Тайные практики ночных шаманов. Эргархия – Ночная группа
Шрифт:
– Так это был психоделик? Но когда мне успели его подмешать?
– Успокойся, это не был психоделик. Просто ты открыл в себе новое измерение сознания. Впрочем, я напрасно советую успокоиться. Лучше встревожься. Очень немногие люди видят в этом измерении. И притом, как говорит Доктор, только сегодня и только у нас. Боюсь, этот опыт необратим. Теперь ты знаешь, что сознание – реальность более мощная, чем то, что ты до сих пор называл реальностью.
Генерал внимательно слушал.
– А Змей,
Действительно, красно-зеленый Змей был таким же плотным и тяжелым, как и Голубой Змей Каньона.
Что-то щелкнуло в моем сознании. Я отчетливо ощутил, что есть реальность видимого мира, легкая, но неподатливая, есть пластичная реальность воображения и реальность плотного сознания, формой которого и были оба Змея.
– А как Кобра? – внезапно спросил Генерал.
– Забилась в палатку и плачет.
– Приведи ее сюда.
Сначала я почувствовал раздражение. Эти сволочи, «колдуны проклятые», довели девушку до нервного срыва, а теперь, видите ли, и навестить ее не хотят!
Трудно, что ли пройти полтора километра к ее палатке? Но вдруг я понял, что Генерал не хочет, чтобы его кто-нибудь видел.
Наверное, мои чувства отразились на моем лице – Генерал сказал:
– Да. Я не хочу, чтобы меня здесь видели.
Я поплелся через лес к Кобре. Она действительно сидела в палатке и вытирала слезы.
– Я боюсь сойти с ума, – прошептала она.
Я обнял ее и повел к Упырю и Генералу. Она дрожала всю дорогу и прижималась ко мне при каждом шорохе.
Генерал уложил Кобру на пол шалаша спиной вверх, обнажил ее спину и прощупал позвоночник. Он произвел нечто вроде массажа, оттягивая кожу и разминая ее своими цепкими пальцами. Потом усадил Кобру перед собой, вытащил из кармана своей клетчатой рубашки пробирку с тонкими иголками, вынул иглу и медленным вкручивающим движением воткнул ее Кобре в переносицу. Кобра сидела неподвижно, потом глаза ее закрылись и через четверть часа она уже дремала, прислонившись к стенке шалаша.
– А ты выпей вот это.
Генерал извлек из лежавшего в углу рюкзака маленькую бутылочку, влил ее содержимое в чашку и вручил мне. Я выпил. Это был терпкий горький густой настой какой-то травы. Через некоторое время я почувствовал, как рассасывается лихорадочная тревога и приходит спокойствие.
– Тебе с Коброй действительно нужно отдохнуть пару деньков, – сказал Генерал, – пусть все уляжется в ваших умах.
Он повернулся к Кобре, вытащил иголку. Кобра проснулась. Она выглядела свежей и отдохнувшей. В ее теле опять появилась волнующая гибкость.
Мы разошлись по своим палаткам. Локка ушел на берег, а я вновь погрузился в переживания предыдущих дней.
Я не хотел быть обманутым, но и не хотел терять открывшийся мне мир. И мне совершенно не хотелось терять расположение Кобры. Она со страхом, но непреклонно шла в глубину новой реальности. Мое бегство выглядело бы непростительным малодушием, а я хотел нравиться. Какая-то часть меня принимала слова Локки, но другая была убеждена, что случившееся не было обманом.
Два дня я посвятил дальним прогулкам, купанию в Днепре, ночным свиданиям с Коброй, которая опять стала прежней, обольстительной и веселой. Я пытался заговорить с Толстяком и Помощником, но они уклонялись от бесед. Видимо, распоряжение о трехдневном карантине было доведено до всех инструкторов. Во всей их команде чувствовалась жесткая дисциплина, несмотря на внешнюю хаотичность и ненавязчивость.
Вечером второго дня ко мне подошел парень из Питера. Вид у него был крайне озабоченный. Он начал без предисловий.
– Я слышал, ты и Кобра видели Светящегося Змея.
– От кого же ты это слышал?
– От Барбароссы. Дело в том, что я тоже видел это чудовище.
– Когда?
– Этой ночью.
Парня била дрожь. Он судорожно сглатывал слюну. Я подумал, что еще недавно выглядел точно так же, и невольно засмеялся.
– Ничего в этом нет смешного, – с обидой произнес Питерец, – я не знаю, что это было. Я хочу обсудить с тобой наш общий опыт.
Он рассказал, как после ночной беседы за костром его пригласил на прогулку в Голубой Каньон Барбаросса.
Они выбрались на склон, сели. Барбаросса попросил его внимательно смотреть на исток ручья. Так они сидели часа два. Потом появилось голубое свечение, и из ручья выполз Светящийся Змей.
– Он вполз мне прямо в голову, – напряженно сказал Питерец и закашлялся. – Я не могу понять, влез ли он в меня, или это я расширился до размера Каньона.
– Ты чувствовал его плотность? – спросил я.
– Да-да, – судорожно глотая, ответил он, – ты это очень точно сказал, он был плотный, тяжелый и давящий. Я его не только видел, но чувствовал его тяжесть. Я не мог подобрать этого слова – плотность. И ты знаешь, я видел его со всех сторон сразу. Он был внутри меня, внутри моих глаз.
– А до этого Черногорец показывал тебе свои картинки?
– Да, и прошлым летом, и этим, дней десять тому назад.
– И какую картинку ты выбрал?