Тайные полномочия
Шрифт:
— Госпожа Звягинцева.
Голос звал, и зов его был властным. Она не хотела его слушать, что он может ей сказать. Голос опять призвал ее.
Липа подняла заплаканные глаза, не умея красиво или незаметно смахнуть слезы. Заплаканное, как у гимназистки, лицо пошло красными пятнами.
— Что вам от меня нужно?.. — проговорила она. — Вы только несчастье приносите. Правильно Рибер про вас сказал… Зачем вы появились? Все было так хорошо… У меня была надежда… А теперь ее нет. Все бессмысленно.
— Слезами горю не поможешь, — сказал Ванзаров. Он нашел место на диванчике рядом с ней.
— Неужели? Какой вы мудрый… И что же поможет мне? Вы не понимаете, о чем говорите…
— Отчего же, тут все предельно ясно. Внезапная смерть Бобби исправила ошибку. То есть не столько ошибку, сколько ваш поступок, чтобы наказать Рибера за его сватовство к Женечке. Вы захотели показать ему, что не нуждаетесь в нем, вы сами будете решать свою судьбу. Бобби принял ваше предложение, не сомневаюсь, что вы предложили ему сделку. Риберу было неприятно, но высокие цели реформы заставили его принести эту жертву. Все осталось, как было: он — с Женечкой, а вы — с Бобби. Формально, конечно. Когда вы поняли, какую ошибку совершили, стали уговаривать Рибера бросить все и быть счастливым вместе. Он не соглашался. Смерть Бобби плюс поездка на Олимпиаду дала вам шанс. И даже запрет на поездку вас не сильно разочаровал. Вчера вы приехали к Риберу, чтобы заставить его отменить помолвку. Он ничего не хотел слушать и был немного не в себе, как вам показалось. Вы устроили страшный скандал, кричали, угрожали, но ничего не добились…
Липа вытерла ладошками мокрые щеки и нос. Руки она, не стесняясь, отерла об рубашку. Как женщина в несчастье, которую перестают интересовать мелочи.
— Вы сказали, что Гришу убили, — произнесла она.
Ванзаров подтвердил это еще раз.
— Как это случилось?
— Примерно так же, как и Бобби: его отравили.
— Но ведь вы сказали… — начал Липа и осеклась.
— Некоторые слова можно говорить только с глазу на глаз. И только тому, в ком можешь быть уверен.
— За что такая честь?
— У меня нет выбора, — ответил Ванзаров. — Убийца едет в этом поезде.
— Кто он? — одними губами спросила Липа.
— Наверняка я не знаю, а предположения слишком опасны.
— Я прошу… Нет, я требую, чтобы вы мне сказали. В конце концов, я имею право, как… Как женщина, потерявшая любимого человека.
Еще не успели высохнуть слезы, а Липа уже была прежней. Она забыла, что одета слишком непринужденно для того, чтобы быть рядом с молодым мужчиной в тесном купе. Что убийца может быть умен, опасен и сильнее ее. Что это наверняка кто-то из старых знакомых. Все это не имело для нее ровным счетом никакого значения. Липа изготовилась к мщению. Чего бы ей это ни стоило.
Ванзаров дернул ус, показывая, в каком смущении пребывает.
— Я не могу раскрыть вам информацию, касающуюся расследования, — сказал он. — Тем более это всего лишь домыслы…
— Назовите эти домыслы, а я сама решу, что с ними делать, — потребовала она.
— Ну хорошо… — Ванзаров порылся в кармане и достал серебряный рубль. — Решка — я приоткрою вам кое-какие факты, орел — вопрос закрыт окончательно.
Липа подхватила у него с ладони денежку, мягким щелчком подбросила и с хлопком поймала в ладошку. Выпала решка.
— Выполняйте обещанное…
— Что ж, слово надо держать. Помните, у вас пропала брошь, что подарил Бобби?
Этот факт показался откровенно бестолковым. Липа не сочла нужным это скрыть.
— Брошь украл у вас Лунный Лис, — продолжил Ванзаров. — Так вот, следствием установлено: Рибер — это и есть Лунный Лис.
— Какая глупость, — сказал Липа. — Рибер обкрадывал меня! Курам на смех.
— Вполне логично: он выигрывал пари у Бобби.
Она хотела что-то резко ответить, но вместо этого встала с диванчика и уселась в кресло. Ванзаров оказался чуть выше ее.
— Что мне делать с этим фактом?
— Теперь подумайте: кому была выгодна смерть Лунного Лиса и одновременно того, у кого он выиграл столько пари.
Вопрос этот оказался не так прост, чтобы его опровергнуть с ходу. Липа задумалась, и задумалась глубоко. Она сосредоточенно рассматривала ковер, забыв о человеке на ее диванчике. Он не мог ждать.
— Среди ваших размышлений постарайтесь вспомнить, кто был рядом с Бобби в тот вечер так близко, чтобы успеть подхватить упавший портфель, — сказал Ванзаров.
— Да-да, конечно, — пробурчали ему, чтобы только скорее ушел.
— И еще одна просьба, госпожа Звягинцева.
На него наконец обратили драгоценное внимание. Липа словно впервые увидела в купе незнакомца, чуть ли не призрака. И не стеснялась выражать это.
— Неужели только одна? На вас это не похоже, господин Ванзаров. Вы, пожалуй, всю руку откусите, дай вам мизинчик…
— Так вот потому и прошу вас не помогать мне в розыске убийцы и не предпринимать никаких энергичных поступков. Хотя бы до нашего приезда. Сыск — не женское дело… Прошу простить…
И он сумел поклониться в тесноте купе. Липа ощутила какой-то особый, ни на что не похожий запах, спорхнувший с его усов. Это было и тревожно, и неожиданно, и… волнующе. Она не поняла, что это вдруг с ней случилось.
6
В его позе было что-то от древнего олимпийца. Лидваль возлежал на здоровом боку, подложив подушки. Было в нем столько мучительного благородства, переживающего свой стыд и одновременно несущего боль с честью, что не хватало только зодчего, чтобы высечь барельеф. Поверженный атлет посматривал на рану, обработанную и туго затянутую, и вздыхал со светлой печалью. Конечно, он потерял шанс принять участие в Олимпийском забеге. Никогда ему не числиться в когорте первых олимпийцев нового века. В лучшем случае будет смотреть с трибун, если сможет сидеть. В этом разочаровании крылось нечто приятное.
Теперь никто не упрекнет его, даже дружеской шуткой, что он не выиграл забег. Лидваль не был уверен в своей победе. Если бы не уговоры Рибера, он не рискнул бы выставить свою кандидатуру. Спорт он обожал, отдавая ему все свободное время. И ясно понимал, что результаты у него не самые блестящие. В атлетическом обществе были куда более достойные кандидаты. Но Рибер выбрал его.
А еще Лидваль ощутил себя мужчиной в высшем смысле этого слова. Он попал под пули, у него боевая рана. И пусть эту рану друзьям не покажешь, засмеют, но супруга будет довольна. Настоящий боевой шрам. Чего доброго, упадет в обморок и будет долго причитать. А он, скромный герой, будет терпеть эти женские слабости, такие, в сущности, милые и приятные. Лидваль плыл в приятных мыслях, незаметно погружаясь в дремоту.