Тайные полномочия
Шрифт:
Каким-то загадочным образом в министерство проник слух, от которого холодели чиновничьи души и сладко замирали сердца. Страшная тайна директора департамента полиции была уже известна во всех подробностях. Даже в таких, о которых не знали участники событий. Рибер слушал, что произошло страшное преступление: украдена звезда ордена Андрея Первозванного. Причем в краже замешан кто-то из министерства финансов. Оказывается, вор воспользовался спором, который заключил один князь с кем-то из высоких чиновников, и за это был отравлен. И вот теперь их министерство замешано в скандале. Конечно, пока это все страшная тайна, но когда все выяснится, позор будет несмываемый. Как это не вовремя! Ведь министру Витте вот-вот зачитывать доклад на Государственном совете! Конечно, начальство сделает все, чтобы слухи не расползлись, но ни в чем нельзя быть уверенным. Ах, как ужасно!
Рибер поискал глазами Немурова, но того и след простыл. Даже если он разболтал о вчерашнем споре, откуда он мог знать про звезду? Рибер уселся за стол, чтобы за работой с документами привести мысли в порядок, но так и не открыл папку. Простая и точная идея поразила его. Имея некоторые аналитические способности, Рибер вдруг ясно увидел, к чему все это может привести. Стало жарко. Он дернул воротник сорочки так, что отлетела пуговица. Это помогло мало. Выбежав на улицу, Рибер стал глотать холодный воздух. Швейцар пялился на важного чиновника, вытворявшего нечто странное. Но Рибер не замечал косых взглядов. Крикнув извозчика и забыв пальто, он приказал ехать к Измайловскому полку.
Извозчик предложил накрыться одеялом, но Рибер отказался. Помощь ему не нужна, он сам справится. Холода и промозглого ветра он не замечал.
Бросив извозчику пригоршню мелочи — сколько было, без разбора, — Рибер побежал к дому, словно за ним гнались, запер на засов входную дверь и прислонился к ней спиной. Ему казалось, что сейчас сюда ворвется охранное отделение и весь ужас повторится. Только теперь расстреливать будут его, и будут расстреливать всерьез. Он говорил себе, что должен успокоиться, должен здраво взглянуть на ситуацию и найти из нее выход. Но чем больше приводил сам себе веских аргументов, тем страшнее становилось. Рибер представил, в какую жуткую кашу попал и что за этим последует. Последствия он представлял со всей ясностью карьерного чиновника. Они были ужасны, как жизнь бродяги.
Надо было что-то делать. Но решиться хоть на что-то Рибер не мог. Наконец он заставил себя отойти от двери и добраться до письменного стола. Он быстро написал записку и тут же порвал ее в клочья. Не успели обрывки пасть на ковер, как он принялся писать новую.
— Должен быть выход, — шептал он, ломая перо о бумагу.
Вот только выход не желал находиться. Перечитав написанное, Рибер порвал и это письмо. Не хватало только рвать на голове волосы, как проделывали безутешные отцы семейства в дурных водевилях. Он принялся ходить из угла в угол, просчитывая возможные варианты. Каждый из них был возможен, но плох тем, что вел в никуда. Упражнения мысли ни к чему не привели. Рибер счел за лучшее вернуться на службу. Он уехал, никого не предупредив. А если его хватятся? А его хватятся обязательно, как только узнают, что его нет. Но почему же…
И тут Рибер понял, что так тревожило его: от Витте не было записки с просьбой заглянуть к нему. Каждый день министр начинал с того, что вызывал к себе самого верного и любимого помощника. Он так полагался на его умение в проведении реформы. Так верил в его таланты. И вдруг — ничего. Неужели Витте уже знает? Или догадался, на кого именно намекает мерзкая сплетня?
Силы оставили Григория Ивановича. Он сел на диван и уставился в стену, первый раз в жизни не зная, что делать. Звонкая трель дверного колокольчика оборвала тягучие мысли. Кто бы это мог быть? Он никого не ждет в такой час. Все друзья знают, где искать его в первой половине дня. Кто же это такой за дверью?
