Аще ли кто от человек, кроме меня, покусится отмыкать страх сей, то буди, яко червь в свинце ореховом. И ничем, ни пером, ни воздухом, ни бурею, ни водою дело сие не отмыкается.

3. Заговор пошбовного молодца на лкбовь красной девииц. За морем, за Хвалынским, во медном городе, во железном тереме сидит добрый молодец, заточен во неволе, закован в семьдесятсемь цепей, за семьдесятсемь дверей, а двери заперты семьюдесятью замками, семьюдесятью крюками. Никто добра молодца из неволи не ослобонитъ, никто добра молодца до сыта не накормить, до пьяна не напоит. Приходила к нему родная матушка (такая-то) во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца белоснеговой крупой, а кормивши молодца сама приговаривала: не скакать бы молодцу по чисту полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу с буйными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучу, не пускать бы молодцу калену стрелу по поднебесью, не стрелять бы во белых лебедей, что лебедей княжиих, не доставать бы молодцу меч кладенец врага-супостата; а жить бы молодцу во терему родительском, со отцем, со матерью, с родом-племенем. Уж как возговорит добрый молодец: не чисто поле меня сгубило, не буйны ветры занесли на чужую добычу, не каленой стрелой доставал я белых лебедей, не мечем-кладенцем хотел я достать врагов-супостатев, а сгубила молодца воля молодецкая, во княжем терему над девицей красной (такой-то). Заговариваю я, родная матушка (такая-то) полюбовнаго молодца (такого-то) на любовь красной девицы (такой-то). Вы ветры буйные, распорите ея белу грудь, откройте ея ретиво сердце, навейте тоску со кручиною; чтобы она тосковала и горевала: чтобы он ей был милее своего лица, светлее яснаго дня, краше роду племени, приветливее отца с матерью; чтобы он казался во сне и на яву, в день и полдень, в ночь и полночь; чтобы он ей был во пригожество красное, во любовь залучную; чтобы она плакала и рыдала по нем, и без него бы радости не видала, утех не находила. Кто камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет. Моему слову конец на любовь красной девицы (такой-то).

4. Заговор на любовь. На море на Окиане есть бел горючъ (светящийся) камень Алатырь, никем неведомой, под тем камнем сокрыта сила могуча, и силы нет конца, выпускаю я силу могучу (на такую-то) красную девицу; сажаю я силу могучу во все суставы, полусуставы, во все кости и полукости, во все жилы и полужилы, в ея очи ясны, в ее щеки румяны, в ея белу грудь, в ея ретиво сердце, в утробу, в ея руки и ноги. Будь ты, сила могуча в (такой-то) красной девице неисходно; а жги ты, сила могуча, ея кровь горючую, ея сердце кипучее на любовь к (такому-то) полюбовному молодцу. А была бы красная девица (такая-то) во всем послушна полюбовному молодцу (такому-то), на всю его жизнь. Ничем бы красна девица не могла отговориться ни заговором, ни приговором, и не мог бы ни стар человек, ни млад отговорить ее своим словом. Слово мое крепко, как бел горючъ камень Алатырь. Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву выщиплет, и тому мой заговор не превозмочь, силу могучу не увлечь.

5. Как приворотить девку. Наговор на прянике. Истопи баню жарко и войди в нее; когда взопреешь, возьми чистую тряпицу, сотри

пот и выжми тряпицу на пряник. Когда станешь пот стирать, тогда глаголи трижды сей заговор:

На море на Окиане, на острове на Буяне, стояло древо; на том древе сидело семьдесятъ, как одна птица; эти птицы щипали вети (ветви), эти вети бросали на землю; эти вети подбирали бесы и приносили к Сатане Сатановичу. Уж ты худ бес! кланяюсь я тебе и поклоняюсь, — сослужи мне службу и сделай дружбу: зажги сердце (имя рек) по мне (имя рек) и зажги все печенья и легкое, и все суставы по мне (имя рек), буди мое слово крепко, крепче трех булатов во веки! (Вели пряник съесть).

6. Заговор на лкбовь девушки. Лягу я, раб Божий (имя рек) помолясь и встану перекрестясь, и пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле, под чистыя звезды, под лунь (луну) Господень. И лежат три дороги: и не пойду, ни на право, ни на лево; пойду по середней дороге, и та дорога лежит через темный лес. В темном лесу стоит древо тоски; тоскует и горюет тоска, печалится и поселяю я ту тоску в рабу Божию (имя рек); взойди в ея белое тело и в ретиво сердце, и в русыя косы, в кровь горячую — в руду кипучую, чтобы она по рабе Божием (имя рек) тосковала, и все бы она обо мне думала; в питье бы она не запивала, в естве бы она не заедала, во сне бы она не засыпала и завсегда бы она меня, раба Божия, на уме держала. Как солнцу и месяцу помехи нет, так бы и моему заговору помехи не было. Аминь, аминь, аминь.

