Тайные полномочия
Шрифт:
3
На станцию Иеве поезд прибыл за полночь. По расписанию надо было пополнить запасы воды. Паровоз подкатил к напорной башне, рукав перевели над паровозным котлом и дали воду. Но еще до того, как поезд затормозил, с подножки вагона-ресторана соскочили две фигуры. Они подбежали к станционному дому, освещенному слабым фонарем, и скрылись в тени. Больше из вагонов никто не вышел.
Резервуар был полон, рукав отвели назад, и начальник станции дал сигнал к отправлению. Паровоз свистнул и дернул состав за собой. Те двое догнали уходящий вагон и запрыгнули уже на ходу.
Ванзаров ждал в ресторане.
От бега Курочкин даже не запыхался.
— Ничего, — сказал он, садясь напротив. — Ждали, сколько могли. Телеграмму никто не давал. Да там и телеграф был закрыт.
— До этого в Керселе и Вазенберге то же самое? — спросил Ванзаров.
— На всех предыдущих остановках брали под наблюдение, — ответил филер. — Ничего от самой столицы. Уж сколько возможностей было. Не сомневайтесь, Родион Георгиевич, я лично смотрел.
— Спасибо, Афанасий, у меня нет никакого сомнения…
Курочкин ждал, что его спросят еще, но Ванзаров молчал, разглядывая пустую скатерть.
— Плохо дело? — все-таки решился он.
— Не сказать чтобы плохо, но… — Ванзаров постарался улыбнуться, чтобы подбодрить филера, — … нам не оставляют вариантов на выбор. Делаем ставку на логику.
— Это как?
— Понять, почему нашему таинственному противнику не понадобился телеграф.
— И почему же? — спросил Курочкин.
— Потому, что все было известно заранее. Давать телеграммы было ни к чему. Тем более так пришлось бы проявить себя. Все уже готово.
— А нам что делать?
— Ждать. Мне кажется, вас уже вычислили. Во всяком случае, господина Гривцова — наверняка. Таких бестолковых проводников на железной дороге не держат. Сделаем вид, что слепы и глухи. Во сколько прибываем в Красное Село?
— Около шести…
— На третью ночь привыкаешь не спать… — сказал Ванзаров и сладко зевнул.
Курочкин только диву давался: откуда у этого юного, в общем, человека столько сил. Даже лучшие филеры такого темпа не выдержат.
4
Липа глядела в проносящуюся темноту. Темнота подмигивала неясными огоньками. Одна мысль не давала ей покоя: а если в самом деле открыть окно и покончить со всеми мучениями раз и навсегда. Не будет ни этой тоски, ни этой пустоты, что распирает ей сердце, не будет ничего. А что будет? Липа не знала. И страх, что там действительно не будет ничего и ее не будет уже никогда, еще удерживал на тонкой ниточке. Но ниточка истончалась. В оконном отражении она увидела, как бесцеремонно распахнулась дверь и вошел он. Как будто уже имеет на нее какие-то права. Откуда он знает, кто имеет на нее права. Она их никому не поручала. Липе теперь все время было холодно. Не помогало ни теплое шерстяное платье, ни шаль. Она зябла и не могла согреться.
— Что вам-то от меня нужно? — сказала она, не заботясь, что выйдет обидно и что он подумает. Такие мелочи уже не занимали ее.
— Хочу поблагодарить вас за неоценимую помощь…
— Вы еще мне денег предложите. Ничем я вам не помогла. А лучше совсем убирайтесь. Нет у меня настроения на гостей.
— Еще как помогли! — сказал Ванзаров, усаживаясь на диванчике. — Так ловко выпотрошили и Дюпре, и князя Урусова. Эти происшествия так много рассказали.
Она наконец повернулась:
— И что же вам открылось таинственного?
— Князь Урусов, как видно, просил вашей руки, — ответил он. — И юный Дюпре имел на вас виды.
— С чего вы взяли?
— Только так можно объяснить поступок князя на минуте молчания в память о Бобби. Только так можно объяснить, что Дюпре рассказал Бобби о вашем романе с Рибером. Любовь творит страшные глупости.
— А вам-то что до того? У вас все по логике просчитано, людей на семь аршин вглубь видите… — От этой мысли Липа невольно вздрогнула. Еще не хватало дрожать перед этим субъектом.
— Любовью многое можно объяснить, — сказал Ванзаров. — Например, влюбленная женщина, у которой ловкие и тренированные руки, ворует ради победы любимого человека в дурацком пари мелкие драгоценности. Легче всего ей было украсть из своего же наручного мешочка, потому что украсть оттуда было невозможно. А обокрасть невесту своего любимого — это еще и своеобразное удовольствие. Украв, эта женщина оставляла ничего не значащую записку с каракулями, чтобы все было ясно: вещь украдена, а пари выиграно ее любимым. И наверняка она же и пустила сплетню об удивительном воре — Лунном Лисе, которого никто не видел. Шалость так бы и осталась шалостью, если бы эта влюбленная женщина не взяла у тетки своего будущего мужа дамский портсигар, который брать не следовало. Но и это было, в сущности, пустяком. Куда хуже, что придуманным вором, этим загадочным Лунным Лисом, решили воспользоваться люди, не брезгующие ничем. Вышло так, что любовь женщины ударила по ее же любимому…
Липа ощутила странную слабость в коленях. Наверное, ее укачало в поезде. Чтобы не упасть и не показать вида, что может упасть, она медленно опустилась в кресло.
— Когда вы узнали? — спросила она.
— В тот момент, когда вы пытались убедить меня, что из мешочка, завязанного на руке, можно украсть. При этом забыли, где он у вас висел, чтобы случайно не выдать себя.
— И это все?
— Разбросанный улов Лунного Лиса в доме Рибера. Случился скандал, он не хотел вас слушать, и вы бросили ему в лицо выигранные пари, — сказал Ванзаров. — За что я вам глубоко признателен.
— Почему же меня не выдали?
— Вы не преступница, а любящая женщина. Вас, конечно, следовало арестовать за выстрел. По счастью, дамский «браунинг» дал осечку. Пуля досталась не Женечке, а Лидвалю. После чего испугались, а оружие выбросили в окно, да только холодный воздух остался в купе. Сразу было заметно.
На это разоблачение она не обращала внимания. В его словах было что-то еще. Липа как-то упустила одну важную фразу и теперь хотела вернуться к ней.
— Что это значит: «любовь ударила по любимому»? — только спросила она, и уже знала, нельзя было этого делать, потому что любой ответ изменит ее жизнь.