Неужели…
Звонок настойчиво повторился, как будто пришедший точно знал, что хозяин дома.
И вот так просто… Нет, не может быть…
Собрав все мужество, Рибер пошел открывать.
26
Чемоданы были выставлены аккуратным рядком. Задолго до назначенного срока Женечка собралась и оделась в серое дорожное платье с глухим воротом. Она составила список дел, которые горничные должны исполнить в ее отсутствие, прошла с ними каждую строчку и переходила к следующей, только когда убеждалась, что девушки поняли так, как ей было надо. Дела были домашние и касались таких мелочей, о которых барышня ее возраста и положения и знать не знает. Но Женечка взвалила их на свои хрупкие плечи. Она приняла на себя не только заботу о родителях, которые не могли нарадоваться на такое сокровище, но стала управлять большим хозяйством с умением опытной взрослой женщины. Никто не мог сказать, откуда у нее такие таланты.
Матушка ее, сестра генерала Бутовского, была в молодости девицей веселой, легкомысленной и несколько недалекой. Отец, Петр Петрович, директор крупного банка, выдававшего кредиты крупным фабрикам и заводам под государственные заказы, был откровенно несведущ в домашнем хозяйстве. Поэтому, когда единственная и обожаемая дочка заявила, что будет лично управлять их домом, отец решил, что это юношеская забава, большой беды не будет, пусть развлечется. Дело у Женечки пошло резво. Прислуга отнеслась к ней без должного уважения, за что и поплатилась. Женечка не стала кричать и проливать слезы, а взяла и рассчитала кухарку с горничной и камердинера. После чего оставшиеся присмирели. Новая прислуга была набрана ею по своему усмотрению. Горничные были тихие и исполнительные, а мужская прислуга отличалась трезвостью. Видя такие успехи, родители пролили слезы гордости за свое чадо и совершенно удалились от дел. Дом был целиком на Женечке. За время отъезда наведенный порядок не должен был поколебаться.
Она указывала и требовала от прислуги, когда надо стирать белье, когда делать запасы, когда убирать комнаты и вытряхивать ковры. Все это должно было исполняться без нее в точности. Женечка никогда не позволяла себе повышать голос на людей. Но выходило так, что ее мягкого обращения было достаточно, чтобы горничные и кухарки подчинялись беспрекословно.
Рано утром собрав всю прислугу, она каждому напомнила его обязанности. Наставления были сделаны, как всегда, ласково и вежливо. Но каждая горничная знала, что обольщаться не следует. Сразу без места останешься. А место в доме Березиных было чрезвычайно заманчивое: прислуге платили не скупясь.
Отпустив горничных, Женечка захотела остаться одна. Перед дорогой ей нужно было посидеть в тишине родного дома. Предстоящей поездки она не боялась, но любовь к порядку требовала провести невидимую черту, за которой начинался новый эпизод ее жизни. Женечка не умела фантазировать. Она составляла план того, как будет вести себя во время поездки, на Олимпиаде и после нее.
Нежданное появление Бутовского вместе с незнакомым молодым человеком она встретила с любезной улыбкой.
— Дядюшка, как мило, что вы решили заехать за мной. Время до поезда осталось немного, а Рибера все нет, — сказал она, подставляя чистую щечку для поцелуя. — Боюсь, не успею напоить вас чаем. Впрочем, если поторопиться…
Она уже собралась крикнуть прислугу, чтобы разогрели утренний самовар, но генерал остановил ее.
— Дорогая моя, ничего не надо. Мы никуда не едем, — сказал он, добавляя тяжкий генеральский вздох.
Женечка не проявила удивления.
— Очевидно, поезд отменили? Какая досада. Но мы же опоздаем на открытие Олимпиады.
Дядюшка только руками развел: что он может поделать?
— Это так неожиданно, — сказала Женечка без тени недовольства. — Что будет с билетами на поезд? За них можно вернуть деньги? А билет на пароход до Константинополя? Они подлежат замене?