7. Слова присушить девицу. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Стану, раб Божий, благословясь, пойду перекрестясь, выйду в чистое поле, в широкое раздолье; навстречу мне, среди чистаго поля и широкаго раздолья семь десять буйных ветров, семьдесятъ вихоров и семьдесятъ ветрович и семьдесят вихорович. Пошли они на святую Русь зеленаго лесу ломать, и на поле из корени вон воротить, и пещеры каменныя разжигать. И тут, я, раб Божий (имя рек) помолюсь ими поклонюсь: о вы, есте 70 буйных ветров, 70 вихров, и 70 ветрович и 70 вихорович. Не ходите вы на святую Русь, зеленаго лесу ломать, из корней вон воротить и пещеры каменныя разжигать, подьте вы, разожгите у рабы Божией (имя рек) белое тело, ретивое сердце, памятную думу, черную печень, горячую кровь, жилы и суставы, и всю ей, чтобы она раба Божия (имя рек) не могла бы ни жить, ни быть, ни пить, ни исть, ни слова говорить, ни речи творить без меня раба Божия, (имя рек). Как меня она, раба Божия (имя рек) увидитъ, или глас мой услышитъ, то бы радовалось ей (ея) белое тело, ретивое сердце, памятная дума, черная печень, горячая кровь, кости и жилы, и все у ней суставы веселились. И как вдет народ Божия владычнаго праздника Светлаго Христова Воскресения я звону колокольного, так бы она, раба Божия (имярек), дожидалась: на который день она мена не увидит, или гласа моего не услышит, так бы она сохла, как кошеная трава с поля; как не может быть рыба без воды, так бы не могла бы быть она без меня, раба Божия (имя рек). Тем моим словам и речам ключевыя слова, аминь, аминь, аминь.

8. На присушение. Господи Иисусе З^ристе, Сыне Божий, помилуй нас, аминь.

На Русской и на Немецкой земле есть огненный царь, высушил реки и озера, и мелкия источины, и как в нынешних ветрах (высушилъ) так бы сохла раба Божия Н. по рабу Божию Н. двадцати четырех часу денных и ночных, на новом месяце и на перекроъ месяце, и во вся меженны (промежуточные) дни; и не могла бы ни жить и ни быть, ни есть раба Божия Н., без меня раба Божия Н.: в семидесяти суставах и в семидесяти жилах, в подпятное жилие и в подколенном жилие, и в пространной жиле, в… и везде бы сохло и болело, по мне, рабе Божием Н. Еще есть в чистом поле стоит Феоклист, да все высохло; днем на солнце, а ночью при месяце и при частых звездах, и при частых дождиках в семидесяти суставах, и в семидесяти жилах, и в подколенном жилье, и в пространной жиле, в… и везде бы сохло у рабы Божией Н. Двадцать четыре часу ночных и дневных, на утренней заръ, на вечерней заре, на новце месяце и на ветхи месяце, и на перекрой месяце, во вся меженные дни, не могла бы она, раба Божия Н., без меня, р. Б. Н. ни жить, ни быть. Есть в чистом поле, печь медная, накладено дров дубовых, как от тех дров дубовых сколь жарко разгорается, и так бы разгоралось у рабы Б. Н., по мне рабу Б. Н., 24 часу денных и ночных, на новце месяце и на ветху месяце, во вся меженные дни, не могла бы она р. Б. без меня ни жить и ни быть. Всем моим словам ключ и замок, аминь, аминь, аминь.

Трижды плюнь, а говорить на соль, или на пиво, или на пряник, или на вино.

9. Присушить девку. Выйду я на улицу, на Божий свет, посмотрю в чисто поле. В чистом поле есть 77 медных, светлых каленных печей, на 77 на медных, на светлых каленых печах по 77 яги-бабъ, у тех у 77 ягм-бабь есть по 77 дочерей, у тех у 77 дочерей есть по 77 клук и по 77 метелъ. Помолюся и покорюся я, р. Б. Н., этим яги-бабовьм дочерям: «ой еси! вы яга-бабовы дочери, присудите в прилуците рабу Б. Н. к рабу Б. Н., метлами следы запашите, клуками заклучите, бейте, убивайте подпятную жилу, бейте убивайте подколенную жилу, бейте убивайте корекористый дуб, бейте убивайте медны калены печи. Коль горят пылко и жарко медныя печи, так же бы раба Б. (имя рек) пеклась и калилась во всякое время, во всяк час, утра рано, вечера поздно, о середки дня, о полуноци, о утренней заре и на вечерней, на нову и на ветху месяцу, и на перекрое месяц; не могла бы она р. Б. Н. ни жить, ни быть, ни пить, ни исть, во сне не засыпала, в питии не запивала, во еде не заедала, с добрыми людьми во беседы не засиживала, все меня, р. Б. Н., на уме держала; и казался бы я, р. Б. Н., светлее месяца, краснее красна солнышка, любе отца, матери, толще и матерей всего миру кр«^ирнаго. Ветры ветроцки, буйны вихроцки, спущу я с вами свои слова, свою статию, на свою сторону, где ее найдете, тут ее возьмите, на широкой улице, во мшаной хоромине, во дверях, воротицках.